Падение Империи (СИ) - Рассел Ник. Страница 35

Тяжелые чёрные тучи стали сгущаться над Аладеной. Пошел дождь, моросявый, мелкий, словно из маленькой лейки. Но народ это ни сколько не смущало. Наоборот, все пришли поглазеть на очередного ЛжеНаследника. Люди смеялись над Карином, бранили его, как последнего шакала. Кидали в него камни, гнилые овощи и фрукты, стражники издевались над ним, избивая палкой. Однако никто не догадывался, что, а точнее кто, стоял за этим юношей. Он не чувствовал боли или унижения, он ждал момента, когда на его головой разразиться гром, он чувствовал лишь холодную, накатывающую волнами ярость. Сверкнула молния, жители Аладены замолкли, поняв, что тучи сосредоточилась прямо над Карином. Юноша засмеялся, пронзительно, противно, словно сам Ненастный, что после Эры Рождения был заточён в Цитадели Эдхута, скинул оковы Отца-Дракона, и теперь покровительствовал над Карином Кикспаргхом. Отчасти так и было. Солнечные лучи и жара, что для Хаэфила в середине лета были обыденностью, сменились на серость и лютый холод, исходящий от юноши, что стоял на коленях, а толпа продолжала окружать его. В его руках, простая уличная грязь, перемешанная с дождевой водой, становилась кровавым пеплом. Захохотав ещё громче и истошней, юноша припал на четвереньки. Кровь текла из его рта и носа. Он заговорил несвойственным для себя голосом.

- Вот значит, какими вы стали, дети мои… Жалкое стадо, что идёт на поводу жалких и никчёмных убеждений, верующие, что Старые Боги, Драконы-Основатели или ваши новые Боги вас защитят. Я разочарован. — Карин вдохнул, из его горла послышалось гоготание, смех и плачь одновременно — Пусть я и заточён, но скоро я сброшу оковы Драконов-Основателей. Настанет день, когда я поведу свою армаду, дабы свергнуть жалких монархов, и вернуть то, что по праву принадлежит мне, вашему Создателю, вашему Отцу. Пока вы слепы и глупы, вы не перешли порог детства. Позвольте мне, вашему Отцу, подтолкнуть и направить вас, моих заблудших чад. — Карин издал истошный крик, поднимая голову к небу. Только сейчас толпа стала разбегаться. Его вены стали чёрными, словно ночь, а глаза стали вытекающей лавой, что жгла кожу, ещё живого и борющегося за своё тело и сознание юношу. Никто не слышал, как Карин Кикспаргх кричал, что не поддастся влиянию и скверне Отца Разрушения и Лжи, кричал, что он умрёт, но не отдастся в лапы Первородного добровольно, Ненастный ответил на его последние слова

— Да будет так! — несколько молний ударили в разных кварталах города, тучи объединились в единый поток чёрного ветра, столбом опустились к юноше, и окутали его. Карин перестал кричать, кричали лишь жители города, кричали истошно, страшно, люди плакали, взывали ко всем богами. Они видели рождение Падшего, правой руки Ненасытного. Наступила гробовая тишина. Чёрный ветер вновь устремился в небо, открывая ужасную картину. Земля вокруг места, где стоял Карин Кикспаргх, превратилась в булькающую чёрную жижу, напоминающую лаву, но свойство она имела другое, эта консистенция быстро остывала, словно оскверняя землю, выкачивая из неё жизнь, оставляя только холодный труп. От Карина Кикспаргха мало что сталось, лишь знакомые черты иссохшего лица, латный доспех, из некогда освященного металла, превратился в чёрный доспех, обрамлённый лавовым орнаментом, на наречии, что было старше самого древнего на материка языка гномов. Доспех сросся с его костями, меч обронённый стражником, принял зазубренную и волнистую форму, чтобы причинять рваные раны и увечья, чтобы заставить врага страдать. Может быть, остатки разума того Карина, что был выдающимся легионером Хаэфила и последней надеждой рода Кикспаргх, бился за остатки своего тела, но было слишком поздно, теперь, имя Карина Кикспаргха, некогда последнего из этого рода, войдёт в историю, как имя нового, двадцать седьмого Падшего, нового слуги Ненасытного.

