Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня. Страница 42

— Лекс? — растерянно переспросила я, не совсем понимая, кого он имеет ввиду, и почему так странно меня называет.

— Ну да. Тебя же Алексия зовут, я ничего не путаю? Или прикажешь обращаться к тебе исключительно по полному имени. А может, еще и по отчеству? — насмешливо фыркнул Яр.

— Да нет, что ты! — запротестовала я, содрогаясь от одной мысли, что в универе ко мне может приклеиться старое добродушно-приютское "Алексия Петровна", — Просто немного непривычно. Меня все Алешкой зовут.

Яр даже остановился на секунду, вперив в меня недоуменный взгляд:

— Алешкой? Да ты что? Алешка-Алешка, пойдем копать картошку?

— Ну уж нет! — рассмеялась я, — Там, вообще-то, Антошка был.

— Алешка, Антошка — неважно. Все равно рифмуется с картошкой! Нет, не люблю я всех этих Петек-Машек-Лешек. С этого дня ты — Лекс, я буду тебя называть тебя именно так. Ну так что, Лекс? — он склонил голову на бок. — Пойдем-покурим? Ты же куришь?

— Я? Ну… да, конечно! То есть, немного, — соврала я, параллельно припоминая, что большинство студенческих знакомств завязывались в самом популярном месте — курилке. До сегодняшнего дня она мне была абсолютно не нужна, но теперь, очевидно, пришло время приобщиться. — Только у меня… сигарет своих нет. Я их… забыла! В комнате забыла!

— Да ладно тебе придуриваться! — оборвал меня Яр, — Так и быть, стану тем самым гадом, который даст тебе первую в жизни сигарету. Только потом, чур, не пенять на меня, что я тебя подсадил! Так что подумай. А поболтать мы с тобой и после курилки сможем, тут недалеко кафешка моя любимая. Там такой портвейн, вообще, чуть ли не бесплатно наливают! — и тут он осекся, понимая, что предложенная альтернатива ничуть не лучше.

— Я, в общем, и к тому, и к тому готова, — пытаясь напустить на себя важный вид, чтобы Яр не принимал меня совсем уж за тепличное растение, энергично заверила я.

— Да? Ну, пойдем тогда, гулять так гулять! О спасении наших бессмертных душ позже подумаем. В старости. Если доживем! — добавил Ярослав и весело рассмеялся.

Глава 2. Ярослав

Так неожиданно просто, быстро, без лишних сомнений и подозрений мы сдружились с Ярославом. Главные вещи между похожими людьми не требуют объяснений, они воспринимаются легко и естественно. Общение между нами складывалось именно так. Спустя неделю мы были уже закадычными приятелями и вскоре начали делиться тайнами и секретами, ни капли не сомневаясь, что это внезапное доверие не будет обмануто.

Глядя на Ярослава, я будто смотрелась в зеркало и видела себя, только намного лучше, взрослее, уверенней. Он уже был таким, какой я только мечтала стать — смелым, вызывающе отчаянным, тонко-расчетливым, умеющим взволновать любой тихий омут в считанные минуты.

Пока мы, первокурсники, только мечтали о будущих успехах, остроумных статьях и громких расследованиях, Ярослав уже занимался этим. Обладая врожденным репортерским чутьем, он не боялся ввязываться в сложные и запутанные темы, мастерски выуживая информацию и распутывая клубок загадок аккуратно, по ниточке и чаще всего — до победного конца. Первые свои статьи он публиковал в небольших подпольно-скандальных газетах, будучи старшеклассником, конечно же, под псевдонимом и специально накинув себе с десяток лет. Несмотря на то, что для любого школьника подобный результат уже был пределом мечтаний, подобное положение дел Ярослава не устраивало. Ему хотелось пробиться в солидные издания с проектами посерьезнее.

Но тут его ждал неприятный сюрприз: прежде чем публиковать материал, редакторы все, как один, желали встретиться с автором, чтобы на месте проверить надежность источника и определиться насчет дальнейшего сотрудничества.

— Понимаешь, я им говорю — у меня есть бомба, настоящая бомба для вас! Реальная цепочка организации работы попрошаек на местных вокзалах, кто кого крышует, кто кому подчиняется, а они мне — а вам восемнадцать исполнилось? Я им говорю — нет, вы меня не поняли, наверное! У меня есть диктофонные записи, куча материала! Я за несколько месяцев такие вещи накопал, нигде не найдете!

