Замуж за принца - Лондон Джулия. Страница 33

Глава 12

Прошел час.

Себастьян нетерпеливо расхаживал по улице, подвергая сомнению все то, что знал о себе. Мисс Триклбэнк — Элиза — оказалась права на его счет: он, кажется, действительно сошел с ума. Он так долго бродил по парку, что какой-то старик прогнал его, закричав, что этот парк не для бродяг, а только для жителей окрестных домов.

Он поговорит с Эгием о более приемлемой одежде.

Принц беспокойно ходил по периметру сада, ожидая новостей от дочери банкира, которая наверняка ничего не знала.

Что ж, он сам виноват, что послушал Элизу. Женщину, которая живет в захламленном доме в той части Лондона, которая не поддается описанию. Она ничего не выяснит — как она может выяснить? Да и что вообще может знать дочь банкира? Тогда почему он так вцепился в эти крохи сведений, возможно имеющих отношение к последней ночи в жизни Матуса?

И почему так получилось, что в ту ночь Элиза обратила на его секретаря больше внимания, чем он сам? Неужели чувство вины заставляет его вести себя подобно глупцу и гоняться за призрачными подсказками? Или, быть может, всему виной его бессилие, неспособность что-либо сделать самостоятельно? Но Себастьян точно знал, как ему должно поступить, чтобы, по крайней мере, создать видимость, будто он отомстил за смерть Матуса. Он не мог вернуться в Хеленамар, не зная, что сказать вдове Марибеле. Он мог представить себе, какой это сокрушительный удар для Марибелы. Себастьян был уверен, что у семьи Рейно был счастливый брак, скрепленный любовью. Казалось, они искренне наслаждались компанией друг друга. Будь Себастьян простым смертным, он и сам мечтал бы о таком браке.

Как же Марибеле будет не хватать Матуса! Как же ему самому не хватает его друга!

Но, с другой стороны, чувства, распирающие его изнутри, имели иную природу, природу, которую он еще не мог понять или объяснить, но которая заставляла его с безумным видом расхаживать по улице.

Никогда прежде он не испытывал столь глубоких чувств. Ощущение было таким неожиданным и исключительным, что он не понимал, что с ним делать и как от него избавиться. Он даже не знал, хочет ли вообще избавиться от этого чувства. Что бы это ни было, складывалось впечатление, что оно поглощало все разумные мысли.

По крайней мере, самому себе он мог признаться, что высоко ценит Элизу Триклбэнк. Первоначальное презрение сменилось удивлением, а потом благодарностью за ту неожиданную роль, которую она играла в этом мире. Пока они шагали по улице, ему хотелось прикоснуться к ней, заглянуть в ее серые глаза и увидеть, как они блестят. И ему было плевать на то, что она, похоже, не испытывала к нему должного уважения, да и, говоря откровенно, он вообще не вызывал у нее симпатии. И это интриговало его еще больше.

Но, кружа по площади, Себастьян вдруг осознал, что ему очень хочется, чтобы она была о нем хорошего мнения. А еще он хотел, чтобы она испытывала к нему уважение. Но самое ужасное заключалось в том, что он не знал, как это уважение завоевать. Ему никогда не приходилось завоевывать уважение других, никогда не хотелось произвести на кого-то впечатление. Ему всегда доводилось делать только одно — дышать, а остальные и так хлопотали вокруг него.

И эта абсурдная идея начала малу-помалу занимать его мысли. Он гадал, почему Элиза так задерживается? Мысли о его уважении к ней и причинах, по которым он хотел заслужить такое же с уважение с ее стороны, поглотили его настолько, что Себастьян уже не мог покинуть сады Гросвенора, даже если бы и захотел. Он решил во что бы то ни стало завоевать расположение этой молодой женщины.

Ожидание оказалось утомительным. Он не стал садиться в карету, ибо всячески избегал своих стражей. Они ждали: один — прислонившись спиной к стене в переулке, а второй — к одной из лошадей.

