Зима гнева (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 55

И упал в кресло, словно тушка.

Третий высосанный стакан дубовика оказался роковым. Гаврюша отключился.

Мишель переглянулся с Пламенным.

– Жом, предлагаю что-нибудь перекусить. И поговорить.

Пламенный кивнул.

М-да, похоже Гаврюша слился. В уборную… А значит – надо искать ему замену. Его сын как раз подойдет.

Пламенный изо всех сил давил в себе мысль, что Хелле могут не подойти ни Гаврюша, ни его сын. Но… работаем с тем, что имеем.

И почему он не работает в Борхуме? Там такого нет… или просто он чего-то не знает? Может ведь и такое быть…

Тьфу на этих богов!

Какая им разница, кто им молится?! Почему они не могут оставить людей в покое и заниматься своими делами?! Такие планы летят в тартарары из-за одной бабы1 Пусть и богини!

Тьфу!

Ферейские горы.

Селение Ривалек.

Валежный не собирался ни тянуть, ни церемониться. С чего бы это?

Он бодро и весело прошел по горам – и осадил Ривалек.

Как – осадил? Снова – громкое слово, которого совершенно не заслуживало небольшое селение. Нет, не заслуживало…

Долина словно на ладони лежащая меж двух гор. Валежный, не говоря дурного слова, отрядил по двадцать человек с пулеметами, занять возвышенности. А потом послал парламентера.

Предложение было царским.

Вы уходите – и мы вам за это ничего не делаем. Оставляете все награбленное, и вон отсюда. По другим селениям… туда мы еще придем. Но у вас есть шанс удрать дальше, в Чилиан.

Не согласны?

Не обессудьте.

Слава летела впереди Валежного. Но горцы решили еще раз испытать судьбу. А может, и не судьбу… Ривалек был выбран не просто так.

Богатое селение испокон века жило с торговли дурманом. Растили, собирали, продавали… а Валежный ненавидел эту пакость.

С его точки зрения, всех торговцев дурманом надо бы подвесить за ноги и запихивать в них эту дрянь. Пока не подохнут!

Или еще чего придумать… а уж учитывая, что себя, любимых, фереи берегли и для работы с дурманом использовали пленных русин…

Убивал бы!

Медленно и мучительно…

Даже к набегам Валежный относился лояльнее… а эта дрянь шла в Чилиан, потом опять в Русину, медленно убивая, калеча, сводя с ума…

Отказали?

Не обессудьте!

Валежный отдал приказ никого не жалеть – и снова казаки двинулись на приступ.

Хлестнули пулеметы, как сверху, так и из селения. Но Ривалек никогда не осаждали. Он был слишком далеко, обычно война прекращалась раньше. Здесь не было по-настоящему обстрелянных воинов. Здесь не было таких укреплений, как в Халахан-Варте. Здесь Шахры-бека не было, коли на то пошло. Погиб при штурме Халахан-Варта.

Селение продержалось несколько часов, а потом снова началась резня. Хотя в этот раз русины были настроены более мирно.

И все равно…

Уцелели немногие, в основном, женщины и дети, те, кто спрятался по подвалам и сараям, те, кого пощадила шальная пуля…

Кровь, грязь, смерть…

Крики женщин, до которых дорвались разгоряченные солдаты, Валежный поморщился – и решил все равно не вмешиваться. Гадко?

А не гадко надевать золото, в чужой крови вымоченное? Не жгло? То-то и оно…

К вечеру из селения выкинули кучку уцелевших. Им (Валежный все же проиграл своей совести) выдали теплую одежду, дали несколько осликов, чтобы посадить детей, и даже дали немного денег. Пес с ними…

Все равно в селении взяли столько, что Антон лишь головой покачал. Он, конечно, не бухгалтер, но интендант, который остался при нем, потирал руки. И уверял, что взятого хватит на прокорм войска. Уж до лета – точно.

А летом?

А до лета еще дожить надо. Потому как зиму Валежный проводит в горах, а весной собирался спуститься на равнины…

Надо разбираться с освобожденцами.

Надо…

* * *

Фереи прислали парламентеров спустя два дня после взятия Ривалека.

