Реквием по солнцу - Хэйдон Элизабет. Страница 19

— Угу. Глаза у тебя стали один красный, другой желтый. Я даже подумал было, а не превратился ли ты в ф'до-ра, пока Ой гулял.

— Очень интересно. Ф'дор-дракианин. Как ты думаешь, что произошло бы, если бы ф'дор попытался меня захватить? Я бы, наверное, лопнул, как мыльный пузырь, или растворился — мы с ними слишком ненавидим друг друга. По крайней мере, я бы утащил одного из них за собой в могилу. Нет, ф'дор тут ни при чем. Просто мы здесь терпим одно поражение за другим, у нас ничего не получается. Этот купол как будто бросает мне вызов, а я не люблю, когда мне не желает подчиняться самое обычное стекло. — Акмед вздохнул и, присев на корточки, провел рукой в перчатке по разноцветным осколкам. — Омет говорит, что нужно найти мастера-стекольщика высокого класса, такого, который прошел настоящее обучение.

— Ну, ему виднее.

— Точно. А еще он сказал, что для поисков лучшего места, чем Ярим, нет.

Грунтор присвистнул:

— Похоже, он и впрямь потерял всякую надежду.

— Или понял, что я ее потерял.

Друзья обменялись улыбками. Омет так боялся Ярима и так бурно реагировал на всякое упоминание о нем, что за прошедшие три года это стало темой для шуток. Болги страшно веселились, видя, как молодой человек, совершенно спокойно поселившийся среди них и не терявшийся ни в каких ситуациях, бледнел и начинал дрожать при одном упоминании о городе, в котором родился. Имя главы гильдии, куда его отдали учеником, он назвал только один раз — видимо, она была страшным человеком. Когда они спасли его из керамической мастерской три года назад, Омет, еще подросток, шепотом сказал Акмеду, что зла в более чистой форме не существует.

Но конечно, Омет не видел мира. Акмед знал, что, каким бы ужасным человеком ни была хозяйка гильдии, у зла имеется еще огромный запас чистейших форм.

И с многими из них он встречался лично.

— Ой полагает, мы туда скоро отправимся, — решил уточнить Грунтор.

— Да, если у тебя нет других неотложных дел.

— Не-е-е. — Великан перешагнул через кучу мусора и встал посредине комнаты. — Хагрейт и мои ребятишки справятся, пока Ой будет в отлучке. Да и на герцогиню хочется глянуть. Давненько мы ее не видели.

— Вот уж точно, — не стал спорить Акмед.

— Ты именно поэтому согласился туда отправиться, сэр? — спросил Грунтор, не глядя на короля. — Оторвать тебя от этой проклятой стеклянной башни было почти невозможно.

Акмед вздохнул, подошел к чертежному столу и вынул из ящика, стоявшего под ним, несколько пергаментных листов, потрепанных временем.

— Это планы башни, которые мне удалось найти, — произнес он так тихо, словно разговаривал сам с собой, а не с сержантом. — Они неполные, кое-где совсем непонятные, а кое-где используется шифр или древние языки. Основное я уразумел, но стольких деталей не хватает… и я не могу найти нужных бумаг ни в библиотеке Гвиллиама, ни в тайном хранилище под ней. Мне известно, что купол был сделан из разноцветного стекла, — так говорится в записях Гвиллиама. В хранилище лежало семь стеклянных полосок-эталонов, — по одному на каждый цвет, чтобы проверять по ним качество стекла, но больше никаких подробностей. Есть один манускрипт, вот этот, — он вытащил потрепанную страницу, — который, кажется, имеет отношение к башне, но я не могу его расшифровать. Надеюсь, Рапсодия поможет. Она умеет читать на сереннском языке, а кроме того, она Певица и знает нотную грамоту. Некоторые заметки в этом манускрипте выглядят как запись музыкального произведения.

— Понятно. — Грунтор кивнул. — Ой знал, что между твоей башней и решением отправиться в Ярим должна быть связь, что это больше чем желание снова поглядеть на ее светлость. — Он вздохнул, когда Акмед поднес потрепанные планы к глазам. — Может, все-таки оторвешься и расскажешь мне, что такого важного в этой вонючей башне?

— Ты о чем? — удивленно заморгав, спросил Акмед.

