Зима гнева (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 48
Итак – телеграммы и начинаем игру.
Победа или смерть?
Только победа!
Яна, Русина.
Матвеевка, Алексеевка… чем одна деревня от другой отличается?
Да практически ничем.
Нужно всю жизнь прожить в деревне, чтобы научиться отличать одну от другой… Яна на такие жертвы не была готова.
До Матвеевки они с Петром добрались за два дня. И задерживаться Яна не стала. Благо, приехали к обеду. Девушка очень убедительно попросила, чтобы ее проводили до Алексеевки, и демонстративно ждала во дворе, положив руку на рукоять револьвера.
Зря?
Надо больше доверять людям? Ага, во время войны у нас столько голубиных душ появляется, ангелы от умиления плачут. Или не от умиления, но что до слез – это точно.
Яне и на день задерживаться не хотелось.
Гошка!
Если бы не Нини…
Если бы она не задержалась, пытаясь пристроить малявку, может, и успела бы раньше? Кто знает… нет, Яна не жалела о своем поступке. Но время-то упущено!
Провожатого ей нашли быстро – вихрастого мальчишку лет пятнадцати по имени Потап. Племянника Петра, двоюродного или еще какого – Яна даже не вникала. Вроде как мальчишка сообразительный, родители его не против – ну и что еще надо? Выдали ему продуктов на несколько дней, и даже ручкой вслед помахали. Кажется, Петр был рад с ней распрощаться. Слишком опасные люди в недоброе время…
Нет, ни к чему такое рядом с домом.
Вот и шагала Яна по лесу, где проехать удавалось, да и мальчишку провезти на багажнике велосипеда, где пройти – все равно получалось быстрее, чем просто пешком.
И – дошли…
– Алексеевка.
Потап вопросительно посмотрел на Яну. Мол, дальше что делать будем?
Яна пожала плечами.
– Тебя, наверное, домой отпускать надо?
– Как скажете, тора.
Потап быстро разобрался, что Яна из благородных. Так и обращался, либо тора, либо тора Яна.
– А хочешь – десятку заработаешь?
– Хочу, конечно.
– Выясни, где тут что и как. Разузнай… кто у торов служил, кто к ним ближе всего был, у кого можно о них расспросить… и самое главное – был в усадьбе мальчик лет шести – или нет? Сможешь?
Потап тряхнул вихрами.
– Смогу.
– Десятка с меня. А то и больше, по результатам…
Яна себя оценивала здраво.
Она – боевик. В лучшем случае. А вот разведчик из нее, как из задницы утюг. Уж извиняйте, но скрытность, проникновение… ладно! Пролезть она куда угодно может. А дальше… рассказывал ей кто-то анекдот про японских диверсантов. Мол, пролезли, подсмотрели совещание, проглядели бумаги… и ушли. В чем прикол? Так они русского языка не знали. Или английского, Яна уж не помнила, что там за совещание было. Вот и не поняли ни слова. Вот из Яны такой же диверсант.
Она может прийти, может уйти, может убить, но разведка?
Не ее!
Можно предложить денег за информацию, но как тут проверишь? Правда ли, нет… не узнать. А Потап… такое ощущение, что мальчишке от нее надо – что?
Сам скажет. Надо только не давить.
Потап шел в деревню. Похрустывал под валенками свежий снежок.
М-да, повезло ему. А сначала так не показалось….
Когда дядька Петр домой вернулся, все порадовались. А Потап… а что ему? Ему с того выжиги ни прибыли, ни пользы…
Потап был приемышем в семье дядьки. Два года назад умер его отец, год тому чахотка мать прибрала, а братьев-сестер у него и так не было. Не нажили родители. Мать всегда хрупкой была, но пока отец жив был, как-то держалась. А потом сгорела…
Потап оказался в дядькиной семье, и несладко же ему там жилось. Сироте оно вообще горько, каждый норовит куском попрекнуть… работать заставляли за троих, а кормили за половинку. Хорошо еще, Потап в отца пошел, худой, но жилистый. Когда б в мать, уже б на его могилке снежок лежал…
А уж наслушался.
Плохая кровь, дурная утроба…
Молчали бы, твари!
