Реквием по солнцу - Хэйдон Элизабет. Страница 102

— У меня есть только хлеб, эль и жидкий суп из капусты. — Хозяин поставил на стойку две кружки. — У нас возникли проблемы… как вы, наверно, заметили.

Путешественники кивнули.

— До пожара кто-нибудь расспрашивал вас о женщине? Хозяин переглянулся со стоящим у двери тощим мужчиной.

— Приходили трое. Они были одеты почти как вы.

— Вы знаете, куда они направились дальше? Хозяин пожал плечами:

— Но вы можете спросить Старого Барни, возможно, он знает. Он скоро сюда придет.

— Старый Барни? Твой отец? Хозяин рассмеялся:

— Вижу, вы, господа, редко заходите в таверны.

— И не сосчитать, сколько я выпил в заведениях, подобных твоему. — В голосе Эши послышалось раздражение. — Что ты имел в виду?

— А разве вы не заметили, что всех владельцев таверн называют Барни?

Акмед пожал плечами:

— До тех пор пока хозяин не забывает подливать мне эль, я не спрашиваю его имени. Если знакомство с ним не делает выпивку дешевле, мне наплевать, как его зовут.

Улыбка хозяина стала натянутой.

Это древняя традиция, старая легенда. Она возникла еще на другой земле.

— В самом деле? — заинтересовался Эши, давая дракону побольше воли, чтобы он смог оценить собеседника. Он сразу понял, что тот не является намерьеном, впрочем, как и все остальные посетители, напряженно прислушивавшиеся к их разговору. Казалось, им нужен только повод, чтобы обнажить клинки. — Не расскажете ли вы нам эту легенду?

Хозяин вздохнул.

— Тут особенно нечего рассказывать. В старых землях, далеко за морем, хозяин таверны по имени Барни услышал то, что ему не следовало знать. Такая опасность грозит любому из нас: пьяные языки развязываются легко, и многие, видя приветливое лицо хозяина, не могут удержаться и выкладывают все свои грешки и секреты, особенно после нескольких пинт эля. Но тому Барни особенно не повезло, поскольку он оказался единственным слушателем чрезвычайно влиятельного господина, который проболтался и выдал ужасную тайну. Потом, когда господин протрезвел, он нанял лучшего убийцу, сообщил ему название города и имя жертвы — хозяин таверны Барни, — заплатил ему кругленькую сумму и попросил отправить несчастного Барни в преисподнюю. Поскольку господин оказался в таверне случайно, он не запомнил ее названия, но оба решили, что найти заведение будет совсем не трудно. Убийца прибыл в город и стал осторожно расспрашивать жителей — ну, примерно как вы. — Хозяин приподнял бровь, вытер стойку и продолжал: — Он всем задавал один и тот же вопрос: где ему найти таверну, владельца которой зовут Барни? И получил три различных ответа. Тогда он прошел еще несколько кварталов и продолжил свои расспросы — и узнал названия еще четырех таверн, принадлежащих людям по имени Барни. Очевидно, настоящему Барни сообщили, что его разыскивают, и он принял меры предосторожности. Все владельцы решили, что они должны взять одно и то же имя, чтобы их товарищ не заплатил жизнью за излишнюю болтливость пьяного господина. С тех пор это стало традицией. Она распространилась по всей старой земле, которая уже давно находится на дне моря. И теперь, когда кто-нибудь открывает таверну, а такое происходит достаточно часто, он начинает называть себя Барни.

Молодой человек слегка улыбнулся и принялся вытирать кружки.

— Хорошая легенда и хороший эль, — похвалил Эши и поставил пустую кружку на стойку. — Значит, этим заведением владеет Старый Барни?

— Да, — ответил буфетчик. — Но мне известно, что раньше у него было еще одно с таким же названием — много лет назад и совсем в другом месте. Он отличный старик, сэр, возможно, и не первый Барни, но они вполне могли быть знакомы.

И парень рассмеялся собственной шутке.

Со стороны двери послышался шум, посетители расступились, и в таверну, весело насвистывая, вошел старик с густыми седыми волосами.

— А вот и он, — широко улыбнулся парень. Старик снял шляпу, провел ладонью по лицу, стряхивая соленую влагу, затем повесил куртку и шляпу на крючок и, блестя голубыми глазами, подошел к стойке. Только тут он перестал свистеть.

— Я рассказывал господам историю нашего имени, — сообщил хозяину таверны молодой буфетчик, поставив на стойку чистую кружку. — Они интересуются людьми, которые были здесь три дня назад.

Старый Барни кивнул и зашел за стойку с внутренней стороны. Он вытащил из-под нее передник и встал так, чтобы видеть обоих незнакомцев. Неожиданно он выпрямил спину, весь как-то подобрался и негромко заговорил, наклонившись вперед:

— Прошу вас, господа, пройдемте со мной. Уверен, что мне удастся найти для вас удобный столик, более соответствующий вашему положению.

Он повернулся и поманил их за собой в заднюю часть таверны.

Акмед и Эши удивленно переглянулись. Ни один из них не носил никаких знаков королевского достоинства, более того, они были такими грязными, что несколько раз их вообще не пускали на постоялые дворы. Однако они молча встали и последовали за Старым Барни к отдельному, стоявшему в углу таверны столику.

