Соблазнить верную (СИ) - Золотаренко Татьяна. Страница 12

И сейчас, когда Вадим подкрепился еще и действиями мага, которому мало-мальски верил, «замораживать» этот сценарий он не собирался – оставалось двигаться только к финалу.

И сейчас об Анне он понял одну вещь: до сих пор ей удавалось владеть собой исключительно по той причине, что она постоянно находится в состоянии напряженной борьбы со своим желанием. А значит, ей нужно расслабиться, о чем и говорил Петр. Вот выпьет немного, тогда посмотрим, каково ей будет продолжать лицемерие. Ведь он, Вадим, ясно ощущал своими мужскими флюидами жар, излучаемый ее телом… и постепенно нарастающую беспомощность. Она слабела на глазах под давлением сжигающей ее страсти, приводившей тело в предобморочное состояние. Ибо болезни и недомогания, на которые она жаловалась – все это лишь повод для того, чтобы поменьше сталкиваться вместе. И Ковалев видел это именно так.

Он не переставал себе повторять: женщинам нужен секс не меньше, чем мужчинам. И опытный представитель сильного пола непременно учтет это тогда, когда поставит перед собой цель. Потому что он – хищник. А она – жертва. Но не его жертва. А жертва страсти, овладевающей всеми и всегда, и даже тогда, когда речь идет о навязывании своему телу принципов ума. Поэтому сейчас этот ум нужно попросту расслабить, увести от бдительности, чтобы он меньше думал и убеждал. Вот в этом Ковалев полностью был согласен с мнением мага-ассистента-фотографа Меликова.

Она предполагала, что все закончится плачевно для ее измученной испытаниями души и падкого на грехи тела. Бросила беглый взгляд в сторону режиссера и, поймав себя на улыбке, тут же насупилась. Да, для нее это серьезная провокация. Или, скорее, искушение.

Он излучал какие-то чарующие флюиды, притягивающие к себе женщин, будто рабынь. Большинство не могли остаться равнодушными. Гипноз? Нет! Нечто более могущественное и коварное скрывалось под видом мужественного обаяния и внутренней мягкости. Его сила излучалась из глаз, и она же ослепляла, выманивая из реальности в какой-то другой несуществующий мир, из которого возвращаться женщинам не хотелось.

Ане удавалось выдернуть свое сознание из этого наваждения и, пользуясь моментом, она старалась отвлечь себя воспоминаниями о муже. Или еще лучше – найти способ с ним связаться, что в последнее время давалось крайне тяжело. Ведь на самом деле никто не знал, что ее ситуация в семье куда серьезней.

Весь вечер Анна избегала своего босса: отметившись в беседе с журналистом, а затем – с парой коллег, решила исчезнуть из вида окружающих. Соседняя с залом комната, куда она попала через общий балкон, оказалась пустой и абсолютно темной. Благодаря электронному свету, падающему сквозь окно из улицы, были различимы только очертания мебели. Кажется, здесь можно переждать вечеринку и затем покинуть ее в конце, как и положено. Вроде как посетила мероприятие, и в то же время без соблазнов и провокаций для себя.

Откинувшись на диване, она устремила свой взгляд в темноту. «Хоть бы не уснуть», – промелькнуло в мыслях. Но уснуть ей помешал вибрирующий телефон. Ну вот… долгожданный звонок… Хотелось взмолиться от радости.

– Здравствуй, – мягко произнесла она в трубку, и на языке крутились слова «милый, любимый, особенный». Но Аня знала, что на той стороне провода прозвучит железный и монотонный тембр. И она не ошиблась.

– Привет. Как дела?

– Уже лучше, – а в мыслях снова ликовало «потому что слышу тебя», но Аня не осмелилась озвучивать эти слова.

– Дома?

– Нет, к моему великому сожалению.

Напряженное молчание в телефоне.

– На репетиции опять? – вопрос звучал со сдерживаемой раздражительностью, которую она уже давно научилась ощущать на расстоянии.

– Нет. Небольшой банкет, предпремьерный, скажем так.

– Звездой грозишься стать. Уже гуляешь на вечеринках…

– Это формальность, – сухо объяснила она. – Я сейчас сижу в отдельной комнате, чтобы переждать эту стихию и отправиться домой.

– Карина с кем?

– С Маришей.

Послышался нервный и шумный выдох в трубку. Аня попыталась совладать с собой, настраиваясь на спокойствие во избежание скандала.

