Пророчество: Дитя Земли - Хэйдон Элизабет. Страница 43

14

— Чай готов. Хочешь?

— Да, благодарю, — ответила Рапсодия.

Пока Эши носил влажный хворост, который собрал возле хижины, Рапсодия еще раз оглядела комнату. Она подошла к камину и отодвинула в сторону небольшой каминный экран, чтобы разжечь огонь.

— Чай на столе, — сказал Эши.

— Спасибо.

Рапсодия посмотрела на ветки, которые только что были влажными и зелеными, теперь они стали совершенно сухими, словно лежали под навесом целый год, в них не осталось ни капли воды. Она коснулась приготовленных для растопки щепок и произнесла слово, зажигающее огонь. Во все стороны полетели искры, в камине вспыхнуло пламя. Рапсодия улыбнулась и посмотрела на Эши, который ногой заталкивал под кровать полотенце.

— Скажи, ты и сам связан с водой или только через меч? — Рапсодия встала, взяла чашку и устроилась в ста ром кресле.

Он было насторожился, но, взглянув на Рапсодию, опять расслабился. Отстегнув потертые ножны, Эши положил меч себе на колени и провел рукой по потрескавшейся коже.

— Я не знаю. Кирсдарк у меня так давно, что я уже и не помню времени, когда стихия воды мне не подчинялась.

Я всегда ощущал море в своей крови, даже ребенком. В моей семье было много моряков, так что все произошло естественно. — Рапсодия подождала продолжения, но вместо этого он подошел к камину и взял в руки кочергу.

Она заерзала в кресле — таком старом и продавленном, что ей никак не удавалось сесть ровно.

— Ну и чего ты хочешь от меня теперь? — спросила она.

Эши наклонился, чтобы пошевелить тлеющие угольки, и Рапсодия вдруг почувствовала, как ее охватывает возбуждение, словно он не возится с огнем, а касается ее тела. На мгновение ее охватила паника, но почти сразу же она сообразила, что дело в ее внутренней связи с огнем, а вовсе не в Эши. Она постаралась отгородиться от необычных ощущений. Вскоре Эши закрыл камин экраном и повернулся к ней.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты так долго пытался выудить у меня сведения о моей принадлежности к намерьенам, и теперь, когда твое желание осуществилось, я хочу знать, что ты собираешься делать. Что тебе нужно от нас? От меня?

— Ничего из того, что ты не готова дать.

— Ты знаешь, — вздохнула Рапсодия, — из меня не получится хорошей намерьенки, к тому же я не слишком к этому стремлюсь. Ваш народ не может прямо ответить на вопрос даже ради спасения собственной жизни.

Эши не удержался от улыбки.

— Ты права, извини. Знаю, это раздражает, но тяжело бороться с наследственностью и недоверием, которое пришло после ужасной войны. Боюсь, все намерьены таковы, и я, наверное, один из самых худших.

— Что верно, то верно. Кто еще добровольно ходит, закутавшись в туманный плащ, прячась от людских глаз?

Его блестящие голубые глаза встретились с глазами Рапсодии.

— А кто сказал, что добровольно?

Она не сумела отвести глаз и сразу найти достойный ответ.

— Прости.

Она снова замолчала.

— Когда я в первый раз увидела твое лицо, я поняла, почему ты его прячешь.

— В самом деле?

Рапсодия задумалась над ответом. До тех пор пока он не скинул капюшон, она предполагала, что Эши скрывает какое-то уродство: следствие несчастного случая, ранения в сражении или родовую травму. Она даже сочувствовала ему, иногда Рапсодии тоже хотелось закрыть свое лицо, чтобы люди перестали на нее глазеть.

Она тщательно изучила свое отражение в зеркале, пытаясь понять, почему привлекает всеобщее внимание, и пришла к выводу, что ее кровь лиринглас придала ее внешности нечто непривычное и люди воспринимают ее как чужака. И хотя она не считала себя уродливой, пристальные взгляды заставляли ее испытывать неприятные чувства.

Но Эши не урод. Напротив, красоту его лица не могли скрыть даже чахлая бородка и нечесаные волосы. В нем было нечто аристократическое, несмотря на простую одежду и мускулистое тело. Не вызывало сомнений, что ему пришлось немало путешествовать — доказательством тому служили длинные сильные ноги. Широкие плечи, узкая талия и могучие руки, как у человека, много работавшего на ферме или рубившего дрова. Увидев зрачки его глаз, Рапсодия поняла, что Эши носит туманный плащ по необходимости, а вовсе не из тщеславия — за ним охотились очень опасные хищники, наделенные немалым могуществом. Страшная черная рана на груди убедила Рапсодию в истинности ее предположений. И хотя она мало знала Эши, у нее болело за него сердце.

