Реквием по солнцу - Хэйдон Элизабет. Страница 109

Воин провел рукой по лицу, вспоминая.

— Тебе известно, как родились стихии? А ты знаешь, что чем они старше, тем могущественнее? Первым был эфир, лишь он возник вне нашего мира, среди звезд. Вот почему ф'доры боятся чистых бриллиантов. Кстати, эти кристаллические образования ведут свое происхождение не от Земли, они падают с небес, в сиянии ослепительного света, а потом охлаждаются и застывают, превращаясь в темницу огня.

Он поднял руку. На указательном пальце в ярком утреннем свете сияло кольцо.

— Эфир — это единственная стихия, появившаяся до огня, поэтому он сильнее. Затем возникли вода, ветер и земля, но огонь старший, он главенствует над этими тремя стихиями.

— Однако вода гасит огонь, — заметил Эши. Маквит резко повернулся, словно пантера перед прыжком, и устремил на него затуманенные глаза.

— Расскажи это жителям Трэга или обитателям других прибрежных деревень, обратившихся в пепел, — насмешливо сказал он. — Расскажи островам Балатрон, Брайла и Куорел — они расплавились от огня, который так и не удалось потушить, хотя вокруг кипели волны. Я сжег глаза, глядя на солнце, висевшее над морем, но на самом деле слеп ты, Гвидион ап Ллаурон ап Гвиллиам.

— Эши, — спокойно поправил его король намерьенов. — Называйте меня Эши. Тогда вам не потребуется произносить имя, которое вы ненавидите. Я Гвидион, а не Гвиллиам, и я бы очень не хотел, чтобы мои родственники, разговаривая со мной, думали о нем.

Древний воин улыбнулся, черты его лица разгладились.

— Эши, — повторил он, словно пытался распробовать имя на вкус. — Звучит как вариант сказки про Золушку, ставшую принцессой. Ты знаешь, что «эши» на древненамерьенском означает «пепел»? Вот видишь, даже мой язык говорит о том, как я стар.

Голос Маквита и впрямь стал старчески скрипучим.

— А как мне называть вас, дедушка?

Маквит пожал плечами:

— Мне все равно. Я нахожусь здесь не потому, что ты меня попросил. Я не ответил бы на твой зов, если бы что-то меня не тронуло. Мне просто нужно найти того, кого ищешь ты. Но помни одно: не произноси мое имя вслух. Если ветер отнесет его Майклу, он убежит. Он не станет со мной сражаться, даже с таким немощным стариком.

Эши кивнул:

— Вы начали рассказывать о делах давно минувших дней. Что вы делали после гибели Острова?

Взгляд древнего героя был устремлен к горизонту, он скользил над блистающим песком и обломками ракушек, камнями и белой пеной прибоя, над бесконечными волнами все дальше и дальше в синюю бесконечность моря.

— Я отправился хоронить своего сына, — просто ответил Маквит.

После этих слов старого воина их окутала непроницаемая, словно утренний туман, тишина. Скорбное молчание вспорол резкий крик чайки, пролетевшей над самой водой.

— Странное дело, идти по миру сквозь море, — проговорил Маквит, словно обращаясь к самому себе. — Тебе открываются неисчислимые чудеса: огромные горы, превосходящие все существующее в надводном мире, впадины и пропасти, доходящие до самого центра мира. Сокровища, принадлежавшие людям, погребенные в песке среди обломков затонувших кораблей; сокровища, принадлежащие океану: кораллы невиданных цветов, невероятные скалы, покрытые тончайшей паутиной водорослей, и существа, которых невозможно описать. Там, глубоко под водой, существует иной мир, скрытый от тех, кто живет на суше. Тот, кто сумеет туда попасть, познает непостижимые тайны.

Он посмотрел вверх: у них над головами пролетали морские птицы, оседлавшие теплый ветер.

«К нему возвращается зрение, — подумал Эши. — Благодарение богам».

