Колхозное строительство 7 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 35
— Потому, что в СССР они продаваться не будут.
— Почему? — хором.
— Мы тоже начали борьбу с курением. На днях в газетах напечатают постановление правительства. Договорились?
— Окей.
Интерлюдия четвёртая
Блондинка утром встаёт и подходит к окну. Муж спрашивает:
— Какая сегодня погода?
— Как я могу увидеть? Там такой дождь стеной, что ничего не разглядеть!
— В те далёкие времена…
— Когда деревья были большими?
— Не. В те далёкие времена…
— Когда колбасу делали из мяса?
— Да нет. В те далёкие времена…
— Когда молоко скисало на второй день и превращалось в простоквашу, а не стояло месяц, как свежее, даже без холодильника?
— Да нет, чёрт побери! В те далёкие времена…
— Когда был ещё жив Бернард Воннегут?
— Бинго! В те далёкие времена, когда проклятые американцы засеивали облака над Вьетнамом твёрдой углекислотой и дымом йодистого серебра, (спасибо товарищу Воннегуту за наше безоблачное детство), чтобы вызвать ливневые дожди и смыть не менее проклятых «чарли» в океан, а заодно лишить их продовольствия, в СССР над Москвой тучи ещё не разгоняли.
— Почему?
— Дай мне бог собраться с мыслями!
— Потому, что Ирина Аллегрова ещё не спела песню «Я тучи разгоню руками»?
— Щас в прошлое закрою дверь!
— Ну деда!
— Всё, не перебивать. В тот день на стадионе «Динамо» в районе Аэропорт…
— Тот, который называется «Ареной Льва Ящина»?
— Эх… На нём. Посмотреть матч с участием того самого Льва Иваныча, а также небезызвестных Вава и Гарринчи на стадионе собралось полста тысяч человек. Небо с утра было хмурым. Потом Аллегрова почти разогнала тучи руками, но к шести они собрались снова.
— А Аллегрова?
— Руки ей отрезали. Сейчас точно не буду рассказывать.
— Ну деда!
— Эх… К шести вечера небо затянуло грозовыми тучами, и…
— Пошёл дождь?
— Эх… Пошёл дождь, да с градом. Крупные такие градины…
— С куриное яйцо?
— Не, внучка, помельче…
— С голубиное?
— Эх … С воробьиное!
— Всёёё, всё, не уходи, не буду больше перебивать, рассказывай.
— Дождь с градом начался, когда команды выходили на поле. Вышли, получили по кумполу градинами с… голубиное яйцо и зашли назад.
— А матч?
— А матч состоится при любой погоде, потому через пять минут, когда град прекратился, а дождь чуть ослаб, команды снова вышли на поле под хрип громкоговорителей.
— А чего хрип?
— Из бумаги делали.
— А люди?
— Чего — люди? А, на стадионе. Не, болельщики — не люди.
— А кто???
— Сумасшедшие. Подожди, как там по-вашему… «фанаты». Фанаты прикрылись газетами «Советский спорт» и спокойно переждали град. Советский спорт градом не возьмёшь. Тут шрапнель нужна.
— Почему???
— Да там руководители все деревянные… по пояс… с обеих сторон.
— Как Буратины?
— Точно, как Буратины! Слушай, внучка, а давай тебе чупа-чупс в рот сунем, и тогда он у тебя занят будет, и ты не будешь меня перебивать, и я тебе расскажу историю про замечательный футбольный матч.
— Два! Один не справится!
— Два так два. Два раза судья подкидывал монетку. Первый раз она упала на траву и воткнулась ребром.
— Р… б… р… б.
— В воротах у бело-голубых играл Чёрный паук. Защитники жались к воротам, и их было четверо — Виктор Аничкин, Владимир Долбоносов, Валерий Зыков и Георгий Рябов. Полузащитники решали, защищаться или нападать. Оба-двое — и Валерий Маслов, и Сам Геннадий Еврюжихин. Нападающих тоже четверо — два Юрия, Сёмин и Авруцкий, Владимир Ларин, ну и Численко Игорь. Тоже Сам.
Получило «Динамо» право на первый удар. Ударили. Еврюжихин со всей дури послал его в свои ворота. Мяч не долетал, мокрый, тяжёлый. Попал в ноги Виктору Аничкину, тот перепасовал Сёмину. Сёмин побежал. Недалеко убежал — Сарай удачно подкатился, ничейный мяч сунулся под ноги Самого Еврюжихина, и тот снова под крики болельщиков и Чёрного паука послал его в свои ворота. Ещё ведь дальше — но опять круглый не долетел. Проскользнул по мокрой траве и ушёл в аут. Выкинул его на поле Понедельник, прямо под ноги Сократеса. Мальчик легко перебросил его через набегавшего Долбоносова, потом — мимо бегущего выпучив глаза Зыкова, и отдал неизвестно откуда взявшемуся Вава. Чёрная смерть Чёрного паука не стала огорчать ветерана советского футбола. Она остановилась метрах в двадцати от ворот и перевела мяч на правый фланг. Вторая чёрная смерть «Чёрного паука» обогнула по касательной, или даже по эвольвенте, последнего защитника Валерия Зыкина и вышла один на один с вратарём.
