Куплю тебя дорого Кукла (СИ) - Штогрина Анна. Страница 31
Несколько моих пробуждений были подобно дежавю. Все повторялось по накатанной. Я уже откровенно заебался, что меня усыпляют, как бешенного пса.
Поэтому, когда я в очередной раз очнулся, спустя несколько дней, и сука в белом халате сразу схватилась за шприц со снотворным, я поспешил ее осадить.
- Бля. Угомонись. Я не встаю. Уговорила,- лежал и медленно приходил в себя, подкапливая силы.
- Это хорошо. Потому что вам нельзя еще двигаться. Врач и ваш брат, Рамазан Юсупов, дали мне четкие указания, не позволять вам шевелиться.
- Понял уже, что брат постарался!- гневно рыкнул я,- Позови мне моих охранников,- скомандовал я. Был уверен, что за дверью есть дежурные.
Девка посомневалась секунду, но спорить не стала. Знает, что скоро я встану и ей будет хана за неподчинение.
Она выпорхнула за дверь и вскоре вместо нее показалась протокольная морда Дэна.
- Как я рад, Шамиль Амирович,- начал с порога мой верный соратник.
Я махнул рукой. Мне его приветствия похрену.
- Где Милена?- сходу спросил о той, которая стала моим наваждением и образом в постоянных кошмарах.
- Кхе...девушка в Царских дачах,- уклончиво ответил он. Я нахмурился и ждал продолжения рассказа о ней, но Дэн подозрительно молчал.
- Пусть немедленно привезут ее ко мне,- четко скомандовал я.
- Рамазан Амирович приказал не выпускать ее...из подвала,- тихо и шугливо добавил Дэн.
Злость вспыхнула во мне, затопив черным месивом нутро. Моя хрупкая девочка, фарфоровая кукла, провела неделю в подвале?!
- Ты что охерел?! С каких это пор в моем доме правит брат? Немедленно звони и скажи, что б ее выпустили и помогли собраться. Чтоб через час девчонка была в этой палате. Иначе я тебе башку откручу. И Рамазану за компанию,- прорычал озверело я.
Дэн лишь кивнул. Достал телефон и отдал необходимые указания.
- Вам нельзя нервничать,- пискнула из-за спины охранника медсестра.
Я усмехнулся. Скоро увижу свою куклу...
- А я и не собирался. Пока...
Милена Ксавье.
Условия моего содержания в подвале после встречи с Рамазаном стали терпимее. Ко мне приставили амбала с квадратной мордой. Он меня кормил и поил. Водил в туалет и душ. Принес теплые вещи и плед с подушкой.
Меня это не радовало. Скорее наоборот пугало. Потому что говорило о том, что я здесь надолго.
Единственное, чего мне не давали - так это никакой информации касаемо сына и Шамиля.
Смерть отца подкосила мою волю. Несколько дней я лежала пластом. Даже вставать не хотела. Только жалобно подвывала и скулила в углу.
Найти смысл жизни оказалось сложно. Только вспомнив за маленького сына, я немного воспряла духом. Строила в уме планы, как выберусь и сожму его в тисках своих объятий. Как сразу заберу его в Сюрен. Возможно, навсегда!
Думая про отца, слезы все время наворачивались на глаза. Я вспоминала детство. Нашу счастливую семью. Папу, по уши влюбленного в мать. Он боготворил ее, эту надменную и отрешенную француженку.
Моя мама всегда была скупа на эмоции и позволяла ему любить себя, при этом оставаясь далекой и эгоистично холодной к нам.
Они с папой встретились случайно. Она приехала по работе в фирму, в которой работал отец. Огромный концерн имел представительства в разных странах. И во Франции в том числе.
Папа мне часто рассказывал, как впервые увидел красивую высокую женщину с каштановыми вьющимися волосами и всегда строгим выражением лица. Он ухаживал за ней целый месяц, прежде чем она позволила пригласить себя на свидание. Отец тогда выбрал шикарный ресторан и взял напрокат дорогую машину. Спустил часть отложенных денег от своей скромной зарплаты, лишь бы угодить снежной королеве, холодной красавице.
Перед отъездом обратно в Сюрен, мать узнала, что беременна. А так, как она была старше папы почти на восемь лет и ей тогда уже было необходимо рожать, то они приняли решение пожениться и оставить ребенка.
