Маска подлеца (СИ) - Штогрина Анна. Страница 4

— Ева, деточка, я так рад что ты успела приехать. Анастасие Егоровне совсем плохо. Последние дни она только и говорила, что мечтает снова увидеть тебя, — взволнованно говорил шофер.

— Расскажи мне, что с бабулей, пожалуйста, — я испугалась не на шутку. Если уже Прокоп разнервничался, то дело пахнет жаренным.

Мы сели в машину и тронулись с места. Я почувствовала, как водитель нервничает и то и дело поглядывает на меня.

— А она тебе ничего не сказала? — удивился он.

— Нет. Говорила только в последнее время, что частые головные боли. Я просила скинуть мне анализы и результаты МРТ, но она все время отшучивалась, — я не на шутку распереживалась. Что же за болезнь скрывает бабуля.

— Ей еще в прошлом году надо было сделать операцию. Она отказалась. Ты же понимаешь, в ее возрасте риск не выйти из наркоза очень велик. Анастасия Егоровна лечилась иммунными и гомеопатическими препаратами. Возможно, поэтому так долго старуха с косой тянула и не забирала ее. Ева, у нее рак головного мозга. Метастазы пошли в легкие и в другие органы. Она уже давно на очень сильных обезбаливающих, — голос Прокопа дрогнул, а в глазах появились слезы.

Я потрясенно смотрела на него. В горле стал ком, огромный, мешающий дышать. Почему каждый раз, как я возвращаюсь домой, повод смерть…

— Только я тебя умоляю, не говори, что ты знаешь. Она гордая у нас и такая независимая. Не хочет тебя огорчать. Но врачи еще на той неделе посоветовали подготовиться. Ева, она умрет со дня на день. Как же я рад, девочка, что ты успела, — слезы текли из глаз Прокопа и капали на брюки.

Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Горько во рту, невыносимо. Моя любимая бабуля.

Только она меня меня приняла в семье, как родную кровиночку. Только она не осудила мою раннюю беременность и всегда помогала деньгами нам с Мироном. Только она живет в моем сердце и научила меня любить самоотверженно и искренне.

Я знала, что рано или поздно она уйдет из моей жизни. Но все равно не была готова к этому…

Прокоп протянул мне платок, а сам утер глаза кулаком.

— Возьми себя в руки, Ева. Ради нее, ты не должна показывать своего горя. Улыбайся и радуй ее. Пусть наша Анастасия Егоровна уйдет от нас легко с крыльями за плечами, а не с тяжестью нашей жалости и слез.

Я закивала, пытаясь унять всхлипывания. Мы подъезжали к поместью. Если сейчас не успокоиться, то бабушка увидит слишком красные глаза и поймет, что я все знаю.

Я промокнула ресницы и глубоко вздохнула. Прокоп протянул мне бутылку с водой. Я запила вязкую слюну и смогла дышать чуть легче.

— Еще и этот подлец, Камиль, ее доканывает. Постоянно приводит свою глупую и надменную Дашу. Та изводит своей дерзостью Анастасию Егоровну. Вредная девка постоянно спрашивает, когда старушка уже умрет… А на выходные они устраивают в доме такие вечера…Бал Сатаны, я бы назвал их действия, — Прокоп закатил глаза.

— Не говори мне за Камиля. Ты ведь знаешь, я его не выношу. Бабулю жалко. Прийдется мне остаться. Я не могу допустить, чтоб этот подонок испортил ей последние дни жизни, — выдохнула яростно я.

— Он как он. Анастасия Егоровна привыкла к его взбаломошному характеру. А вот эта Даша, просто исчадье ада. Он был бы хорошим парнем, если б с ней не водился. Может, ты, Ева, на него повлияешь. Я помню, рядом с тобой он не был таким подонком, как сейчас, — с надеждой в голосе проговорил Прокоп.

А я реально застыла в ступоре…Рядом со мной он был самым ужасным человеком, которого я когда либо встречала. И таким он был с первого дня моего появления в их доме. Если сейчас еще хуже, то я откровенно его боюсь.

Наконец, огромный дом показался на горизонте. Зеленая лужайка и высокие ровные кипарисы вдоль дороги радовали глаз. Именье Подольских — Марино напоминало сказочный замок с тремя башенками. Он не был слишком огромным, но по нынешним меркам минимализма смотрелся внушительно. Полукруглые оконные своды, витые козырьки и огромная входная дверь, состоящая из двух створок.

Я все это помню. Мое сердце забилось от самых счастливых и одновременно самых тягостных воспоминаний.

