Клуб "Твайлайт". Часть 1 (СИ) - Ефремова Тата. Страница 56

— Марина Павловна, я рад, что вы приняли моё предложение. Дом в вашем распоряжении. Борис всё вам показал?… Отлично. Нет, нет, не стесняйтесь, отдыхайте, вы пока гостья, не волнуйтесь, ещё наработаетесь… Одна просьба, не знаю, сказал ли вам Боря…наш кот Пиксель особым интеллектом не отличается. Не давайте ему ничего длинного и шуршащего, он это ест, если будет орать над полной миской, помешайте в ней корм… и, ради бога, не пускайте его к забору: у нашего соседа растёт кошачья мята, поэтому Пиксель иногда совершает несанкционированные набеги на чужую территорию. С нашей стороны лазейку он нашёл, а вот от соседа выбраться обычно не может, поджирел. Мы, подозреваю, весьма напрягаем терпеливого юношу каждый раз, когда просим его вернуть нам беглеца. Если будете отлучаться, запирайте все окна.

Марина обещала быть осторожной, ей не очень улыбалось вызволять Пикселя у незнакомых людей. Объясняй потом, кто она и почему живёт у Кардашевых. Учитывая все обстоятельства, объяснение могло получиться странным.

Она ещё раз прошлась по дому, ругая себя за любопытство, но заглянув во все комнаты. Спальня Кардашева была аскетичной и функциональной — видно было, что Георгий Терентьевич приходит в неё только спать. Зато та самая «малая гостиная» на втором этаже, что так поразила Марину в первый визит, была похожа на шкатулку с сокровищами. Марина предвкушала, что исследует её после ванны и ужина. У Игната в комнате было много дисков и… странных вещей. Особенно поразили Марину пионерский вымпел и чёрно-белые фотографии Мергелевска семидесятых годов над кроватью подростка. Впрочем, мода на винтаж была в самом разгаре, а по словам Бориса, Игнат был любителем всего, связанного с эпохой СССР.

— Сколько раз говорил, — жаловался Танников, — нельзя, чтобы восемнадцатилетний пацан воспитывался стариком.

— Может, это такой способ выделиться среди сверстников, — предположила Марина, — сейчас в тренде всякие странные хобби.

— Друзья у него такие же, — морщился Борис. — Так что выделяться особо не из кого. Ещё познакомишься, убедишься. Он смотрит всякое советское кинематографическое старьё. Даже цитирует иногда. Я сначала думал, он так прикалывается, но он их реально знает, все эти «Сталкеры» и «Бриллиантовые руки». Я считаю, это ненормально. Есть же спайдермэны, в конце концов, Люк Скайуокер, принцесса Лея, Дейнерис… как её… тоже ничего.

У Игната на полках действительно стояли диски со старыми советскими фильмами, а над телевизором красовался довольно правдоподобный макет первого спутника.

В «большой гостиной» на первом этаже Марину заинтересовали другие полки, с музыкальной классикой на дисках рядом с огромной стереосистемой. Она предположила, что каждая пластинка, что хранилась на втором этаже рядом с проигрывателем-чемоданчиком, была продублирована на CD: на дисках были самодельные вкладыши, кое-где с пометками шариковой ручкой. Марина прошлась вдоль полки, прикасаясь пальцем к пластиковым коробочкам. Она нашла Лемешева с «Песней Индийского гостя», подержала диск в руках и поставила обратно. На миг кольнуло сердце: «Бортнянский, «Сын-соперник»», было написано на корешке бумажного конверта. Рука сама вынула диск. Стереосистема ожила, выбросила чейнджер, проглотила CD и… ударила Марине в уши такими децибелами, что она с невнятным писком затанцевала на месте, зажав уши и шаря по панели музыкального центра. Отрегулировав звук, Марина покачала головой, нервно усмехнувшись: Вселенная не хочет, чтобы ворошилось прошлое. И кто это выкрутил ручку громкости до предела? Ответ нашёлся: в лотке с дисками стоял «Хэви Металл. Величайшие хиты». Всё же, Игнат небезнадёжен, что бы там Борис не говорил, вряд ли это Кардашев слушает «Хиты» в свободное от классики время. Она выключила центр и продолжила осмотр.

Огромный двухдверный холодильник в столовой-кухне был пуст и отключен. Марина включила его, и он мягко загудел, подвывая. Пиксель с интересом заглянул на нижнюю полку и разочарованно отступил к миске. Кормить его полагалось особым диетическим кормом, который нашёлся над раковиной.