— Она сделала тебя своим рабом, если Ой может так сказать. И Ой не понимает почему. — Сержант сложил на груди руки. — Я тебя таким видел, только когда ты выходил на охоту. Наша армия в полном порядке, границы охраняются. Союз процветает, насколько может судить простой солдатик вроде меня. У нас навалом бастионов, сторожевых башен и аванпостов. Так почему же эта дрянь так тебя захватила?

Король болгов задумался над вопросом Грунтора, и его оливковое лицо потемнело.

Сержант терпеливо ждал, пока его друг разберется в своих мыслях и сможет дать ему ответ.

— Когда Гвиллиам и Энвин сражались друг с другом во время Намерьенской войны, ей понадобилось пятьсот лет, чтобы добраться от западного побережья до Зубов, — проговорил наконец Акмед. — Их сыновья, разделенные против собственной воли, были вынуждены встать один на сторону отца, другой — на сторону матери, в результате практически в течение всей войны Энвин даже приблизиться не смогла к Зубам, не то чтобы напасть на них. Анборн, возглавивший армию Гвиллиама, весьма успешно отражал все атаки Энвин. По всему континенту шла война, не приносившая успеха ни той, ни другой стороне. Если Ллаурон отвоевывал город или провинцию для матери, Анборн отбирал их для отца. Следует заметить, что братья воевали не слишком старательно, поскольку довольно долго ничего особенно важного не происходило. Это не удивительно, поскольку ни тот, ни другой на самом деле не слишком хотели принимать участие в происходящем.

Грунтор кивнул. Он все это знал, поскольку внимательно изучил документы, касающиеся войны.

— Но когда Энвин сумела-таки вернуться в наши горы, что стало ее главнейшей целью?

Великан тяжело вздохнул и сказал:

— Гургус.

— Верно. Она первым делом атаковала этот пик и эту башню. Почему? — Король фирболгов принялся расхаживать взад и вперед, почти не оставляя следов в разноцветной пыли на полу. — Она не стала тратить силы на то, чтобы захватить побольше территорий или раздвинуть границы своих владений. Она проигнорировала и Гриввен, и Ксейт, и западные аванпосты, она вообще оставила свою армию далеко за линией фронта, но зато послала тайный отряд, три когорты лучших воинов, в самое сердце Зубов, зная, что никто из них не вернется, с особым приказом — уничтожить башню. Зачем? Здесь не хранилось никакого оружия, эта башня не имела никакого стратегического значения, здесь вообще не было ничего, кроме потолка, украшенного разноцветной мозаикой, каких-то металлических труб, служивших опорой, и колеса. Почему Энвин рискнула собственной репутацией и пожертвовала своими лучшими солдатами, чтобы разрушить именно эту башню, прежде чем вступить в сражение с Гвиллиамом? Что в ней было такого жизненно важного?

— А мне откуда знать? — проворчал Грунтор и покачал головой. — Давненько это было, война закончилась четыреста лет назад. Ты же с Энвин встречался на Намерьенском Совете, она явно не в своем уме. Может, уже тогда у нее в голове завелись тараканы? Судя по тому, что Ой видел, причина могла быть совсем дурацкой — например, ей не нравился цвет мозаики или же, наоборот, он нравился Гвиллиаму. Они были настоящими придурками. Но они померли, и нам только лучше стало.

Сержант выпрямился, и на пол легла его огромная тень.

— Но ты, сэр, ты же не придурок, и Ой тоже нормальный. Давай, скажи мне правду, почему ты так стараешься восстановить что-то, о чем не имеешь никакого представления?

Акмед несколько мгновений рассматривал своего старого друга, а потом отвернулся.

— Я уже видел нечто подобное, — тихо сказал он, и его голос прозвучал так, словно он вдруг перенесся в другой, далекий мир. — Такую же цилиндрическую башню, такие же трубы. Такой же потолок с разноцветной мозаикой. Такое же колесо.

Грунтор молча ждал продолжения, но молчание затягивалось, и он не выдержал.

— Где?

— В старом мире. Кое у кого на Серендаире.

— У кого?

Король болгов медленно выдохнул, словно старался удержать в себе имя как можно дольше.

— У Глингариса.

Это имя он произнес в присутствии Грунтора лишь однажды — и ни разу в этом, новом для них мире.