— Деда, а ты где был?
— Кхм… Я-то? Ну, недалеко. Видел всё.
— А того мальчика, который перебросил мяч, почти как тебя зовут. Только ты Сократ Оливейро. А у того как фамилия была?
— Ди Соуза Виейра.
— Длинная.
— Так ты хочешь узнать, что дальше было? Или вопросы будешь задавать?
— Не решила пока. Ты рассказывай. Чего там Чёрный паук?
— Он бросился на Гарринчу и почти достал до мяча — вернее, даже достал, коснулся кончиками пальцев. Но Манэ в тот день был в ударе. Ударил не в девятку, как думал паук, а пониже.
— В восьмёрку?
— Пусть в восьмёрку. Мячик залетел в ворота, ударился о заднюю штангу и выкатился назад, прямо под ноги пауку. И тот со всей силы запулил его на трибуну. Прямо в руки твоей бабушки.
— Чего она? Отдала пауку? Брр.
— Нет, она никому не отдала, билась за него как лев. Тьфу, как львица.
— Мы такие, Оливейры.
— Баба Маша потом пришла на пресс-конференцию и попросила меня расписаться на мяче.
— Вон на том, коричневом?
— Да, так мы и познакомились.
— А она сейчас где?
— Ну, они с твоей мамой поехали добивать Англию.
— Добьют?
— Кто бы сомневался.
— Хорошо! Давай дальше про паука.
— Дальше мяч пинали все кому не лень. А потом меня сбили в штрафной «Динамо».
— И ты забил?
— Нет. Забил вратарю Яшину наш вратарь Йонас Баужа.
— Как так? Перебил через всё поле?
— Нет, он бил пенальти. Вратарь вратарю. Представляешь?
— Представляешь.
— Забил и гордым пошёл назад, а по дороге сальто сделал.
— И вы выиграли?
— Нет. Это только начало игры. Потом они нам два мяча забили. Один — Численко, второй — Сёмин.
— Ничья?
— Нет, матч ведь кубковый был. Пенальти били.
— Победили?
— К сожалению нет. Там ведь паук.
— Да. А ты, деда, ведь чемпион?
— Чемпион.
— Правильно! Мы, Оливейры, такие.
Глава 17
Событие двадцать восьмое
Старики на демонстрации несут плакат: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».
— Вы что, рехнулись? Когда у вас было детство, товарища Cталина ещё на свете не было!
— За то и спасибо.
— Ты, Пётр, знаешь, что сказал Хрущёв авиаконструктору Яковлеву, когда тот опубликовал мемуары о своих встречах со Сталиным?
— А должен? — нехороший вопрос.
— Должен. Вот что сказал: «Вы кто, конструктор или писатель? Зачем книжки пишете?», — погрозил пальцем и добавил: — «Вы конструктор — вот и занимайтесь конструкциями. Для книг есть писатели, пусть они и пишут. А ваше дело — конструкции…»
— Так Хру…
— Оставь болезного. О тебе разговор. Ты — конструктор человеков. Ты, бля, должен создавать людей завтрашних. Коммунистов, патриотов, пахарей. Вот с детей правильно начал. И преступников канал рыть тоже правильно отправил. И всё! Ты тут больше полугода — да год скоро уже. И что, чего сделал? Поднял производство железобетонных конструкций в два раза, увеличил производство кирпича в три раза, в полтора раза увеличил производство тракторов, построил пятьдесят домостроительных предприятий с нуля, сейчас вот табачное производство совместное с пиндосами, как ты их называешь, организовал. Да, в Павлодаре организовал производство «виллисов». Тут производство музыкальных инструментов, опять с этими пиндосами, наладил. Вертолёты вон производить будешь. Какое слово чаще других сейчас в моей хвалебной речи звучало? Сиди, молчи! «Производство»!!! Опять тебе говорю в третий раз: бросай подменять предсовмина. Замечательный у тебя предсовмина республики, Масымхан Бейсебаевич Бейсебаев. У него опыта в пять раз больше, чем у тебя. Шестьдесят лет. Разы — скажешь? Да, при тебе тут всё крутится. Всё в разы растёт. Возможности у тебя другие, да и с головой вроде дружишь. Потому и разы. Молодец. Орден буду рекомендовать дать тебе к годовщине.