Девушка из песни - Скотт Эмма. Страница 2

– Что ты здесь делаешь? – громко прошептала я.

– Ничего.

– Ты пришел из леса?

– Ага. А что?

– Ну, для начала, ты нарушил границы. Это частная собственность. Ты не должен здесь находиться.

По телевизору всегда так говорят, и там это звучит разумно.

Мальчик нахмурился.

– Ты только что сказала мне не уходить.

– Потому что мне было интересно, какого черта ты тут делаешь. Уже поздно.

– Я просто… гулял.

– А где ты живешь?

– Нигде. Не знаю. Нас кто-нибудь услышит.

– Не-а. Соседи довольно далеко. – Я снова облизнула брекеты. – Но шептаться отстойно. Я сейчас спущусь.

– Зачем?

– Чтоб удобнее было разговаривать, – ответила я и подумала, не мои ли тринадцать лет волшебным образом уменьшили застенчивость.

Или, возможно, все дело в мальчике.

– Ты меня не знаешь, – возразил он. – Я могу быть опасен.

– А ты опасен?

Он на секунду задумался.

– Может быть.

Я поджала губы.

– Ты причинишь мне вред, если я спущусь?

– Нет, – раздраженно огрызнулся он. – Но ты не должна рисковать.

– Оставайся на месте.

Я была в пижамных штанах и бесформенной толстовке с логотипом Калифорнийского университета. Схватила конверсы из шкафа в моей суперопрятной комнате и надела поверх носков.

Я снова высунула голову в окно. Мальчик все еще был там.

– Сейчас спущусь.

Так сказала, словно регулярно лазила по шпалерам. Я не из тех детей, которые по ночам сбегают из дома, но этим вечером я не переставала себе удивляться. Заправив за уши черного цвета волосы, я забралась на стол, а затем выставила одну ногу на карниз.

– Не надо, – раздалось снизу. – Ты сейчас упадешь.

– Не упаду, – упрямо возразила я, осторожно схватившись руками за подоконник и поставив правую ногу на перекладину решетки.

– Откуда ты знаешь, что она выдержит? – спросил мальчик.

Я понятия не имела, выдержит ли она, но уже миновала безопасный подоконник и спускалась по тонким деревянным скрещивающимся перекладинам. Отмахнулась от веток и медленно продвигалась вниз, осторожно нащупывая каждую точку опоры. Затем спрыгнула на землю и отряхнула руки.

– Видишь? Крепче, чем кажется, – заявила я.

Мальчик нахмурился.

– Ты могла пострадать.

– А почему тебя это волнует?

– Я… я не знаю. Просто сказал.

Он откинул с глаз прядь волос и засунул руки в карманы куртки. У него были красивые глаза – голубые, как топаз. Вблизи я разглядела дырки на его джинсах, и они явно были не данью моде. Куртка на локтях потерлась, ботинки сносились, а рваные шнурки были завязаны узлами. С его плеч свисал потрепанный старый синий рюкзак.

Но мальчик выглядел даже симпатичнее, чем показалось издалека, хотя и совершенно отличался от Ривера. Черты лица казались мягче. Но все равно мужественные. Фантазия подсказывала, что он вырастет очень красивым. У него были в меру густые брови, и, казалось, от беспокойства он постоянно их хмурил. А еще у него был правильный нос и практически идеальный рот. На самом деле я понятия не имела, как должен выглядеть идеальный мужской рот, но точно знала, что у мальчика он именно такой.

Несколько мгновений мы молча разглядывали друг друга. Мальчик окинул меня взглядом, и я подумала, что он тоже оценивает меня. Обычно я стеснялась своих очков, брекетов и сисек, к быстрому росту которых я никак не могла привыкнуть. Во мне не было ничего, что можно назвать «идеальным», но почему-то казалось нормальным вот так стоять перед ним в темноте.

– Итак… я Вайолет.

– Миллер.

– Миллер – это имя?

– Да. А что?

– Похоже на фамилию.

– А Вайолет на цвет.

– Но все-таки имя.

Теперь, когда мы не шептались, я заметила, что голос Миллера уже поломался. Глубокий, но без противных срывов на писк, как у бедного Бенджи Пелчера. Временами он говорил так, словно надышался из гелиевых шариков. У Миллера приятный тембр. Низкий и немного хрипловатый.