Мама не выдержала жизнь в наших краях и спокойный семейный быт. Она уехала. Разладу в семье предшествовали долгие годы ссор. Мама всегда унижала отца. Открыто говорила, что он ничтожество и не добился в жизни золотых гор. Не достиг высот, которые были так ей необходимы. А отец лишь понуро склонял голову и упрямо шел на работу. Ведь не все рождаются, чтоб стать миллионерами. Кому то суждено просто работать. И просто любить дочь и жену...
Сначала я ненавидела маму. К тому роковому дню, как она сбежала от нас, мне исполнилось шестнадцать лет. Я уже прерасно понимала, что бросать нас она не имела морального права. Злость на ее равнодушие и холодность съедала меня долгие годы. А глядя на то, как страдал в одиночестве отец, я вообще была готова ее убить.
Затем, анализируя ситуацию с маминой стороны, я пыталась найти ей оправдание. Связь с отцом должна была остаться без последствий. Быть для нее случайным служебным романом. Жизнь матери до появления меня была распланирована в ее мозгу на долгие годы. И идеальный образ мужа, который хранился в ее голове, был далек от среднестатистического мужчины из далекой чужой страны.
Именно я соединила ее с человеком, которого она не любила. И она долгие шестнадцать лет ломала себя, живя с нами.
Чем старше я становилась, тем отчетливее видела всю картину. Но, по человечески, мне всегда было жаль папу.
Мама всегда хотела, чтоб я уехала с ней. Но я знала, если и я его предам и брошу, то долго он не протянет.
Я без сожалений осталась жить с ним. И в те несколько раз, что ездила в Сюрен, навещать родственников, всегда к нему возвращалась.
И вот теперь, жизнь моего честного и доброго отца, любящего деда, прервалась в одночасье. Муки неразделенных чувств до последнего дня не давали ему покоя. И хоть он и смирился с тем, что вернуть маму ему никогда не удастся, он холил и лелеял в душе воспоминания о лучших в его жизни шестнадцати годах, проведенных нами настоящей крепкой семьей!
Глава 26
Одинокая лампочка под потолком с длинным проводом, уходящим за дверь освещала мою унылую темницу.
Стены с неровно накиданной штукатуркой стали родные за долгие дни заточения. Сороконожки стали моими домашними животными. Я ловила себя на том, что начинала с некоторыми из них разговаривать и даже выдумывала им прозвища. Сырость от пола и затхлый запах приелись. Я уже не различала это зловонье.
Возможность выходить в туалет и душ разнообразила мое заточение. Теперь я жадно ловила каждый миг на свободе. Сидела по долгу в ванной комнате, наслаждаясь запахом мыла и геля для душа. Когда мой тюремщик начинал злиться и пинать дверь ногой, я нехотя шла обратно в подвал.
Дом опустел. Кроме меня и нескольких людей из обслуги больше никого в нем не находилось.
Глядя мельком на лестницу на второй этаж, я вспоминала о Шамиле и его комнате с огромной кроватью. Я тосковала по этому красивому статному мужчине. Мечтала, чтоб он скорее поправился. И насколько сильно я боялась встречи с ним, настолько же я ее желала.
Его большие горячие ладони на моей коже оставили отметины. Клеймо, которое теперь навеки во мне. Их выжженные следы я прям физически ощущала на шее, на груди и на бедрах.
Я не давала себе детальный отчет, почему Шамиль Юсупов занимал мои мысли, когда вокруг рушился мой мир, и я утопала в горе. Просто надеялась на его выздоровление и нашу скорую встречу.
Мой тюремщик вошел без стука. Я резко встала, вытянулась в натянутую струну. Это что то новенькое! Обычно сам он ко мне не заходил, если я не звала.
Значит одно из двух. Либо Шамиль умер и пришли по мою душу. Либо он пришел в себя, и меня наконец отпустят.
- Собирайся и на выход,- буркнул амбал.
Я оглянулась по сторонам. Кроме своего измученного тела с искалеченной душой собирать мне нечего.
Поэтому я нерешительно поплелась навстречу неизвестности.
- Иди в душ и переоденься. Поедишь сейчас к хозяину на ковер,-- скупо пояснил мужик.