Судьба: Дитя Неба - Хэйдон Элизабет. Страница 57
— Будь прокляты твои загадки. Чего ты хочешь?
Пламя вспыхнуло, взметнулось ввысь, а потом зашипело.
— Тебя, моя любовь, — прошептал ласковый голос из чрева пламени.
Из глубин ее одиночества она ощутила острый укол боли.
— Убирайся, — пробормотала она, повернувшись спиной к камину. — Я сделала, как ты просил. Взгляни, что получилось. — Она обвела рукой огромные пустые пространства заброшенного замка. — Ты обещал мне мир, где я буду полновластной хозяйкой, и сдержал свое слово: я обитаю здесь, забытая Королева вечного льда, меня лишили всего, что мне было дорого, а люди до сих пор ненавидят. Я реликвия Прошлого, какая ирония! Я больше не хочу слушать пустых посулов, не желаю иметь с тобой ничего общего. Убирайся.
— Подойди поближе, милая.
— Нет.
— Пожалуйста.
Голос перестал быть вкрадчивым, в нем появилась темная страсть. Легкая хрипотца, так хорошо знакомая ей в прошлом, — и ее тело вновь пробудилось. Она неохотно повернулась. Огонь возбужденно взметнулся, встретив ее взгляд.
— Гвидион жив.
Змеиные глаза широко раскрылись и тут же сузились.
— Невозможно, — вызывающе бросила она. — Жалкая лиринская предательница унесла его к Покрову Гоэн, где он умер. Он не возвращался, я бы увидела его.
— Посиди рядом со мной, милая. — Пламя уютно потрескивало. — Пожалуйста.
Она продолжала смотреть на холодный огонь, а потом медленно села на пол, и платье окутало ее шелестящими шелковыми волнами.
Пламя загорелось еще ярче, отбрасывая мечущиеся тени, и наконец стало теплее. У нее на лице и шее выступили капельки пота.
— Невозможно, — повторила она.
— Очевидно, в этом мире есть вещи, скрытые от твоих глаз, мое пламя. — На нее вновь повеяло жаром, но тут же огонь, продолжая источать тепло, стал гореть ровнее. — Это не имеет значения. Он не тот, кого я теперь ищу.
— Почему? — Слово слетело с ее губ прежде, чем она успела подумать.
Угли в камине замерцали.
— Теперь он стал еще сильнее, но, как я уже говорил, это не имеет значения. Я выбрал другого. — И вновь пламя пустилось в пляс. Голос стал совсем тихим, легким шепотом. — Распусти для меня волосы. Пожалуйста.
Казалось, ее рука обрела собственную волю, поднялась вверх и коснулась заколки, украшенной драгоценными камнями. Рука дрожала, пока пальцы возились с заколкой. И вот густые блестящие медно-красные волосы тяжело рассыпались по ее плечам. Она услышала, как тихонько ахнул голос, доносившийся из пламени камина.
— Значит, ты его пощадишь? — Она ненавидела себя за появившуюся в голосе дрожь.
На некоторое время пламя потускнело, а потом вспыхнуло с новой силой.
— Не задавай вопросов, на которые не хочешь услышать ответов, милая. Они портят очарование момента.
Прорицательница резко рассмеялась:
— Вижу, ты не хочешь, чтобы тебе напоминали о твоих неудачах. Кстати, я не видела смерти Патриарха, которую ты так давно предрекал. Почему он до сих пор жив? Неужели в твои планы — как и в мои — кто-то вмешался? Или ты поселился в его теле?
Огонь почернел и злобно зашипел.
— Осторожно, милая. Уверяю тебя, ты не хочешь говорить на эту тему. — Огонь вновь запылал ярче, посылая волны жара. — Ты, наверное, уже знаешь, что Трое наконец пришли.
Она рассмеялась:
— Знаю. Они захватили Канриф, но что они там делают, остается для меня тайной, мой дар не позволяет мне проникнуть сквозь толщу гор. — Она помрачнела. — Когда Гвиллиам изгнал меня, он запечатал свое царство, сделав его недоступным для моих глаз. Мне никогда не увидеть того, что там происходит.
Пламя призывно замерцало.
— Распусти шнуровку платья.