Капли дождя с шумом ударяли о торфяную крышу, воздух в хижине стал влажным.

— Ты не ответил на мой вопрос, — наконец проговорила Рапсодия. — Так чего же ты от меня хочешь?

Он подошел к кровати, сел и внимательно посмотрел на нее.

— Было бы неплохо иметь тебя в качестве союзника. Как и твоих друзей, но прежде всего тебя.

— Почему именно меня?

Он слегка улыбнулся:

— Мне нравится сражаться, чувствуя рядом твое плечо.

Рапсодия расхохоталась.

— Ну, спасибо тебе, однако ты плохо разбираешься в воинах. Если ты намерен с кем-нибудь сражаться, то лучше Грунтора может быть только Акмед.

— Почему Акмед?

— Акмед… ну, Акмед обладает талантом. — Она решила, что и так сказала слишком много. — Но прежде чем я смогу стать твоим союзником, мне бы хотелось выяснить, с кем ты собираешься воевать. Ты можешь мне рассказать?

— Нет. — Ответ получился очень резким, и улыбки исчезли с их лиц. — Извини.

— Вот почему мне трудно заключить с тобой союз.

— Я знаю. — И он тяжело вздохнул.

— А ты хоть кому-нибудь можешь довериться?

— Нет.

— Какая страшная у тебя жизнь. — Она провела пальцем по краю пустой чашки. — А тебе не кажется, что есть вещи, ради которых стоит рискнуть? — Она говорила очень тихо.

— К сожалению, я не склонен к риску. И тем более теперь.

Повисла тяжелая тишина. Рапсодия посмотрела на огонь, потрескивающий за каминной решеткой, а потом перевела взгляд на Эши, чьи необычные зрачки с вертикальным разрезом еще сильнее привлекали к себе внимание в яр ком свете пламени. И что-то во взгляде этих голубых глаз вызвало у Рапсодии грусть, от которой защемило сердце.

— Но ты оставляешь такую возможность на будущее? — спросила она.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Рапсодия вновь посмотрела на свою чашку.

— Мое прошлое есть коридор с множеством дверей, которые я оставляю открытыми и не собираюсь их закрывать. Я никогда не запираю дверь, если в этом нет необходимости, в надежде, что все будет хорошо и я смогу вернуться. Может быть, сейчас ты не готов рискнуть, но такой день придет. Такое возможно?

Эши долго смотрел на огонь.

— Едва ли. Дверь не только закрыта, но и заперта. И за печатана.

Вновь наступила тишина. Рапсодия поставила чашку.

— Тогда нам следует придерживаться нашего договора и не говорить о Прошлом, — мягко сказала она.

— Согласен.

— Быть может, мне стоит в общих чертах поведать тебе о том, с чем намерена сражаться я и во имя чего бороться, и тогда, если наши цели окажутся близкими, ты будешь знать, что я твой союзник, и тебе не придется рассказывать о своих врагах.

Его лицо прояснилось, в глазах появилась надежда.

— Возможно.

— Хорошо. Во-первых, если ты собираешься сражаться с болгами и отнять у Акмеда Канриф, нам придется воевать друг с другом.

— Нет. Вовсе нет.

— Я так и предполагала, но лучше знать наверняка. Всякий, кто собирается обидеть ребенка, мой враг, то же самое могу сказать о любом невинном человеке, святом дереве лиринов или лиринском лесе. Я бы хотела, чтобы мир длился как можно дольше. Обычно я на стороне защищающейся, а не атакующей стороны, если только нет каких-то особых причин. Я готова кастрировать любого насильника или совратителя детей.

А в остальном, кто знает? Возможно, настанет день, когда я построю себе хижину в лесу, если лирины примут меня, и буду жить в мире, никому не причиняя вреда, занимаясь растениями и сочиняя музыку. Еще я бы хотела построить дом, где можно было бы исцелять людей, используя для этих целей мою музыку. Впрочем, я уже говорила: мне кажется, что мне не суждено пережить опасные времена, поэтому я не особенно рассчитываю на осуществление своих дальних планов. Скорее всего, я погибну, защищая то, во что верю, пытаясь сделать мир немного лучше. Ну, так мы союзники?