— А как? Как ты это сделал? — даже не пытаясь скрыть восхищения, удивлялась я, чувствуя, насколько далека от реальной жизни со своей победой в конкурсе и зарисовками на идиллические темы.

— Я? Да просто. Ходил, наблюдал, расспрашивал. Шпионил. Подкупал. Спаивал. Ты понимаешь, Лекс, я им на блюдечке с голубой каемочкой предлагаю жирную такую рыбину, без головы, конечно, потому что не с моими возможностями выше лезть, да жить я тоже хочу. Но они-то мэтры журналистики! Акулы пера! Им по силам и до головы добраться, а голова у этой нищенской пирамиды ты даже не представляешь, в каких высоких сферах находится! — Яр многозначительно поднял палец. — Нет, даже говорить не буду, не надо тебе этого знать. Но ведь классная тема, правда? Ты бы заинтересовалась?

— Еще бы! — горячо восклицала я, глядя на Ярослава почти как на божество.

— А они — нет! — с неожиданно искренней, почти детской обидой в голосе, сокрушался он. — Почему-то после всего этого их интересует только одно — сколько мне, видите ли, лет! Я им вру — ну, мне вообще-то, двадцать два, у меня на счету статьи и очерки, а они — давайте-ка встретимся, и паспорт с собой прихватите, и все газетные вырезки. Тут я понимаю, что на встречу мне можно вообще не ходить, потому что это будет, ясное дело, провал. Я говорю — вы знаете, давайте без встречи. Я согласен даже без гонорара. Возьмите материал на рассмотрение, пусть вообще кто-то другой его напечатает под своим именем. Только доведите до конца, я подарить готов. А они кладут трубку. Вот козлы, ну правда же, Лекс? Как их еще назвать после этого, а?

— Козлы. Только козлы, — я действительно была потрясена подобной несправедливостью и откровенным предубеждением в отношении человека только из-за его возраста.

Мы сидели в том самом любимом кафе Ярослава, где наливали почти бесплатно суровый студенческих портвейн, пили его небольшими глотками, грелись, стараясь отогнать от себя промозглый ноябрьский холод и делились горестями и несправедливостями жизни.

Яр после наступления холодов отказался от своей знаменитой юбки, перейдя на более привычные джинсы, но дополнял он их свитерами и шапками таких сумасшедших расцветок, что его новый, утепленный образ вполне компенсировал отсутствие килта. Вот и сейчас он сидел передо мной в веселой шапке-ушанке ярко-лимонного цвета, в которой ходил весь день и отказывался ее снимать даже после замечаний преподавателей том, что воспитанный молодой человек должен находиться в помещении с непокрытой головой. Апеллируя к выдуманной болезни среднего уха и философски уточняя, что главное — это мысли внутри головы, а не шапка на ней, Яр опять привлек к себе внимание всей аудитории, но его это ни капли не смущало. Наоборот, он был чрезвычайно доволен подобным положением дел.

— Так что, вот такие дела, Лекс, — подытожил Ярослав, меланхолично чекнувшись со мной стаканом портвейна. — Иногда даже самым крепким лбом не прошибить каменную стену. Но ничего. Плевать! — очень быстро переходя от уныния к бодрости, добавил он, закуривая. — Мир не без нормальных людей! Мне круто повезло, я хоть в группу к нормальному куратору попал. Единственный человек, который не стал плеваться, когда я принес ему последние два проекта. Наоборот, сказал — давай, чувак, работай, я тебя, если что, прикрою. Не в печать, так в интернет выложим. Молодец мужик, да? Я, вообще, думаю, что очень скоро весь этот анахронизм насчет возраста, национальности и пола сотрется, и главным станет вопрос не «кто делает», а «что и как делает»! Вот ты веришь в это?

— Да не совсем, — все еще неумело прикуривая, и едва сдерживая рвущийся из груди кашель, ответила я, стараясь не обращать внимания на слезы, выступившие на глазах из-за попавшего в них дыма. Превращение в богемного курильщика давалось мне не так-то просто, и те самые жесты, которые у Ярослава получались небрежно-грациозными, у меня выходили по-медвежьи неуклюжими. — Это все слишком глобально. Чтобы твои мечты сбылись нужно измениться многим людям, особенно старшему поколению. А ты же понимаешь, что это невозможно.