— Ты нас знаешь, дедушка? — спросил Эши с неподдельным удивлением.

Владелец таверны почтительно поклонился обоим:

— Да, милорд.

— Откуда? — резко спросил Акмед.

Глаза старика заблестели, и он заговорил на древненамерьенском:

Я и сам с Острова. Я присутствовал при вашей коронации, король Гвидион. И сражался в битве с восставшими мертвецами, хотя уже не так ловок, как прежде. И я видел вас, ваше величество, стоящим возле помоста, — добавил он, обращаясь к Акмеду.

— Пожалуйста, говорите на орланданском языке, дедушка, — прошептал Эши. — Хотя я и понимаю вас, но не могу похвастаться свободным владением древним языком. Мой отец настоял, чтобы я изучал его, но он стал мертвым еще до моего рождения. А сейчас я должен понимать все, что вы нам расскажете.

— Вот опять нам мешают твои недостатки, — язвительно заметил Акмед.

— Но почему я вас не знаю? — Король намерьенов внимательно изучал старика, его сияющие голубые глаза, морщинистое лицо и шапку густых, белых как снег волос. — Я носил Кольцо Мудрости Патриарха и полагал, что мне известны имена всех, кто покинул Серендаир и кто остался до сих пор жив. И все же я вас не знаю — почему?

Владелец таверны улыбнулся.

— Потому что мое имя не является моей собственностью, милорд. Оно принадлежит братству, родившемуся еще до того, как мы покинули Остров. Моя верность отдана сообществу более древнему и могущественному, чем любая клятва, которую я вместе с остальными подданными дал вашему деду, королю Гвиллиаму, перед отплытием с обреченного Серендаира. Поэтому, при всем моем уважении, вы не имеете надо мной власти. — Тут он слегка наклонился вперед. — А вот ваша жена имеет.

— Рапсодия? — От удивления голос Эши прозвучал довольно громко, и Акмед пнул его под столом, заставив говорить тише. — Вы ее видели?

Старик покачал головой.

— Только во время Совета, милорд. — В его блестящих голубых глазах появилось понимание. — Так вот кого они ищут…

Путешественники переглянулись, и Акмед кивнул.

— Да, — подтвердил догадку старика Эши, стараясь, чтобы голос не выдал его чувств.

На лице старика появилось беспокойство.

— Обоги, нет. Неужели опять? Что произошло?

— Опять? — воскликнул Акмед. — Расскажи нам, откуда ты ее знаешь.

Старый Барни оглянулся через плечо, убедился в том, что на них не обращают внимания, и заговорил:

— Я знал ее в старом мире. — Лицо старика стало печальным. — Мы с моей женой Ди очень любили, когда она приходила к нам в таверну. Она изучала музыку, а в нашей «Шляпе с пером» часто сидела за столиком в углу и что-то записывала на пергаменте. Рапсодия никогда и никому не доставляла неприятностей. Мы оба ее любили. Если бы не она, я бы с вами сейчас не разговаривал.

— Почему? — спросил Эши. Хозяин таверны заморгал.

— Все дело в случае, милорд. Когда я в последний раз видел ее в старом мире, она подарила мне сочиненный ею музыкальный отрывок, записанный на куске пергамента, и сказала, что это мое имя. И добавила: если я вдруг встречу барда, то должен попросить его сыграть этот отрывок. Она куда-то очень торопилась, ее преследовал очень опасный человек, а я спрятал пергамент в фартук и забыл о нем. Больше на Серендаире я ее никогда не встречал. Через пару недель в «Шляпу и перо» — я сохранил прежнее название своего заведения — заглянул странствующий менестрель и в обмен на пинту эля исполнил мелодию, подаренную мне Рапсодией, — легко запоминающийся мотив, который прекрасно подходил к моему характеру, ведь в нем было заключено мое имя. Тогда я не понимал могущества Дающих Имя. Рапсодия казалась мне просто милой девушкой, попавшей в беду. Мотив мне нравился, поэтому я насвистывал его каждый день. Постепенно это вошло в привычку. Иногда я ужасно надоедал моей бедной Ди, да будет спокойным ее отдых в Загробном мире. Началась и закончилась Сереннская война, моя любимая Ди постарела и ушла в иной мир, жизнь продолжалась день за днем, год за годом, столетие за столетием, однако я оставался таким же, каким был в тот день, когда Рапсодия подарила мне мою мелодию. Прошло много лет, прежде чем я понял, в чем причина. Сначала я думал, что среди моих предков были лирины или кто-то из других долго живущих народов. А потом, уже на борту корабля, покидающего Серендаир, я встретил лиринского Дающего Имя. Он оказался очень симпатичным человеком и обратился ко мне по имени, хотя я был уверен, что никогда не видел его раньше, и он не мог знать, чем я занимался на Острове. «Откуда вы знаете мое имя?» — спросил я. Он рассмеялся и ответил: «Вы сами его мне назвали, добрый человек. Оно в мелодии, которую вы насвистываете». Мы подружились с ним за время долгого путешествия — оба бежали с Острова с Первым флотом и находились на одном из кораблей конвоя Меритина. Именно тогда я узнал причину своей долгой жизни. Насвистывая свое имя каждый день, я в некотором смысле воссоздавал себя заново, возвращая в прежнее состояние.