Замуж за принца - Лондон Джулия. Страница 24

— Я ни разу ее не видел, — ответил судья.

— Папа! Хватит дразниться, — взмолилась Холлис.

— Уж лучше я от собственной руки сгину, чем посмею над тобой смеяться, милая моя.

— Так вот, у нее масса новостей, — продолжала Каролина. — К ней приходило несколько джентльменов, они расспрашивали о перчатке.

— О перчатке? Какой перчатке?

— О той печально известной перчатке, которую обронили в Кенсингтонском дворце. Это произошло у частных покоев в Кенсингтоне, после того как наследный принц Алусии покинул бал. Кое-кто полагает, что это был своего рода сигнал. Ну, понимаете, дать знать убийце, что час настал! — объяснила Холлис.

— Ах, такого рода сигнал… — пробормотал судья. — А быть может, это всего лишь оброненная перчатка и не более того?

— Возможно, — согласилась Холлис.

Судья глубокомысленно покивал.

— Но я полагаю, что модистка не стала выдвигать версии, что эту перчатку носил фельдмаршал, не так ли?

— Нет, просто я уверена, что именно так она и думает, — ответила Каролина.

Элиза с сестрой переглянулись.

— Насколько я понимаю по внезапно повисшему молчанию моих дочерей, мы все полагаем, что модистка узнала об этих домыслах по поводу фельдмаршала. Элиза, милая моя, ты поступила крайне необдуманно, когда отнесла ту записку Холлис. А ты, Холлис, поступила еще более необдуманно, когда ее опубликовала.

— Но, папочка, мы могли бы помочь, — попыталась возразить Холлис.

— Вы ничем помочь не сможете, только зря шум поднимете. Я не желаю, чтобы мои дочери принимали в этом хоть какое-то участие. — Он отложил вязание и повернул голову, направив взгляд в центр комнаты, где стояла Элиза. — Я должен настоять на том, чтобы вы дали мне слово. Обе! И вы тоже пообещайте: ты, Каро, и ты, Поппи. Я не желаю, чтобы каким-либо образом вы были вовлечены в расследование смерти этого несчастного. Обещаете?

Все четверо робко пробормотали, что обещают.

— Этот бал принес настоящие хлопоты, — проворчал судья. — Я представляю, как вы закатываете от возмущения глаза.

— Папа! — укоризненно произнесла Элиза и посмотрела на Холлис с немым вопросом: стоит или нет рассказывать отцу остальное.

— Да! — Он опять принялся за вязание. — Еще что-то?

Элиза собралась с духом.

— У нас были посетители. — И она поведала отцу о визите принцев. Элиза ожидала, что он устроит ей настоящую взбучку, но, когда она рассказала, как принц посмел разговаривать с ней и как она мгновенно выставила его за дверь, отец рассмеялся.

— Что ж, это развеет все мои страхи по поводу того, что один из этих принцев может отобрать тебя у меня, Элиза. А нам с Поппи будет так одиноко без тебя.

— Всех холостяков я оставляю на попечении Кары, — заверила Элиза. — В прошлом месяце я прочла в «Газете», что она высоко ценится на рынке невест.

Каролина засмеялась.

— Никогда не сомневалась в том, как полезно иметь друзей, выпускающих газету. А сейчас мне действительно пора. Сегодня вечером мы ужинаем у Монпассанов. — Она наклонилась, погладила Приса, который запрыгнул судье на колени.

Когда Каролина ушла, Элиза вернулась к своим часам, а Холлис продолжила делать какие-то записи. Жизнь вернулась в свою обыденную колею.

Такой обыденной она и оставалась до следующего дня, когда Каролина прислала весточку, что пригласила Люсиль, дочь банкира, в субботу на чай.

Никаких сомнений относительно того, что они откажутся от своей затеи, даже несмотря на предостережения судьи, не возникло.

Эта троица никогда не слушала то, что им велели делать мужчины.

