Зов пустоты - Валентеева Ольга. Страница 40
Я предпочла не отвечать и не спорить. Хочется матушке так думать — пусть думает. Я же твердо знала, что за другого не выйду. И у меня были неоспоримые доводы.
— Надо же, тобой заинтересовались даже магистры! — не скрывала восторгов мать. — Что тебе говорил магистр Эйлеан? Наверняка пригласил на свидание?
— Нет, — качнула головой. — Он всего лишь заметил, что я неважно себя чувствую, и предложил отвезти домой.
— Ну да, ну да. Учитывая, что магистр Эйлеан — крайне необщительный человек, то это уже можно рассматривать как признание в симпатии.
И матушка с таким довольным видом откусила булочку, будто уже видела меня женой Пьера.
— А магистр Кернер! — продолжила она немного погодя. — Вы так красиво смотрелись вместе, что все любовались. Еще раз убеждаюсь, что судьба знает, что делает. Видимо, тебе суждено гораздо большее, чем брак с графом Вейраном, Полина.
Да, большее. Найти убийцу светлого магистра в компании магистра пустоты, подозревая при этом темного магистра. Я едва не рассмеялась, хотя смешного в ситуации как раз ничего не было.
— На следующей неделе нас приглашают в загородное имение барона Вольдена. У него, кстати, есть сын, очень многообещающий молодой человек.
— Я не поеду.
— Поедешь. — Матушка кинула ложечку на блюдечко так сильно, что раздался звон. — Поедешь как миленькая. Надо позаботиться о своем будущем. Я, конечно, буду рада, если ты выйдешь за одного из магистров, но все-таки и к другим кандидатам присмотрись.
— Я. Не. Поеду.
— Полина, это не просьба, — нахмурилась матушка. — Ты поедешь. Разговор окончен.
Не знаю, к чему привел бы наш спор, но в дверях появился слуга. Он держал в руках небольшой поднос с черным конвертом. Глаза матушки мигом стали огромными, как плошки.
— Письмо для мадемуазель Лерьер, — поклонился он.
Я протянула руку за конвертом, быстро распечатала его и прочла:
«Мадемуазель Лерьер, никак не могу забыть наш танец и хотел бы продолжить столь приятное знакомство. Надеюсь, вы не откажете мне в прогулке по Белому бульвару завтра в полдень.
ГЛАВА 8
Анри
Моим постоянным спутником стал страх, и я ненавидел себя за это. Он пришел впервые, когда я увидел умирающего Таймуса на полу в кабинете. Страх прорастал сквозь кожу, впивался мелкими щупальцами. Я старался вырвать его оттуда, но не выходило. А затем начались бесконечные допросы и пытки. Меня лечили только для того, чтобы пытать снова. Требовали признаться в том, чего не совершал. Страх подружился с болью. Каждый скрип двери означал, что сейчас боль вернется, но страх приходил раньше. И в минуту вынесения приговора он вдруг вырос и превратился в первобытный ужас.
В темной сырой камере я пытался вспомнить все, что знал о пустоте. Несколько часов… Вот и все, что осталось. Память подводила. По всему выходило, что пустота — это неведомое нечто, из которого крайне редко возвращаются. А если это все же происходит, то люди теряют рассудок. Я клялся себе, что выдержу. И думал о Полли. Только эта мысль все еще помогала держаться. О Полли, которая рискнула спуститься в мою тюрьму, которая не верила в мою вину. Я должен выстоять — ради нее.
У врат пустоты я увидел ее всего на мгновение. Но есть мгновения, которые стоят вечности. Позднее все вспоминалось какими-то пятнами. Полли, а вокруг черные пятна — стражники, серое — магистр пустоты. Шаг — и врата закрылись.
Поначалу я ничего не увидел. Было… пусто. Затем постепенно чернота стала серой. Серый туман клубился у ног, серые облака ползли по черному небу. Шаг, еще шаг. Страх радостно поднял голову. Мне придется здесь жить? Или умереть?
Вдруг я услышал плач. Пронзительный детский плач. Раньше, чем подумал, откуда в пустоте дети, я уже бежал туда. Плач звучал все ближе и вдруг оборвался на пронзительной ноте. Девочка в тоненьком белом платьице сидела на огромном валуне. Она казалась бы обычной, если бы не абсолютно седые волосы.
— Кто ты? — тихо спросила она. — Морок?
— Нет, я — человек, — ответил ей. — А ты? Как ты сюда попала?
— Я всегда здесь и была. — Девочка спрыгнула с камня. — С тех пор, как меня заточили.
Кажется, я начинал понимать…
— Ты — пустота?