На втором этаже два окна моей девичьей комнаты выглядели сиротливо и одиноко. А окна рядом принадлежали спальне Камиля. Как же я не хочу его случайно встретить здесь. Но похоже, это будет неизбежно. Хорошо, что у него появилась постоянная девушка — Даша. В его тридцать четыре пора бы уже обзавестись семьей. Бабуля все время упоминала вскользь о том, что он постоянно водит в дом "ночных бабочек",как она культурно выражалась.

Я вышла из машины и вдохнула знакомый запах травы и кипарисов. Трепет воспоминаний пробежал по венам, подогревая мою кровь, и останавливался прямо в сердце. Это место много лет назад стало моей сбывшейся мечтой. Сказкой маленькой девочки. Несмотря на то, что официально моими опекунами были Жанна и Эрнесто, из приюта меня забрала именно бабушка.

Она тогда была в красивом деловом костюме. Приехала к сироткам с подарками и пожертвованиями. Когда она меня увидела, то подозвала к себе и начала задавать вопросы. А когда спросила, хочу ли я, чтоб меня удочерили, я горько расплакалась. Я тогда ответила ей, что больше всего на свете молю Бога об этом. Но это невозможно. Она тогда удивилась, отчего же. Я в ответ всхлипнула и выдала, что я слишком худая, все взрослые думают, что я буду болеть и быстро умру.

Бабуля тогда так добро засмеялась и крепко меня обняла. Спросила, пойду ли я с ней? Пообещала откормить меня и позаботиться о моей жизни.

Наша встреча стала для меня самым светлым лучом в моей сиротской жизни, пропитанной соленными слезами и постоянными лишениями. Я полюбила ее в ту секунду, как увидела и всегда старалась ей помогать и не огорчать ее.

Теперь мой самый близкий человек при смерти. Какая же я ужасная внучка, что все годы потакала своим страхам и не приезжала к ней.

Камиль для меня монстр, и я думала, что никогда с ним не встречусь. Но я не должна была из за него бросить бабулю в одиночестве…

— Прокоп, а где бабушка? — тихо спросила я, когда мы вошли в огромный мраморный холл.

Тишина вокруг была давящей, неуютной. Дом будто был брошен на произвол судьбы и выживал, как мог, в одиночестве.

Когда — то в нем была душа, а не безликая каменная оболочка. Слышался детский смех, гуляли горничные, стол в столовой постоянно сервировался.

А сейчас тишина, пустота и сырой холод…

— Она давно не встает, Ева. У нее есть две сиделки. Иногда приходит священник, и она с ним долго разговаривает, — вздохнул водитель.

Все совсем печально…

Глава 5

Я скинула кроссовки и помчалась по лестнице, цепляясь за поручни, чтоб не подскользнуться в носках на мраморных ступеньках. Пробежала длинный коридор с дверьми и подошла к единственной, из за которой слышались звуки жизни и тихие разговоры.

Я залетела без стука. В комнате были открыты все окна. Обеденное солнце освещало большую спальню. По центру стояла огромная кровать с балдахином. Во множестве подушек и одеял, я не сразу рассмотрела сморщенную худенькую старушку с косынкой на голове.

— Бабулечка, любимая, привет, — закричала я и кинулась к ней.

Уловила боковым зрением движение у стола. Медсестра — сиделка с ней в комнате. Уже хорошо, что она не сама.

Я села на кровать и сжала ее хрупкое тело в объятиях.

— Ева, внученька. Здравствуй родная, моя хорошая. Как же славно, что ты приехала. Моя красавица. Боже, какая же ты у меня стала роскошная. Я тебя семь лет не видела, — причитала старушка и водила руками по моему лицу, сжимала мои длинные каштановые волосы. Даже провела по плечам и рукам. Как скульптор, который восхищается своей статуей.

— Бабуль, как ты себя чувствуешь? Чем занимаешься? Книжки тебе читают? Хочешь буду я читать, как в детстве, — я говорила что приходило в голову. Стараясь не заострять внимание на том, как плохо она выглядела. Черные мешки под глазами, впалые высохшие щеки и тонкая линия худого рта. Она просто выпарилась. Некогда цветущая и жизнерадостная женщина, превратилась от старости и болезни в египетскую мумию. От этого мне становилось еще тоскливее. Но я одела самую свою очаровательную улыбку. Вспомнились слова Прокопа. Жалость ей сейчас не нужна. А слезы будут только тяготить и заставлять грустить по прошлому.