Глава 10

Леопольд был в ярости из-за поступка Себастьяна, и тот нехотя признал, что брат оказался прав. К сожалению, когда мисс Триклбэнк заявила, что не собирается сообщать отцу об их визите, он не на шутку разозлился и вышел из себя. Но в его оправдание можно сказать, что несколько дней Себастьян был сильно подавлен и к тому же никогда в жизни не встречал такой непочтительной женщины.

А сам дом! Все смешалось: часы, собаки с котами, пряжа, книги! Все эти веревки и ленты, натянутые вдоль стен и протянутые в комнаты, разбросанные туфли, шали, бумаги. Дом казался захламленным и обособленным, и если этим странным людям, живущим в нем, он явно подходил, то принц был просто сбит с толку.

Ему хотелось рассмотреть все, что он там увидел. Понять, как живут англичане. Осознать, почему люди хранят книги на полу.

— Хуже ты поступить не мог, — выплескивал свое раздражение Леопольд.

— Да уж, это было ужасно, — кивнул Себастьян. — Но скажи, разве ты когда-нибудь встречал более дерзкую женщину?

— Йе, она нахалка! Но какое это имеет значение? Она — никто. Просто поденщица.

— Именно поэтому я и не сдержался, — пожаловался Себастьян. — Еще никогда в жизни со мной не говорили, как с простым смертным. Попомни мои слова, Лео, если позволить простолюдинам так непочтительно обращаться с принцем, то вскоре и лорды станут плевать тебе под ноги. Какая же она хамка!

— Тебе вообще не стоило туда ходить, Себастьян, а сейчас ты еще больше привлек к себе внимание. Вот увидишь, рассказ о том, как ты оказался в прихожей этой поломойки, в мгновение ока облетит весь Лондон. — Он покачал головой. — Поверить не могу, что это я тебе говорю.

Себастьян и сам был поражен. Ведь Леопольда не раз призывали к ответу за ненадлежащее поведение, обычно после бесконечных гулянок, где виски лилось рекой и было слишком много женщин.

Однако Себастьян всегда был примерным сыном. Откровенно говоря, принц удивился, как быстро он вышел из себя, общаясь с этой женщиной. Ему хотелось верить, что всему виной напряжение последних дней, связанное со смертью Матуса, но, оглядываясь назад, он осознал, что отчасти разозлился из-за того, что кто-то посмел ответить ему отказом, тем более женщина.

Он привык к тому, что ему отвечали: «Да, ваше высочество» и «Как пожелаете, ваше высочество». Но она без малейшего зазрения совести отказалась выполнить его приказ, отмахнувшись от него, как от малого ребенка. Себастьян был сбит с толку ее поведением, ведь окружавшие его женщины всегда были предельно внимательны к нему, всячески пытались угодить даже в самой малости, старались оказать хотя бы незначительную услугу. А эта женщина потребовала, да еще таким возмутительным тоном, покинуть ее дом! Если бы она была алусианкой, он бросил бы ее в тюрьму или позаботился бы о том, чтобы она до конца жизни драила полы.

Но подобное даже представить невозможно, поскольку ни одна алусианка никогда бы такого себе не позволила. И он рискнул предположить, что ни одна другая англичанка тоже.

Эта женщина… Никогда в жизни он еще не встречал подобных ей. Она была довольно симпатичной, с золотисто-каштановыми волосами и невероятно яркими серо-голубыми глазами. И все же она была не похожа на всех тех красавиц, которых он встречал ранее. Сначала он не понимал, в чем ее особенность, но потом, поразмыслив, осознал — ее взгляд не был исполнен радужной надежды. Она точно знала, кто он, и все же не взирала на него с каким-то почтением и уважением. Эта женщина смотрела на него, наследного принца, вообще без всякого почтения.

Это странным образом выбивало из колеи. Себастьян не знал, как отвечать взглядом женщине, которая считала его незваным гостем, и каково ощущать себя обычным человеком, а не предметом вожделения или мечтаний. Такое отношение не вписывалось в картину его повседневной жизни.