— Чаще всего меня называют именно так. — Моя собеседница серьезно кивнула. — Как твое имя?
— Анри.
— И зачем же ты здесь, Анри? — Она смотрела на меня взглядом более цепким, чем главный дознаватель магистрата.
— За справедливостью, — ответил я, а Пустота захохотала. Она вдруг стала выше и старше и превратилась в женщину в сером балахоне. Капюшон надежно скрывал от меня ее лицо.
— Справедливостью? Как глупо. — В голосе звучала насмешка. — Глупый, глупый Анри. Но я добрая. Я дам тебе шанс. Поцелуй меня.
— Что?
Но раньше, чем я успел пошевелиться, Пустота скользнула ко мне, вцепилась в плечи и коснулась губами губ. Я сразу продрог до костей.
— Вкусный! — радостно оживилась хозяйка врат. — Честный, да? Любящий. Глупый мальчик. Таких, как ты, слишком сладко ломать.
Я замер, не понимая, что происходит, а Пустота кружила вокруг меня в немыслимом танце. Ее ноги не касались земли. У нее и вовсе не было ног, и вскоре вокруг меня летал серый вихрь. А когда пыль осела, я находился в комнате с десятками дверей. Двери были вмурованы в пол, стены и даже парили в воздухе.
— Смотри, Анри, — сказала Пустота на ухо, сзади опуская руки мне на плечи. — За одной из этих дверей — твой мир. Свобода, справедливость, любовь. И месть. Но лишь за одной.
— А что за другими? — спросил я.
— О! Тебе лучше взглянуть самому. Это очень, очень забавно. Ищи выход, Анри, и, даю слово, я отпущу тебя.
Я обернулся. Позади уже никого не было, только вился легкий дымок, будто от костра. Какую из дверей открыть? Решил, что начну с самой дальней. Вряд ли выход может располагаться близко. Дверь была старой, серой, с большой круглой деревянной ручкой. Я толкнул ее. Внутри клубилась тьма. Я сделал шаг, и дверь с грохотом захлопнулась, а из темноты начали проступать знакомый коридор, лестница, окна, за которыми не было света. Это же мой дом.
Я пошел вдоль коридора. Спустись этажом ниже — и очутишься возле входной двери. Сначала шел медленно, затем побежал, а из стен вдруг протянулись ко мне руки.
— Куда же ты, Анри? — звала меня мама. — Останься!
— Остановись, трус несчастный! — Это уже отец. — Боишься собственной тени!
— Анри, ты нужен нам, — звала старушка-няня.
А я бежал и бежал. Коридор казался бесконечным, рук становилось все больше. И количество голосов тоже росло.
— Анри! — звали знакомые и незнакомые. — Останься…
Нет, нет. Ужас затопил меня изнутри. Я заметался, как в тисках. Нет, пожалуйста! По лестнице скатился кубарем, но тут же вскочил на ноги. Боль в этом иллюзорном месте была вполне реальной.
— Пустите! — закричал, зажимая уши. Не помогло! Я все равно слышал их. Слышал дыхание за спиной — и боялся обернуться. А пол вдруг пошел волнами, будто стараясь сбить меня с ног. Бежать!
И я снова помчался вперед. Поворот, поворот. Дверь уже должна была быть передо мной. Я снова повернул. Мать и отец стояли у двери. Умом понимал, что они мертвы. Но, наверное, я не верил до конца. Сейчас поверил, потому что мать протянула посиневшую руку и поманила меня. Нет, надо обойти их, добраться до выхода. Я чувствовал, что там свобода! Что я смогу выбраться. Шагнул вперед — и мать шагнула ко мне.
— Ну же, Анри, — ласково сказала она. — Куда ты бежишь? Мертвым не надо никуда мчаться. Здесь так тихо и спокойно. Останься с нами.
— Нет, нет. — Я отчаянно тряс головой.
— Что же ты, сынок? — вмешался отец. — Не думаешь о родителях. Оставайся. Скоро к нам присоединится Фил, снова будем все вместе.
— Вы до него не доберетесь.
Я говорил себе, что это — порождения пустоты, тени, но все вокруг было до того реально! Я узнавал каждую трещинку на стенах, узор на платье матери, каждый жест, каждый взгляд. Хотелось упасть на колени и закрыть лицо руками. Я рванулся вперед, почувствовал, как ледяные руки вцепились в одежду, которая вдруг приобрела привычный вид, превратившись в гвардейскую форму. Толкнул дверь, пролетел по дорожке до ворот, обернулся — и увидел обугленные черные стены, надпись «Смерть родителям убийцы». С губ сорвался не крик — вой. Нет, нет! Это неправда, этого нет!