Сказка про монаха (СИ) - Прибылов Александр Геннадьевич. Страница 6

Происходившее сразу после нападения И-Жэнь не помнил — после того, как Цзянь-фэнь зарубил чудище, сознание покинуло хэшана. Очнулся он вскорости на лавке под бабьи причитания. Впрочем, голосили не о нем. И даже не о погибших. О непутевой дочке да о молодом господине. Вполне себе живых, кстати, хоть и беспамятных.

Узнать о происшедшем сразу после победы поначалу не получилось — люди что-то делали, перебарывая недавний ужас и еще не отступивший страх. А то как новая напасть явится? И на вопросы не отвечали. Осталось лежа на грубой скамье — сил подняться просто не было — наблюдать, как выживший десятник приводит подчиненных в чувство, крепким словом и кулаком — правильный командир — заставляет закрыть символические ворота, организовывает сбор тел и их фрагментов, как над останками чудовища складывают кострище из хвороста.

Лишь чуток позже, вразумив уцелевших, десятник подошел к лежащему у-сэну. Изобразил телом независимое этакое уважение.

— Смотрю, очнулся почтенный?

Сил было немного, и почтенный только ухмыльнулся в ответ.

И поведал десятник Сян по фамилии Шу, что не ведает, что делать дальше. Совместно решили, что, коль не явилось больше чудищ, то вряд ли и явятся, но охрану организовать надо. Да посыльного, из тех кто посмелее, отправить в усадьбу Бяней надо…

Немногим позже, оклемавшись, сходил монах к ручью постираться. Чем подтвердил свой героизм. И, видимо, заслужил кормежку из рук старой карги, единственной не потерявшей голову из женщин.

А с рассветом заявились сначала Старый Бянь с охраной, а потом и уездный пристав — самый младший чин из местной администрации, и как положено младшему, самый легкий на подъем. Вот тогда то И-Жэнь снялся со своей лавки и откочевал на сваленные у ограды бревна. Смотреть, как поджарый мужчина в чиновной шапке-гуань, да с партикулярный мечом проводит следствие. Смотреть, да думать…

Наконец монаха позвали под требовательные и полномочные очи. То бишь к столу, за которым на чурбаке воссел пристав, а рядышком встал, демонстрируя почтение государевой власти дафу Бянь — сам власть не меньшая, пожалуй.

— Господин высокий пристав! — И-Жэнь сложил руки в приветствии и низко склонился. В голове колыхнулась тупая боль. — Господин! — совершил поклон старосте. — Вот подорожная и паспорт, господин пристав! — двумя руками протянул вощеный сверток и деревянную табличку.

— Не бродяга, — кивнул чиновник быстро просмотрев надпись на дощечке и коротко оглядев сверток. И приказал:

— Рассказывай…

Не силен был монах в вероучительных проповедях да диспутах, это вопрошающие наверняка вызнали. Ждали трепа и уклончивости обычных для множества его коллег, путешествующих по просторам Поднебесной. А услышали краткое и по-воински четкое изложение событий прошлого дня. Впрочем, одно скользкое место все же осталось. Чтоб спросили, ага.

— … Скрестили клинки? — пристав склонил голову к плечу, разглядывая монаха-воина, как диковинку. Правая бровь поднялась выше своей сестры.

— Господин Бянь посчитал полезным вызвать недостойного на дружеский поединок, почтеннейший.

— И после поражения явился сюда с подкреплением?

— Со свитой, господин, — пришлось уточнять с поклоном. — И смею надеяться, с мастером, способным судить о достоинствах поединщиков. Вмешиваться в состязание он запретил. То может подтвердить любой.

Пристав хмыкнул, рассматривая склонившего голову хэшаня. И закрыл вопрос, перейдя к насущному.

— Когда почувствовал, как ты говоришь, смущение души?

— Перед закатом, господин.

— Почему обратил на него внимание?

— Не в привычках у недостойного тосковать без причины. Слишком уж необычно.

Чиновник хмыкнул опять и повернулся к стоящему рядом старшему Бяню.

— Нам посчастливилось встретиться с достойным последователем Будды. Сей образчик монаха не только ловок телом и умом, но и внимателен к своей душе.

— Да, господин Чжао, — согласно поклонился дафу.

— Так поведай же нам, — обернулся к И-Жэню пристав, — свои размышления о нападении нежити. По возможности так же кратко и четко…

— Будет исполнено, господин… Смею думать, что проснулось или явилось чудовище на закате. И недалеко. Оттого и тоска кольнула. Смею подозревать, что сходное чувство испытали многие из бывших здесь… Если же подобное пережили и вдалеке, то, боюсь, беда значительнее…

Чжао нахмурился, заглянул в себя.

— Продолжай.

— Не ведаю, что или кто разбудило или привело мертвеца в мир живых. Однако, меч из черной бронзы говорит о глубокой древности…

Согласные кивки.

— Потом голодный мертвец пришел туда, где было много пищи… живых.

Бянь аж крякнул.

— Он топтался за воротами, думается, не в силах пройти через ограду и ворота, до того как его позвали.

— Позвали?!

— Его окликнули, приняв за отставшего.

Пристав кивнул.

— Об этом говорит множество описаний нежити.

И-Жэнь склонился перед мудростью государственного человека.

— Что еще ты заметил?

— … Любая рана, любое нарушение целостности плоти позволяло чудовищу пить жизнь. Ци.

Чжао кивнул.

— Соль его ослепила. И, кажется, немного ослабила…

Пристав переглянулся с Бянем.

— И… смею думать, что победу обеспечило сильное чувство… Кхм… — монах скосил взгляд в сторону. Дафу закашлялся. Кашлянул и Чжао. Иначе.

— Чтож… рассказ твой меня удовлетворил. Уважаемый Бянь, что вы скажете?

— У меня нет претензий к этому достойному человеку… Мне жаль, что я не могу взять его в свою охрану. С вашего позволения, я награжу его доблесть и ум…

Пристав кивнул и ухмыльнулся.

— Чем же отблагодарить тебя?

И-Жэнь поскреб щетину на подбородке…

— Жените сына на дочке Ли. Той, что соль кинула… — Старый Бянь неожиданно кивнул. — А мне оставшуюся половину бочонка, который я сюда нес…

Люди во дворе оглянулись на сдвоенный хохот…