После ветхого душа в профилактории, пенная ванна показалась Марине райским удовольствием. Она нашла для себя в ящике над плитой мятный чай и крекеры с чёрным перцем. Старательно хрустя, попыталась заглушить увертюру к Бортнянскому в голове.

Она поднялась к себе и вышла на балкон с чашкой. Вечер был свеж. Он принёс запах абрикос, бархатцев (Марина даже вспомнила, как эти цветы называла бабушка — «чернобривцы») и морской соли. Деревья закрывали вид на соседний двор, но там горели садовые светильники и через ветви блестела вода в бассейне. Приглушённо доносилась знакомая мелодия, Марина её узнала: инструментальная «Саммэртайм» из «Порги и Бесс». Похоже, тут не один Кардашев — меломан с уходом в прошлый век.

Пиксель вышел следом, принялся с чавканьем вылизываться.

— Я как принцесса в башне, правда? — спросила у него Марина. — Только трубадура не хватает.

Кот посмотрел на неё с сомнением.

— Ты прав, век трубадуров прошёл. Но с одним я всё-таки была знакома. Рассказать?

Марина глотнула чаю и облокотилась о перила….

Мергелевск, ЮМУ, декабрь 2006 года

Вадим появился из темноты ниши, словно привидение, стоило Марине открыть дверь в коридор, раскрыл рот… и закрыл его, вытянувшись лицом, подхватил Рената, сползающего с плеча первокурсницы, пролепетал:

— Что..?!

— Ударился, — борясь с паникой и слезами, проговорила Марина. — Ему плохо! Скорая сказала, у въезда в город большая пробка, авария! Будут только через час! Что делать?!

— Ключи… в кармане, — выдавил вдруг Муратов, — Атос, довези, друг, хреново мне.

Марина уже говорила в трубку:

— Надя! Да, поздно…нет… да, случилось, пожалуйста, нужна твоя помощь…

Пока Колесова отвлекала бабу Женю, показывая ей остатки гипсовой решётки под балконами общаги, Вадим усадил Марину с Ренатом в обнимку на лавочку и побежал искать машину друга. Муратов припарковался недалеко, и через несколько минут Марина с облегчением увидела свет фар из-за поворота. За эти несколько минут она и Ренат даже успели поговорить.

— Карамель, — прохрипел Муратов, криво улыбаясь ей в лицо.

— Помолчи, прошу! — взвизгнула Марина. — Ты ещё и заговариваешься?! Ну почему, а?! Господи, как мне страшно!

— Не бойся, — сказал Ренат, зарываясь лицом ей в плечо, — почемучка.

По крайней мере, он её ещё узнавал. Муратова погрузили в машину. Колесова успела запрыгнуть в салон в последнюю секунду, уселась на переднем сидении, выпутывая из волос бигуди, деловито бросила Вадиму:

— Я покажу объезд через посёлок и лес. Бэха там пройдёт. С отцом ездили за грибами.

Ярник кивнул. Марина придерживала Рената на заднем сидении, когда машину трясло на колдобинах. Муратов, видимо, задался целью довести её до нервного срыва: смотрел на неё через полуопущенные веки и улыбался.

— Почему мы никому не сказали? — спросила Марина, опять сражаясь со слезами и чувством нереальности происходящего.

Вадим помедлил, глядя на неё в зеркало, сказал:

— Раз так со скорой вышло, отвезём сами. И будем молчать, если всё… уладится. Ты представляешь, что ему за это будет? После всех его выходок, особенно после драки в баре. Исключат. И тебя.

— Я-то тут при чём? — Марина закусила губу. — Пусть Рудникову наказывают! Это какой же дурой надо быть, чтобы допустить такое! Ей непонятно, что это опасно?! Она мне сказала как-то… давно. Я думала, она шутит! Если бы я знала, что она не шутила!!

Вадим и Надя переглянулись.

В больнице Рената уже ждали: перекинули на каталку и увезли.

— Идём, — сказал Вадим, беря Марину за руку. — От нас уже ничего не зависит. Завтра всё узнаем.

Марина вырвала руку, надула губы и встала у стены возле регистратуры.

— Буду ждать. Пусть мне скажут. Я так… не могу.

Ярник наклонился к ней, заговорил, глядя в стену и мелко моргая от сдерживаемой злости: