Возражение (ЛП) - Реншоу Уинтер. Страница 7

— На самом деле, в номере нет дивана, — говорит женщина. На её бейдже указано имя Ирен. — Там есть кровать в форме сердца и джакузи, а также мини-бар.

Оливия давится слюной.

Жизнь иногда может быть жестокой, особенно, когда заставляет такую милую женщину, как Оливия, провести время, которое должно было быть брачной ночью, в номере с кроватью в форме сердца.

— Ближайший отель находится ещё в восьмидесяти милях отсюда на восток, — сообщает нам Ирен.

Я кладу кредитную карту на стойку.

— Мы что-нибудь придумаем.

— В свой медовый месяц? — спрашивает Ирен, приподняв одну бровь, пока вводит информацию о кредитке в систему.

— Не совсем, — говорит Оливия.

— Оу? — взгляд Ирен блуждает между нами.

Могу сказать, что она хочет задать вопрос, но благодарен, когда она не делает этого, ради блага Оливии. Не нужно заставлять её переживать заново некоторые из худших моментов жизни, чтобы подавить интерес любопытной незнакомки.

Через десять минут Ирен вручает нам две ключ-карты и дает номер комнаты: 314. Я беру сумки из Target, а Оливия собирает юбку в руки, и мы поднимаемся наверх.

Как и следовало ожидать, в номере находится кровать в форме сердца и джакузи в углу. Два сложенных в форме лебедей полотенца лежат в изножье кровати вместе с разбросанными искусственными лепестками красных роз.

Оливия пялится на эту сцену некоторое время, теряясь в своих мыслях, а затем берет свою сумку и направляется в ванную, чтобы переодеться, не говоря ни единого слова.

Спустя несколько минут она выходит, на ней надеты леггинсы и мягкий розовый свитер, которые натянуты чуть ниже бедер, а все следы её свадебного макияжа исчезли.

Она плюхается на кровать, хватая пульт от маленького телевизора в другом конце номера, и начинает бесцельно переключать каналы.

Я переодеваюсь следующим — в темно-синие спортивные штаны и белую футболку с глубоким вырезом. Когда я выхожу, она просматривает меню еды навынос и находит телефон в номере.

— Пицца или китайская еда? — спрашивает она, её голос непринужденный, как будто это самый обычный день.

— Оливия. — Я сажусь рядом с ней на краю кровати.

— Что? — Она морщит кончик носа.

— То, что сегодня случилось, прискорбно, — говорю я. — И я уверен, что ты чувствуешь подавленность. Но ты не можешь вести себя так, словно ничего не произошло. Тебе придется осмыслить это. И поверь мне, лучше осмыслить это сейчас, чем посылать куда подальше и делать вид, что оно тебя не волнует. Чем больше ты это игнорируешь, тем больше оно злит тебя. И, в конце концов, ты будешь вынуждена справиться с этим.

— Спасибо, доктор Фил. — Она подмигивает мне. — Я приму это во внимание.

У меня складывается впечатление, что она часто так себя ведет — решает проблемы с юмором, потому что так проще, чем сломаться и показывать свою слабость. И я по собственному опыту знаю, что показывать уязвимость — одна из самых сложных вещей, которые человек может сделать.

— Когда ты спросила меня прошлой ночью, женился бы я на своей бывшей, если бы мог сделать это снова, — начинаю говорить, — причина, по которой я сказал тебе «нет», была в том, что она предала меня. В худшем смысле. И она недостойный человек.

Оливия кладет свою ладонь поверх моей.

— Видеть его — твоего жениха — изменяющим тебе в ночь перед свадьбой... пробудило все эти старые чувства, и я хотел защитить тебя. Хотел предупредить, потому что никто не предупреждал меня. И поверь мне, я бы предпочел отменить свадьбу, чем пережить этот кошмарный год, который последовал за этим.

Ритмичный стук с другой стороны стены сопровождался женскими стонами посреди оргазма.

Оливия хрюкает носом, и мы смеемся.

— Мне жаль, что тебе придется провести здесь ночь, — говорю я.

— Не стоит. — Её голос нежный, а темные глаза изучают меня. — Мне нравится быть с тобой. — Она поднимает ладонь. — И я не имею в виду это в безумном, приставучем смысле. Я просто хочу сказать... Мне нравится твоя энергия. В тебе есть что-то искреннее и основательное. Словно ты знаешь, кто ты есть, чего хочешь, за что борешься и не выслушиваешь всякое дерьмо. Мне нравится это в тебе, Габриэль.

Я сдерживаюсь от того, чтобы позволить вниманию опуститься на эти её розовые, мягкие подушечки губ, но позволяю разуму блуждать, думая обо всем, что можно было бы с ней сделать, если бы мы не прошлись по свежим следам одного из самых дерьмовых дней её жизни.

Я не пытаюсь извлечь пользу из случившегося.

По ту сторону картонных стен пара заканчивает, и Оливия обмахивает себя.

— Я не курю, но чувствую, что после такого мне понадобиться сигарета.

Боже, мне нравится её чувство юмора.

Любая женщина, которая может сохранять его в период одного из самых переломных моментов в жизни, заслуживает моего уважения. Она неподражаема. Элегантная, несмотря на её скромное происхождение. Бьюсь об заклад, она даже не знает об этом.

Я также готов поспорить, что она даже не знает насколько красивая. И я не говорю о её внешности. Оливия может свести с ума, без вопросов. Я говорю о её внутренней красоте. Доброта и мягкость, исходящие от неё, привлекают меня как магнит.

— Ты голодна? — спрашиваю, меняя тему, потому что очевидно она справляется с этим намного лучше, чем я предполагал.

Она дает меню мне в руки.

— Голодна.

Два часа спустя, мы лежим на спине с животами, полными пиццы, пока смотрим специальный выпуск новостей по телевизору.

— Ты когда-нибудь задумывался о времени? — внезапно спрашивает она, когда начинается реклама.

— Что ты имеешь в виду?

Она поворачивается на бок, подпирая рукой щеку и смотря на меня. Мерцающее отражение от экрана телевизора сверкает в её глазах.

— Я просто думаю, как... что если бы я никогда не встретила тебя? — спрашивает она. — Если бы никогда не спустилась в бар отеля выпить, я бы никогда не встретила тебя и сейчас была бы женой этого лживого засранца, ничего не подозревая.

— На всё есть причина. — Я не любитель клише сентиментальностей, но оно сейчас уместно.

— Это самая безумная вещь, — она переворачивается на спину, скрещивая руки на груди, пока смотрит в потолок, — когда ты рассказал мне, что он изменил мне... у меня не было злости, Габриэль. Я испытала облегчение. Облегчение, что не выхожу за него замуж.

Она снова смотрит на меня, оценивая реакцию.

— Это ли не безумие, — говорю ей.

— Почему я не могла встретиться с тобой несколько лет назад? — спрашивает она, поглядывая на меня из-под длинных ресниц. — Или, по крайней мере, с кем-то вроде тебя... кем-то настоящим, честным, кто заботится о том, чтобы поступать правильно. — Выдыхает Оливия. — Столько лет. Потеряно.

— Не надо так на это смотреть, — говорю я. — Уверен, у тебя были хорошие моменты. Они не были пустой тратой времени.

— Могу я сказать тебе кое-что, Габриэль? — спрашивает она, взгляд всё ещё приклеен к рельефному потолку над нами.

— Конечно.

— Прошлой ночью мне приснился сон, что я шла к алтарю, только возле алтаря был не Дориан, — говорит она, прежде чем повернуться ко мне. — Это был ты. — Прежде чем я могу ответить, она добавляет, — Я не говорю тебе это, чтобы напугать. Честно, мне кажется это забавным. Или ироничным. Зависит от того, как посмотреть.

— Это... интересно.

— Ты же знаешь, какие сны... они никогда ничего не значат. Это словно смесь из всех твоих тревог, надежд и случайных отрывков твоего дня, — она сразу объясняет своё признание, как будто ей стыдно за рассказ своего маленького откровения.

По телевизору снова идет шоу, но я уже потерял интерес. Женщина, лежащая рядом со мной, гораздо интереснее для меня, более достойна моего внимания, чем любой специальный выпуск криминальной хроники по выходным когда-либо может быть.

— Можно задать тебе вопрос? — Она снова поворачивается лицом ко мне, подпирая рукой голову и вдавливая локоть в матрас.

— Конечно.

— Почему ты был в отеле в эти выходные? — спрашивает она. — В смысле, никто не останавливается в отеле без причины и для тебя просто... увезти меня, словно тебе больше нечем заняться...