Посмертное проклятие - Хусейн Саддам. Страница 3

***

Шли дни. Случилось так, что в тот год в их землях в отдалении от западного края реки Евфрат в центре Ирака и от ее северных берегов обильных дождей не дождались. Но кочевавшие здесь бедуины говорили, что в стране Аш-Шам [4] в области Аль-Джазира, расположенной рядом с Ираком, прошли обильные дожди. А поскольку Ибрагим имел множество овец и верблюдов, он, посовещавшись с женой, решил кочевать туда со всей семьей и всеми своими стадами. Дорога предстояла долгая, потому что передвигались кочевники со скоростью самых тихоходных своих животных. В пути между двумя стоянками главным, что следовало принять в расчет, была вода, да еще приходилось думать о том, чем будет кормиться скотина. Одна из стоянок случилась в долине Таратар на северо-западе от Тикрита и севернее Аль-Анбар.

– Жена моя благоверная, – сказал Ибрагим, обращаясь к Халиме, – если случится мне оказаться раньше вас на следующей стоянке, к которой мы держим путь, ориентируйся по Полярной звезде. Пусть она будет над твоим левым плечом. Если продолжать двигаться так, то прямиком попадешь в земли Аш-Шам. И если мы решим идти на Абу-Кямаль в Сирии, то, двигаясь таким образом, доберемся туда и без проводника.

Ибрагим хорошо знал эти земли, потому что за долгую жизнь ему довелось жить здесь и немало то тут, то там кочевать.

На пути их в Аш-Шам, когда они добирались до родника или колодца, оказывалось, что их уже опередили либо те, кто кочевал в этих землях и пришел, чтобы утолить жажду и напоить овец, либо пришедшие издалека.

Поскольку часто бывало так, что Ибрагим знал тех, кто опередил его на стоянке, особенно из кочевавших в этих местах племен, знатные люди племени зазывали его с сыновьями на обед, резали баранов и приглашали на пиршество всех соседей. В те времена, а в некоторых пустынных областях и доныне, люди не дожидались, пока кто-нибудь пригласит их на обед, а сами собирались, обычно в доме старейшего из уважаемых людей, выпить кофе. И уж конечно все являлись, как только проходил слух о появлении необыкновенного гостя, чтобы получить свой кусок мяса с похлебкой и приправами или похлебку с приправами без мяса, если количество едоков превосходило количество кусков мяса. В один из таких дней, когда приготовили и подали пищу и все приглашенные приступили кеде, заметил Ибрагим, что его сын Иезекиль, в отличие от своих братьев, не только съел свой кусок мяса, но заодно прихватил и кусок у соседа. Не успела рука того дотянуться до куска, как Иезекиль схватил его и отправил себе в рот. Случившееся сильно смутило Ибрагима. И несмотря на то, что хозяин дома и все приглашенные, увидев такое, рассмеялись, а хозяин съеденного куска сказал: «Твоя правда, сынок. Видно, путь ваш был долгим. А живот, когда он голодный, не знает милости», – Ибрагим предпочел бы, чтобы земля разверзлась в эту минуту и поглотила его, только бы не переносить ему этот позор. Даже Иосиф смущен был таким поведением, несмотря на всю разницу в возрасте. С того дня Ибрагим, если его приглашали на пиршество, перестал брать с собой Иезекиля и отправлялся туда с Иосифом и Махмудом.

***

Погода и пастбища в Аш-Шаме располагали Ибрагима остаться, и он решил обосноваться там, время от времени перекочевывая с места на место. Все тучнее и многочисленнее становились его овцы и верблюды, жизнь здесь становилась лучше, чем на старом месте. Дома всегда имелись хлеб и сушеный инжир, изюм, оливковое масло и маринованные оливки, и Халима была куда счастливее, чем ее муж Ибрагим. И все-таки и она, и ее дети скучали по оставленным местам, когда они зимовали в Аш-Шаме в землях Аль-Джазиры западнее среднего течения Евфрата, а лето проводили у его правого плеча.

