Любовь и война - Хэган Патриция. Страница 67

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Тревис. Глаза его гневно сверкали.

– Какого черта, что все это значит? – крикнул он и швырнул на кровать скомканное алое платье.

Он стоял перед Китти, широко расставив обутые в высокие сапоги ноги. В распахнутый ворот синего офицерского мундира выглядывала темная поросль, покрывавшая мускулистую грудь. Темно-синие бриджи с галунами оказались безжалостно заляпаны грязью. Не покрытая форменным кепи шевелюра растрепалась. Не связана ли присущая ему жестокость и грубость с той миссией, которую поручает ему командование? Китти не могла сказать с уверенностью, впрочем, в тот момент ей было не до этого.

– Как ты посмел так опозорить меня у всех на виду?! Как у тебя язык повернулся?

У нее руки чесались залепить Тревису пощечину, однако по бешеному огню в глазах капитана было ясно, что подобные выходки не останутся безнаказанными.

– Китти, неужели ты так щепетильна, что даже не понимаешь шуток?!

– Шуток?! По-твоему, это шутка – сообщить совершенно незнакомой женщине, что мы любовники?! – Фиалковые глаза потемнели от гнева, переполнявшего все ее существо.

– Да ведь ты никогда в жизни больше не встретишь эту женщину. Какая разница, что ей угодно про нас подумать? В отряде всем давно известно, что мы любовники и спим вместе, как муж и жена. Ты не считаешь это оскорбительным. Так почему нужно было закатывать сцену из-за какой-то незнакомки? Нет, женщина, мне никогда не понять, что у тебя на уме!

И он безнадежно покачал головой. Сможет ли он научиться разгадывать ее поступки? Еще вчера они были друзьями, а вот сегодня снова разгорелась старая вражда. Что произошло?

Она резко отвернулась и опустилась на продавленную кровать.

– Ох, Тревис, лучше уйди и оставь меня одну. И не забудь прихватить с собой этот наряд проститутки! Никогда, никогда больше я не позволю тебе прикоснуться ко мне! Можешь забить меня до смерти, но я не сдамся! Мне следовало понять с самого начала, что ты ничем не лучше того мерзавца, Люка Тейта, даже хуже его, потому что ты… проклятый янки!

В номере воцарилась такая тишина, что Китти не выдержала и обернулась – может быть, Тревис вышел из комнаты, не дослушав ее гневные сентенции?

Нет, он все еще был здесь, и во взгляде его читалась такая растерянность, что Китти раздраженно воскликнула:

– Что ты на меня так смотришь? Неужели трудно оставить меня одну?

– Будь по-твоему, – промолвил он спокойно, как человек, убедившийся в совершенной ошибке. – Только распрощаться придется надолго, Китти. Я получил назначение в такой рейд, куда не смогу взять тебя. Розенкранц позаботится о том, чтобы тебя направили на работу в госпиталь. Ты будешь в безопасности. Желаю всего хорошего. Может, когда-нибудь и свидимся вновь…

Он замер, как будто в ожидании. Но Китти сердито тряхнула локонами, отвернувшись к стене. Тревис уже был на пороге, когда раздался шепот:

– А как же Энди?

– Китти, – после минутной паузы ответил Тревис, – Энди теперь один из нас. Мне казалось, ты должна была это заметить. Он давно уже сердцем привязался к нам и к Союзу. Можешь не бояться за него. Я о нем позабочусь.

И он вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Китти хотелось его окликнуть, остановить, не так она хотела с ним расстаться! Но она не сделала этого, продолжая молча стоять, глядя ему вслед. И в самом деле, разве теперь это имеет значение? Им никогда не суждено полюбить друг друга. И лучше уж все останется так, как есть, и они разойдутся, полные гнева и ярости.

И она улеглась на кровать, дожидаясь наступления вечера – и свободы!

Глава 25

Китти распахнула глаза и обнаружила, что давно стемнело. Она и не заметила, как задремала. Выглянув в окно, убедилась, что улица внизу опустела. Видимо, час был поздний. На столике возле кровати стоял заботливо доставленный поднос с ужином.

Пора действовать.

Пленница торопливо натянула тяжелые башмаки – иной обуви у нее не было, – синие бриджи и мундир. На гвозде над дверью висела шерстяная кепка, Китти прихватила и ее. Ночью будет ужасно холодно, а им предстоит долгий путь до переднего края укреплений южан. Вот только где они, эти самые укрепления? Кто мог знать точно, какой новый поворот примет война?