– Ну? – спросил Миллер. – Чего ты хочешь?

Я склонила голову набок.

– Ты жуткий ворчун.

– Может быть, у меня есть на то причины.

– Какие?..

– Не твое дело. – Он оглянулся на темнеющий за спиной лес. – Мне пора возвращаться, – произнес он с некоторой грустью. Как будто смирился. Как будто предпочел бы сделать что-то другое.

«Так не отпускай его».

Я смягчила тон.

– Можешь хотя бы сказать, что ты тут делаешь?

– Я уже говорил. Гуляю.

– Ночью по темному лесу? Ты живешь поблизости? Я никогда тебя раньше не видела.

– Мы только что переехали. Я и мама.

– Круто. Значит, мы соседи.

Миллер дернул подбородком в сторону моего дома.

– Мой дом совсем не похож на твой.

В его голосе сквозила такая горечь, что я практически ощущала ее вкус.

– А твоя мама не будет волноваться, что ты здесь?

– Она на работе.

– Ох.

Среди моих соседей никто не работал по ночам, если только они не были программистами, как мой отец. Он до глубокой ночи засиживался за компьютером, но сомневаюсь, что мама Миллера допоздна работала в «ИноДине» или в какой-нибудь другой крупной организации рядом с университетом.

Большинство детей таких родителей могли позволить себе новые шнурки.

Наступила тишина, Миллер ковырял носком ботинка землю, засунув руки в карманы куртки и опустив голову, словно выжидая, что произойдет дальше. Квакали лягушки, а за его спиной раздавалось дыхание леса.

– Значит, ты здесь новенький?

Он кивнул.

– Я учусь в школе «Костлайн Мидл».

– И я тоже.

– Круто. Может, у нас даже совпадут занятия.

Мы можем стать друзьями.

– Может быть. – Он взглянул на мой дом с тоскливым выражением лица.

– Почему ты все время пялишься на мой дом?

– Совсем не пялюсь. Просто он… большой.

– Все нормально. – Я прислонилась к стене, как до этого Миллер.

Он ухмыльнулся и сел рядом со мной.

– В нем что-то не так? Не хватает дворецкого?

– Ха-ха. Дом в полном порядке. Когда-то он был идеальным.

– А теперь нет?

– Последнее время мои родители несчастны.

– У кого ж иначе? – Миллер бросил в темноту камешек.

– Да, но я хочу сказать, что они очень несчастны. Стараются друг друга перекричать, кидаются вещами… Забудь. – У меня вспыхнули щеки. Зачем я это рассказала?

Но Миллер встревоженно округлил глаза.

– Они кидались в тебя?

– Нет, это было всего один раз, – быстро произнесла я. – Ну может, два. И все. Ничего страшного. – Я прокашлялась. – Все родители ссорятся, верно?

– Откуда мне знать. Мой отец умер несколько месяцев назад, – произнес он, отвернувшись. – Остались только мы с мамой.

– О боже, мне так жаль, – тихо проговорила я. – Это должно быть тяжело.

– Много ли ты знаешь, – огрызнулся Миллер с внезапным раздражением в голосе. – По крайней мере у тебя шикарный дом. А если родители начинают кричать, то ты наверняка можешь спрятаться в большой уютной комнате, вместо того чтобы…

– Вместо чего?

– Ничего.

Снова повисло молчание. В животе у Миллера заурчало, и он поспешно шаркнул ботинком, чтобы заглушить этот звук, а потом поднялся.

– Мне нужно идти.

Но я не хотела, чтобы он уходил.

– Сегодня мой день рождения, – сообщила я.

Миллер замер, а затем снова сел.

– Да?

– Ага. Мне тринадцать. А тебе?

– В январе четырнадцать. Ты наверняка закатила шумную вечеринку.

– Нет. Мы с моей подругой Шайло посмотрели фильм, а потом родители купили мне торт. Я съела всего кусочек, и не думаю, что родители ели. Там еще много осталось. Хочешь?

Узкие плечи Миллера вздрогнули.

– Он пропадет, если мы его не съедим, – добавила я. – И нет ничего печальнее, чем именинный торт, от которого отрезали всего один кусочек.

– Я могу придумать сотню вещей печальнее, – возразил Миллер. – Но да, от торта не отказался бы.

– Отлично. – Я поднялась на ноги и стряхнула с задницы грязь. – Пойдем.