***

Дети росли, и Иезекилю было уже почти двадцать лет. За ним поспевали и Иосиф с Махмудом с известной нам разницей около двух лет. Чем старше они становились, тем труднее было справиться с нравом Иезекиля. Возросли его жадность, враждебность к людям, алчность к чужим деньгам, в то время как его братья Иосиф и Махмуд становились все умнее и приобретали уважение, а их благородство, храбрость и щедрость возрастали. И если Иосифа и Махмуда уважали и признавали все, кто их знал и имел с ними дело, то Иезекиля люди все больше боялись и сторонились. Тот, кто однажды приблизился к нему и был им так или иначе наказан, теперь его ненавидел. И хотя Ибрагим сразу притягивал к себе сынов народа Аш-Шама и они приходили к нему спросить мудрости и получить знание или добрый совет, сам он, как ни пытался, не мог переделать Иезекиля, сына своего сына. Каждый новый день Ибрагим только и ждал, что кто-то придет к нему с очередной жалобой. Даже когда в честь какого-нибудь события мальчишки устраивали скачки на лошадях, они приходили звать Иосифа и Махмуда, хотя те были младше, а Иезекиля избегали. Если же Иезекиль сам предлагал кому-нибудь из парней поскакать на лошадях, тот под любым предлогом отказывался, предпочитая позвать для этого Иосифа или Махмуда. Случалось и так, что кто-то по незнанию соглашался померяться с ним силами, но это почти всегда кончалось ссорой, в которой проливалась кровь его или его товарища. Когда проливалась кровь Иезекиля, Ибрагим прощал обидчика, прекрасно зная, кто на самом деле виновник, а если проливалась кровь другого, Ибрагим выплачивал пострадавшему виру, как того требовало право, тем более что жил он со своей семьей на чужой земле, а не на родине, среди соплеменников.

Иезекиль тайно носил с собой веревку с петлей на конце. Если в скачке его обгоняли, он набрасывал аркан на шею коня соперника и дергал, так что петля затягивалась, а конь с седоком валился на землю, или бил чужую лошадь палкой, или, что уж совсем недопустимо, бил палкой соперника, порой и до крови. И понял тогда Ибрагим, что если Иезекиль будет оставаться в его доме, он враждебно настроит всех в округе, а это, несмотря на всеобщее уважение, непременно скажется и на самом Ибрагиме. Он пребывал в растерянности, но делать ничего не делал.

Затеял было Ибрагим разговор о том, как поступить с Иезекилем, со своей женой Халимой, но та, хотя и знала о его дурном нраве, все же успокаивала мужа:

– Когда он повзрослеет, его характер, возможно, переменится.

Ибрагим возражал, что Иезекилю уже двадцать лет, а это больше, чем было Ибрагиму, когда он женился на Халиме.

– Быть может, он возьмется за ум, когда женится, – настаивала Халима и продолжала, как бы разговаривая сама с собой: – Но кто же согласится за него выйти? Кто согласится отдать за него свою дочь, если дурная слава бежит впереди него?

После долгого молчания и раздумий Ибрагим взмолился, обращая слова свои к Господу:

– Господи, излечи Иезекиля от зла и огради меня от тяжести деяний его! Ты лучше всех читаешь души человеческие и отличаешь добро от зла! Ты один велик и всемогущ!

***

В один из весенних вечеров, когда все поужинали, Иезекиль спросил своего деда Ибрагима:

– Скажи мне, отец, а богатства на земле и у людей больше сейчас или в былые времена?

– Сейчас. Это потому что людей стало больше по сравнению с тем, что было, например, сто лет назад. Людей стало больше, а значит, и плодов их труда сделалось больше. А поскольку труд – основа богатства, то и богатства, выходит, сейчас больше.

– А почему ты прямо не скажешь, что золота стало больше, ведь с древнейших времен повелось так, что оно служит мерой богатства?

– Я говорю о плодах труда, потому что труд, будь то количественно или качественно, дороже золота.

– Разве?

– Представь себе, что у тебя есть окийя [5] золота, что ты и дети твои голодны, и ты отправляешься на рынок, но не находишь там лепешки, и то же самое повторяется на другой день и в следующие дни. Разве не кончится это тем, что ты умрешь с голоду вместе со своими детьми, а твое золото достанется неизвестно кому?

вернуться

4

Так называли область на севере Аравийского полуострова, примерно совпадающую с границами Сирии, и город Дамаск.

вернуться

5

Окийя – мера веса, равная 12 драхмам или 37,44 г.