Китти приоткрыла дверь и высунулась в коридор. Там было пусто. На цыпочках она прокралась к окну, растворила его и вылезла на лестницу. В какой-то миг пришлось замереть, прижимаясь к холодной стене, пока внизу прошли двое подгулявших янки, фальшиво голося какую-то песню.

С величайшей осторожностью двинулась она по улицам города. Вот наконец и темная громада склада, где держали пленных. Среди них царило явное оживление: кто-то сидел, кто-то слонялся взад-вперед, но никто не спал. Чертыхнувшись, она сообразила, что вчерашний незнакомец оказался слишком болтлив. Неужели они не понимают, что запросто могут насторожить янки своим шумом?

Ее глаза с тревогой обратились к двум часовым, дремавшим у ворот. Янки прижимались друг к другу, чтобы хоть немного согреться под порывами ледяного ветра. Китти подождала, пока не убедилась, что солдаты спят. Правда, то и дело кто-то из них вскидывал голову, ошалело оглядывался – и снова засыпал.

Наконец она решилась пересечь улицу и подкрасться к тому месту, где ждал вчерашний пленный. Приблизившись, Китти увидела, что это другой человек: у него не было правой руки – пустой рукав френча был заправлен за пояс.

– Пожалуйста… потише, – начала она все с той же фразы – Я пришла, чтобы помочь вам бежать.

Солдат не спеша обернулся и произнес голосом, от которого у Китти все перевернулось внутри.

– Привет, Китти.

На какой-то миг все поплыло перед глазами, словно во сне. Не может быть. Или все-таки может?

– Дэвид… – Обливаясь слезами, она протянула трясущиеся руки, чтобы погладить милое лицо. – Дэвид Стоунер!

– Господи, Китти, мы уж не верили, что ты жива, – его голос тоже прерывался от слез. – Но когда тот малый стал расспрашивать у всех здешних про Натана Коллинза, которого хочет разыскать пленная женщина-южанка, я сразу понял, что это ты!

– Дэвид. – И она разрыдалась, закрыв лицо руками, на минуту позабыв, где находится. Повстречать такого близкого человека было почти равносильно тому, как если бы побывать дома. Но до дома еще ох как далеко, напомнила себе Китти и, гордо подняв голову, прикусила губу, чтобы больше не плакать.

– Дэвид, а тебе известно, где сейчас Натан? Мне обязательно нужно его отыскать. А для начала всем нам выбраться отсюда.

– Я представляю себе только в общих чертах, потому что наше подразделение разбито и всех разметало кого куда.

– И тогда ты лишился руки? – осторожно поинтересовалась она.

– Нет, еще под Шайло.

– То есть год назад? Дэвид, но ведь ты мог вернуться домой. Для тебя война закончилась.

– Я не захотел возвращаться. Правда, я уже мог только подносить боеприпасы одной рукой или ухаживать за ранеными, но и это для меня было лучше, чем просто отсиживаться дома, в стороне от всех! И вот, надо же, я попал в плен к янки! Поверь, ни один из запертых здесь парней не желает ждать конца войны в их вонючей тюрьме!

– Ну так бежим скорее, – выпалила она. – Кстати, здесь что, только двое часовых?

– Ну да. Они решили, достаточно того, что нас обезоружили, а в городе полно федералов. К тому же Розенкранц надеется, что сработает пресловутый «сухой закон». Но мы уже подумали над тем, что делать. Ты раздобудь нам какое-нибудь оружие, чтобы только проломить им башку, а с остальным мы справимся сами. Тут, неподалеку, есть загон, а в нем полно лошадей, которых мы успеем захватить и смыться, прежде чем янки сообразят, что творится.

– А винтовки? – испуганно напомнила она. – Кто-то может услышать шум и поднять тревогу, и тогда нас перестреляют, прежде чем мы выберемся из города!

– Об этом мы тоже подумали, – заверил Дэвид. Нам придется вести себя как можно тише и выбираться отсюда постепенно, по нескольку человек. А теперь ступай и найди какую-нибудь дубинку да пару лошадей для нас с тобой. Нам стоит отделиться от остальных. Если поедем вдвоем, то меньше привлечем к себе внимания. Все подумают, что мы муж и жена и ты забрала меня из госпиталя, где мне ампутировали руку, и везешь домой. Я подожду здесь, а ты раздобудь лошадей. А теперь не медли, Китти.