Дважды Себастьян садился на скамью, наблюдая за прохожими, которые спешили по своим домам или в гости. Дул порывистый ветер, и вот-вот грозился хлынуть дождь. Он взглянул на часы на башне на углу площади — половина шестого. Он уже начал тревожиться, потому что в Кенсингтоне его уже наверняка хватились. Он больше не мог ее ждать.

Крупная капля дождя упала ему на плечо. Себастьян огляделся по сторонам, никого не увидел в парке и направился к раскидистому дереву, чтобы спрятаться под ним. Он поднял ворот пальто до самых ушей, поглубже натянул шляпу и, скрестив руки на груди, продолжил ждать. По всей видимости, он ненадолго задремал, прислонившись к дереву, потому что вздрогнул, когда двери дома № 22 неожиданно распахнулись и его спешно покинула женщина в коричневом плаще, шляпке и в очках в металлической оправе, соскользнувших на самый кончик носа. На крыльце она обернулась и энергично потрясла руку еще одной дамы. Затем она бросилась вниз по лестнице, за угол, где у тротуара ее ждал кабриолет. Из него вышел какой-то джентльмен, помог ей забраться внутрь, задернул шторки на входе, сам сел на место извозчика и пустил лошадей рысью.

Затем на крыльцо дома № 22 вышла Элиза Триклбэнк, и Себастьяну показалось, что у него перестало биться сердце. Она разговаривала с какой-то женщиной и одновременно завязывала ленты своей шляпки.

Себастьян вышел из сада, готовый перехватить ее и сопроводить домой, когда к двум дамам на крыльце присоединился джентльмен. Он стоял, уперев руки в бока, и выглядел крайне возмущенным. Со стороны казалось, что он о чем-то жарко спорил с подругой Элизы. Себастьян не слышал, о чем они говорят, но отлично улавливал интонации. Он видел, как Элиза поцеловала подругу в щеку, сделала реверанс джентльмену и поспешила по лестнице вниз. Спрыгнув с последней ступеньки, она быстрым шагом направилась прочь.

Себастьян шагнул в ее сторону, но тут же осознал собственную ошибку — его немедля заметила подруга Элизы. И теперь, совершенно не обращая внимания на то, что говорил ей джентльмен, она не сводила с Себастьяна пристального взгляда. Он понял, что, несмотря на расстояние, разделявшее их, она узнала его, и ощутил, как внутри все сжалось. То, что его могли узнать, заставляло Себастьяна прятаться в тени Кенсингтонского дворца, за спиной своей стражи.

Но сейчас он не мог даже думать об этом — Элиза уходила прочь, запахнувшись в плащ. Ветер развевал полы плаща, и казалось, что она вот-вот взлетит. Он перебежал улицу, догнал девушку и окликнул ее:

— Элиза!

Она вздрогнула и подняла голову. Начался дождь, и он протянул ей руку.

— Побежали!

Она без колебаний сунула свою хрупкую ладонь в его руку, позволяя ему стремительно увести ее к карете. Он распахнул дверь, втолкнул ее внутрь и сам запрыгнул следом. Сеастьян почувствовал, как качнулась карета, когда его охранники взобрались на козлы. Он открыл окошко над головой.

— Бедфорд-сквер, — прорычал он и закрыл окошко.

Со шляпки Элизы капала вода. Она запыхалась, а ее глаза радостно блестели. Девушка сняла шляпку и стряхнула воду на пол.

— Вы мой спаситель! — весело воскликнула она. — Пока бы я шла домой, на Бедфорд-сквер, вымокла бы до нитки. — Она окинула взглядом обитые бархатом стены, провела рукой по бархатным, туго набитым подушкам и спросила: — Это ваша карета?

— Нет. — Себастьян пытался не смотреть на ее губы и вернуться к насущным вопросам. И все же в глубине души он отказывался отводить от нее взгляд и смотреть на то, как она сидит, скрестив ноги и весело болтая одной ногой над другой. Какие же хрупкие и изящные у нее ручки, лежащие на коленях! — Вам удалось узнать что-либо полезное?