Шестеро седобородых старцев час стояли на коленях у границы лагеря, прежде, чем Валежный решил снизойти и выйти.

Его это коробило, унижение старости – гадость. Но – иначе просто не поймут.

И выйти следовало строго определенным образом. При всем параде, со свитой… все правильно.

Горе побежденным.

Победа одних, поражение других, все это нарочито, подчеркнуто, ярко…

– Что вам угодно?

Один из стариков поднял голову. Валежный подумал, что ему уже лет под сто, как бы не больше. Дряхлый, аж рассыпается…

– Генерал, ты идешь по нашим горам, словно великан. Ты повергаешь ниц своих врагов. Мы умоляем тебя уйти… хватит жертв. Хватит горя…

Валежный хмыкнул.

– Когда вы несли горе в наши дома, вы не слушали никого. Почему я должен вас послушать?

– Потому что твой дом в огне, генерал. Ты можешь сжечь наши дома, но и свой ты не спасешь.

Валежный нахмурился.

– Все верно. Я сожгу ваши дома и уйду через горы. В Чилиан. Меня пропустят, даже не сомневайтесь. А Русина пусть горит – не я ее поджигал.

– Но стоит ли тогда….

– Стоит, старик. Мне столько раз не давали этого сделать, – кровожадную улыбку Валежного можно было помещать на плакаты и пугать детей по ночам, – что сейчас я хочу отыграться напоследок. Даже если и сдохну – то со вкусом вашей крови на губах!

– Мы умоляем тебя остановиться.

– Вас не трогали чужие мольбы…

– Чего ты хочешь, генерал?

– Я уже сказал, – поморщился Валежный. Вот ведь народ!

Все и всё прекрасно понимают, но вилять и изворачиваться будут до последнего. А смогут ударить в спину – ударят. И яду подсыплют, и еще как нагадят…

Торг продолжался несколько дней и завершился разгромной победой Валежного.

Его армия до конца не уходила из гор. Все селения, в которые ступила нога русина, оставались за русинами. И там будут жить – заложники.

По десять человек от каждого рода.

Десять человек.

Не просто мужчины, а женщины и дети… подло?

Ничего, авось так вы удержитесь от подлостей! Зная, что их головы полетят первыми.

Потому что командовать парадом Валежный поставил Али-хана. Али-хан, собственно, был таким же, как Барза-бек, только с другой стороны медали.

Беременная русинка умудрилась убить хозяина и бежать из гор.

Невозможно?

Да! Особенно когда тебе четырнадцать лет, когда ты еще ребенок, когда тебя не воспринимают всерьез. Но ей это удалось. И Али-хан, названный так в память о горах, отлично знал историю своей матери.

И очень не любил фереев.

Прекрасно знал язык, обычаи, знал, на что надавить, как погладить… и ненавидел тех, кто стал причиной ее боли!

Русинка выбралась к своим, вышла замуж – за такое сокровище казаки просто передрались, это ж не жена, а сказка! Такая не просто детей – богатырей подарит! Али-хан вырос с отчимом, который никому и никогда не позволял обидеть его мать. И сам Али-хан драться научился, и в семье его любили, и постоять он за себя мог.

И все равно – ненавидел.

Потому что знал, как убили его деда и бабку. Как убивали дядьев и теток. Как оставили его мать, потому что та была действительно красива, и подарили толстому гадкому старику. Как мать все время притворялась, что слабая, глупая, ничтожная и несчастная. Как готовилась к побегу.

Как убивала, как травила собак, как пустила погоню по ложному следу – чего ей это стоило в горах! Как шла одна по горным тропам…

Вышла и выжила она чудом.

Одна, беременная… и у чуда было имя. Имя ее отца, ее деда, прадеда… не просто так извели под корень ее род. Старинный род, в котором первой игрушкой даже девочкам давали деревянный кинжал, а второй – боевой.

Горцы тоже знали эту историю. И были очень недовольны. Но Валежному было плевать.

Али-хан справится. А он побудет здесь еще месяц, соберет выкуп (война должна быть выгодной, вы нас сами этому научили, неуважаемые) – и вернется к весне на равнины.

Его ждут освобожденцы.

Свободные герцогства.

– Что со Станиславом?