– Я так понимаю, что нам поможет только развод, – расстроенно констатировал он.

– Развод? – она поднялась с дивана, не веря услышанному. – Вова, мы венчаны, ты не забыл?

– Нет, конечно. Но разве тебя что-то изменит?

– Меня? А в чем сейчас я виновата перед тобой? Все то, что было раньше, уже выплакала и выстрадала, осмелюсь напомнить. Забыл, сколько раз раскаивалась и просила прощения? Но, похоже, что ты так и не простил. А ведь сколько лет прошло, Вова!

Едва усмирив дрожь в голосе, она прикрыла динамик рукой, чтобы он не слышал, как она пытается удержать в себе порывы отчаянных слез.

– Возможно, не простил, – сдавленно признался он. – Это тяжело простить, Аня. Ибо для того, чтобы простить, надо всё напрочь выбросить из своей памяти. Ты смогла бы?

– Я понимаю… Но последнее твое обвинение было беспочвенным.

– Потому что сначала ты попала под подозрение, а затем сделала выбор, вопреки моему желанию, – пошла против семьи.

– Володь, зачем ты так? Я впервые в жизни занимаюсь тем, что люблю всем сердцем. Я могу отказаться от сцены. Но тогда я буду не я. Это ведь призвание души.

– Призвание женской души заниматься семьей и домашним очагом.

– Есть женщины, которым для счастья хватает именно этого. Мне – нет. Я не могу быть просто домашней кошкой.

– Хорошо. Тогда скажи мне, Аня, только честно: сейчас в этой пьесе ты играешь легкомысленную даму… Неужели ты не соблазняешься, когда другой мужчина, пусть и актер, к тебе прикасается?..

Последние слова Володя выдавил из себя с гневным приступом ревности.

– Тебе ведь нужно играть правдоподобно, – все же продолжил он, пересиливая желание остановиться.

– Несмотря на откровенность идеи, в пьесе речь идет больше о психологии данного типа женщин, о фатальности греха сладострастия, – преодолев вспышку ярости, объяснила она. – И только одна сцена…

– Но она есть! И каково тебе? – муж повышал голос, словно пытался вынудить ее признаться в том, что сам боялся услышать.

Она и не думала хитрить, и в эмоциях выпалила:

– Каково мне? Да несладко! Хотя бы потому, что, оставив меня, ты лишил не только мою душу, но и тело того, в чем оно крайне нуждается.

– Значит, мысли о сексе с другим тебя все-таки посещают? Значит, и исправления нет! И значит, я не зря ушел.

– Не зря ушел, говоришь? – с горечью в голосе промолвила она. – Ладно, ослепленный ревностью ты наказал меня. А ребенка? За что ты наказываешь ребенка? Карина все время спрашивает, когда ты приедешь и почему ей не звонишь… Несколько месяцев уже без тебя живет. Считает, что в чем-то виновата. Она ведь не видит наших разногласий, не понимает причин.

– Да… тут соглашусь… – послышалось некое раскаяние в голосе. – Не хотел с тобой сталкиваться.

– Да не надо со мной сталкиваться! – из груди от боли вырвались рыдания. – Можешь прийти, когда меня дома нет. Или свозить ее на отдых, ребенок света белого не видит. Нет у меня сейчас на это денег!

Не желая далее продолжать бесполезный разговор, она оборвала звонок и со всей силы бросила телефон в стену.

– Ай-ай-ай, – раздался голос из темноты.

Осознание того, что кто-то слышал ее беседу, вмиг придушил внутри все невыплаканные слезы.

– Кто здесь? – спросила тихо Анечка, всей собою надеясь на то, что ее догадки не подтвердятся.

В правом углу, погрязшем в самую зловещую тишину, вспыхнул маленький огонек от зажигалки. Лицо Вадима мерцало разными эмоциями, но наиболее очевидным Ане показалось злорадство.

– Нельзя было дать знать, что вы тут? – импульсивно выпалила она.

– Простите, но как только я поверил в свою удачу, что мы остались наедине, и решил приступить к беседе, как раздался телефонный звонок и я не стал вас перебивать. Простите, Анечка.

Огонь от зажигалки потух, и в этом магическом появлении-исчезновении Аня ощутила нечто угрожающее, заставившее сердце содрогнуться в неприятном предчувствии.