Кинхарт

Середина лета в Кинхарте была необычайно жаркой. Солнце нещадно пекло, жители Поместного квартала пряталась в тени, спасались у фонтанов, и вообще старались не выходить на улицу без особой нужды. Жители Рабочих и Торговых кварталов спасались от жары как могли, ведь работать было необходимо, водоносы в этот день были на вес золота. Во дворце от жары помогали придворные маги, что могли окружать себя прохладной аурой льда. Рабочим на пристани повезло, река отдавала свою прохладу, и это день казался им не таким душным и жарким. Лишь в одном квартале царило сущее пекло. Жители кличили его Нищим Кварталом.

Это был грязный квартал, где собирались любители здешнего наркотика, Горьких Трав, сорняк, из листьев которого можно гнать такие вещества, что от одной дозы можно оказаться перед пантеоном богов. Так же здесь любили собираться бандиты на разборки, тёмные личности, воры, контрабандисты, а местная стража посла всех выше перечисленных и днём и ночью. Стражникам в этом деле помогали небольшие патрули легионеров. Вот и сейчас, главную улицу этого квартала патрулировали два легионера. Одетые в красно-золотые табарды, поверх пластинчатых доспехов, красные плащи, вооружённые ростовыми копьями и щитами средних размеров, двое легионеров, при поддержке снующих туда-сюда стражников в бело-красных табардах, при алебардах, старались поддерживать порядок. Никто в этом местечке не было безоружен, таково здешнее правило.

Вряд ли здесь хоть кто-то работал честным трудом, и скорее всего, выкрикивали пересказ своих пророчеств те, кто находился в невменяемом состоянии, будь виной тому выпивка или что-то запрещенное, раньше, да и сейчас здесь собираются безумные пророки и предсказатели. Священники Храмового квартала читали свои проповеди на законных правах, так как принадлежали к законным в империи религиям, такие как: вера в Старых Богов, в Дюжину Святых Драконов-Основателей, в Предков, или Пантеон Новых Божеств. Последний, кстати, не очень-то пользуется популярностью.

Не зря квартал кличили «нищим», даже в столице есть бедняки, те, кто потерял всё и был вынужден просить милостыню, больные люди, покалеченные, инвалиды, сюда шли все брошенные, все кому некуда податься, потому что местные таверны позволяли им за бесплатно есть и спать в тепле. Да, даже в столице есть несправедливость и плохие кварталы, а где их нет? Этим людям помимо приютов и закоулков податься некуда, конечно не все, но большинство считали их отбросами. Про них просто забыли, поэтому они и были злы на всех, кроме себя любимых, естественно.

— Эй, Хэйвон! Глянь ка, ещё один пророк нарисовался! — усмехнулся Кастор. Тот, кого он окликнул Хэйвоном, скрывал лицо за шлемом и повязкой, были видны только его глаза. Сейчас стражники играли в карты, и Кастор, стражник в годах, по всей видимости, применял свою любимую тактику тасования карт, когда козырную он вложил так, чтобы он взял её третей, когда настанет его ход. Хроника была популярна по всему материку, однако в разных странах и провинциях, были разные правила. На кинхартский манер, игра представляла собой бой, словно игроки смотрят на всё сверху. Четыре фракции, они же четыре легиона: серый, красный, чёрный, синий. Один игрок отправлял в бой одну карту или несколько карт, при условии, что они из одного класса: пехота, маги, кавалерия, лидеры, звери. Второй игрок отбивался, потом повторял действия первого, и так они играли, пока у одного карты не иссякнут, при этом играть с тем, у кого колода меньше в два раза, считалось, по меньшей мере, глупо. Выигрывал тот, у кого осталось хотя бы одна карта. Каждой карта владела своей способностью, бить два раза, призвать ещё несколько карт или заставить одного игрока сбросить пару карт в отбой. Было много правил и условий, но от этого азарт только рос. Тот, кого Кастор окликнул Хэйвоном, отвлёкся от игры, поднялся и пошёл в сторону слепого старика, что вещал с помоста. Кастор недовольно почесал седые усы, быстро сгрёб карты и деньги в свои карманы и двинулся за напарником.

— Люди Кинхарта! Услышьте и внемлите мне, ибо виделся я вещий сон! Оковы Эдхута слабеют, и Ненасытный вновь выпустил свою длань в этот мир, оскверняя наши души и сердца! Тот, кого вы зовёте Наследником Нерана не явиться! Последний, в ком текла его кровь, оставил нас тысячу лет назад! Покайтесь во грехах пред теми, в кого веруете, забудет о своих заботах, падите ниц, и молите о прощении! — Кастор покрутил усы указательным пальцем, затем толкнул напарника в бок.