— Но мои глаза не замечали подводных чудес, им были уготованы ужасы морского дна. Я знал, что увижу опустошение, но даже представить себе не мог, какими страшными будут открывающиеся передо мной ландшафты. Тартечор, великий город митлинов, жемчужина морей, был в считанные секунды сметен могучим течением. Вместе с ним погибли сотни тысяч душ, живших там, все они превратились в испарения и пену. Когда я дышал водой возле этого места, я знал, что вдыхаю мертвых. Впрочем, к жителям Тартечора было явлено милосердие. И хоть вид его наводил ужас — ведь на месте богатого города остался лишь вечно движущийся песок, — он не шел ни в какое сравнение со зрелищем, открывшимся мне возле Серендаира. Там, где раньше высились горы, расстилались равнины и журчали ручьи, теперь валялись груды мусора, расплавившиеся статуи, обломки каменных врат, высеченных в огромных скалах. Здесь и там вздымались искореженные руины, гордые башни замков превратились в песок. Люди построили волноломы и дамбы в тщетной попытке предотвратить неизбежное. — Маквит печально улыбнулся и покачал головой. Наверное, ими руководил Гектор. Мой сын до самого последнего момента засыпал песок в мешки.

Древний воин замолчал.

Солнце поднялось над горизонтом и не торопясь продолжало свое движение по небосклону, а Эши с Маквитом все так и стояли на вершине обдуваемого всеми ветрами утеса. Древний герой наклонился, собрал пригоршню песка, некоторое время задумчиво смотрел на него, а потом пропустил сквозь пальцы.

— Если ты знаком с обычаями лирингласов, то знаешь, что мы хороним наших мертвых, сжигая на погребальных кострах, чтобы ветер развеял их прах под звездами. Мы поем о жизни умерших, об их мечтах, достижениях и удачах. Гектор был замечательным человеком, героем, достойным песни. — Маквит глубоко вздохнул. — Но я не мог развеять его прах, чтобы он поднялся к звездам, не мог найти тело и сжечь на погребальном костре. Я видел лишь разрушенные горы и руины, доходившие почти до самой поверхности моря. И пепел. У меня ушло немало времени, чтобы пройти по морю от одного края мира до другого, а течение все еще несло тучи пепла, замутившего воду, осквернившего ее бренной землей. Как я мог найти Гектора среди этого мусора, среди густой серой пелены? Я не мог спеть реквием собственному сыну, как же петь его по кому-то другому?

Двое мужчин долго стояли, прислушиваясь к завываниям ветра и погрузившись один в размышления, а другой в воспоминания. Неожиданно Маквит бросил быстрый взгляд на север:

— Он приближается.

На северном побережье

«БАСКЕЛЛА» бросила якорь, когда солнце находилось в зените.

Лицо сенешаля, еще более высохшее и недовольное, чем обычно, помрачнело: корабль, встав на якорь, плясал на волнах. Крепнущий ветер обещал в скором времени бурю.

Он вытащил подзорную трубу и навел ее на мыс, чтобы еще раз внимательно осмотреть береговую линию.

— Где же ты, Рапсодия? — пробормотал он, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в полосе прибоя, над которой клубился туман, темнеющий по мере того, как в небе сгущались тучи.

«Она мертва, — с горечью ответил демон, — она для тебя недоступна. В последний раз говорю: забудь об этом безумии, вернемся домой».

Майкл лишь крепче сжал поручни, наклонился вперед и во всю мощь своих легких выкрикнул ее имя, которое тут же подхватил ветер.

В глубине пещеры Рапсодия, сидя на уступе, сантиметр за сантиметром отбивала наконечником стрелы кусочки вулканической породы. Вдруг ей показалось, что ветер шепчет ее имя.

«Это все соль, — подумала она, наматывая волосы на сломанную арбалетную стрелу. Она не сводила с глаз с кружащегося в водовороте, постепенно распадающегося тела. — Завтра. Мы выберемся отсюда завтра». До этого она всячески избегала подобных мыслей.

А потом она вновь услышала голос, полный гнева и безумия:

— Рапсодия! Я иду к тебе! Я знаю, что ты здесь, я тебя вижу! Сегодня или завтра мы снова будем вместе! Рапсодия!

Она крепче прижала к груди свой импровизированный плот. Постепенно ее страх перешел в нерушимую уверенность:

«Пока я жива, этого не будет».

Котелок

ШЕЙН ОГЛУШИТЕЛЬНО храпел в своей комнате, оставив надежду поужинать с Теофилой, и вдруг во сне у него возникло диковинное ощущение, будто кто-то лижет большой палец его ноги.