Не видели вы того, что Потап видел! Как отец после рабочего дня в поле приходил домой, как помогала ему ополоснуться мать, как подавала полотенце…
А потом крепко приникала к своему мужу. И Потап прятался в кольце их рук от всего окружающего мира… хоть раз бы еще его кто так обнял!
Хоть на секунду!
Любили они друг друга, а городской фершал сказал маменьке, что та больше родов не перенесет. Вот отец и запретил… мамка-то хотела. Но тут батя был непреклонен. И Потапу они все объяснили…
А потом батя простыл. Вроде сначала и незаметно было, а потом сгорел в два дня, никакие лекарства не помогли. Мамка держалась, сколь могла, но…
Потап минуты считал до своего восемнадцатого дня рождения. Но три года еще… сам он ни землю не поднял бы, ни дом бы не удержал, все бы поплыло, развалилось…
А тут…
Страшно, конечно! Кому ж не страшно!
Когда его с торой послали, он вообще едва порты не намочил. Слышал, что дядька рассказывал. Троих положила, глазом не моргнув… баба такой быть не должна.
А потом страх как-то сам собой и прошел.
Когда Яна начала расспрашивать о семье.
Когда рассказала, что ищет сына.
Когда дала ему револьвер и показала, как правильно целиться… Потап не был снайп… спейп… сразу он не попал. Но тора сказала, что у него хороший глаз.
Хороший!
А сейчас ей разузнать кое-чего понадобилось…
Отказать? Да Потапу и в голову такое не приходило! Наоборот… у него была идея, которая с каждым днем ему все больше нравилась.
Где лучше расти? В дядькиной семье, где кажный норовит куском попрекнуть? А дом, надел… так тут еще надвое сказано. Проживет ли он эти три года? Так-то…
Хорошо, растет он медленно, одежда пока по размеру, да и обувка. Но работой его завалили, кормят впроголодь, а тетка может и сковородник схватить…
А еще в доме Потапа поселился дядькин младший сын с женой. И уходить им вовсе не хотелось. Потап слышал, как тетка это со снохой обсуждала. Та плакалась, мол все хорошо, да не наше, свое бы наживать, а тетка успокаивала.
Мол, твое будет…
Три года это срок, может всякое случиться. Ты обживайся, дальше видно будет.
А что случиться может?
А вот то самое…
Так что в деревню Потап шел не с добрыми мыслями. Тяжко сироте на свете. Хоть и родня, а хуже зверья бывает…
Придремать Яна не успела.
– Тора Яна, у меня новости.
Потап был аж весь наскипидаренный. Яна посмотрела скептически.
– Что скажешь?
– Тора Яна, тут дело такое… троих положили в поместье. Самого тора, его жену и дочь. Иван, Надежда, Ирина, – перечислила Яна.
– Да. А говорят, мальчонка там у них был – так его-то и не оказалось.
Яна почувствовала, как на миг закружилась голова, ватными стали ноги…
Гошка, ты жив!!! Я найду тебя, сынок! Обязательно найду!!!
– А где он мог оказаться? Неизвестно? Ничего?
– Я с бабкой Лукерьей поболтал чуток, помогал ей ведра тащить от колодца. Она кормилицей была у Ирины Иванны…
– И?
– Говорит, если кто и может знать, так это лесник местный. Савватей.
– Почему?
– Бабка мялась… я так понял, что тайна…
– То есть все в курсе, но вслух не говорят?
Потап почесал нос, соображая, и кивнул.
– Вроде как так. Говорят, у него шашни с торой Надеждой были.
– Ага… давно?
– Давно. Но доверяла она ему сильно. И помогала крепко.
Яна задумалась.
– А где живет сей лесник?
– Дом-то я знаю. Да только лесника там нет.
– Почему?
Яна почувствовала знакомое ощущение. Отец говорил так – встала на след… вот, она встала… НУ!!!
– Говорят, пропал он!
– Когда?
– Аккурат того дня, как поместье спалили. Кто говорит – убили его, кто – с бляжьей девкой сбежал…
– Какой!
– Ну… блудной!
– А… – поняла Яна. – Как девку звать?
– Аксинья, навроде. Тора?
Яна в раздумьях вертела в пальцах острый нож…
– Надо подумать. Больше никто в деревне не пропадал?
– Нет, тора. Только лесник и ента… Аксинья…