Она вновь рассмеялась:
— Значит, ты хочешь ублажить меня?
— Верно. Распусти шнуровку, мое пламя, и я расскажу тебе о том, что недоступно твоему взгляду. Я поведаю о Будущем.
Ее голубые змеиные глаза широко раскрылись, хотя она изо всех сил старалась соблюдать внешнее спокойствие. Пальцы метнулись к корсажу и начали быстро распускать шнуровку.
Из огня послышался негромкий смех.
— О, я вижу, ты тоскуешь о моих ласках, милая, не так ли? Как это, наверное, больно, не иметь возможности ощутить Настоящее, пока оно не станет Прошлым. — Пламя танцевало свои затейливый танец, но пальцы прорицательницы вдруг замерли. — Не останавливайся, милая. У меня мало времени.
Она медленно спустила корсаж и вытащила руки из тонких рукавов платья. Льющийся свет пламени ласкал ее золотую кожу, покрытую едва заметными линиями, напоминающими своим рисунком мельчайшую чешую, отчего кожа сияла, подобно полированному металлу.
— Как ты красива, милая. — Теплые слова вызвали яркий румянец на ее щеках, ее одинокое сердце вновь забилось быстрее. — Время не оставило на твоем теле никаких следов, оно осталось таким же, как в тот день, когда мы предавались страсти на полу Большого зала. Ты помнишь, мое пламя?
— Да.
— Подойди поближе. Сними платье.
Она медленно поднялась на ноги, придерживая на поясе рукава и корсаж платья. Затем одним движением отпустила его, и тяжелый наряд упал на пол, словно океанская волна.
— Почему ты не пришел ко мне во плоти? — прошептала она. — Мне так одиноко среди холодных гор.
— Определенные обязательства не позволяют человеку, в теле которого я обитаю, предаваться наслаждениям плоти. Но не бойся, милая. Скоро я оставлю его и перейду в другое, оно, безусловно, понравится тебе больше. — Пламя вновь опустилось на угли. — Войди в меня, милая.
Она рассмеялась, но то был не звенящий смех молодой женщины, а пронзительный зов победных труб.
— Эти слова когда-то произнесла я.
— Я помню. — Пламя опустилось еще ниже. — Войди в меня, милая.
Она медленно приблизилась к камину и опустилась перед огнем на колени. Дрожа от нетерпения, она легла на спину и просунула длинные ноги в огромную пасть камина.
Пламя медленно поднялось над углями и принялось лизать ее ноги, танцуя над телом, согревая кровь. Она вздохнула и подвинулась ближе, позволив жару утолить жгучее желание.
— Милая.
Струйка пота потекла по ложбинке между грудей, а язычки огня лизали бедра, их ласки становились все интимнее. Холодное одиночество, давно пустившее корни в ее душе, сгорело и превратилось в пепел, оставив лишь стремление к утолению страсти, требующей этого множеством голосов ее змеиной крови.
Пламя вспыхнуло с новой силой, докатилась до груди, озаряя ее ярким сиянием. Она закрыла глаза, сосредоточившись на несущих блаженство огненных ласках, а потом вновь заговорила, несмотря на то что ее возбуждение росло.
— Расскажи мне, — шептала она, — расскажи о Будущем.
Волна жара заставила ее раздвинуть ноги, вошла в нее, и она застонала от удовольствия.
— Скоро я захвачу Патриархию, — прошептал в ответ голос из камина. — Такой неудачи, как в Священную Ночь, больше не повторится. Став Патриархом, я смогу короновать Тристана Стюарда, а за мгновения до того, как корона коснется его лба, пока он будет слабее нас, я отброшу старое тело, как несвежую рубашку. — Огонь вновь рванулся вверх, охватил ее, вошел наконец в тело, и она закричала от радости. — И тогда у меня будет армия. Роланд объединится с Сорболдом и Гвинвудом. Мы захватим гору. И я получу Дитя. И ключ. И открою Темницу. А потом настанет черед Земли.
— Извне? Но…
Пламя затрещало, и она задрожала от наслаждения.
— Нет, милая, я уже подумал об этом. Даже ты не в силах вырвать гору у своего проклятого мужа; гора будет разрушена и изнутри, и снаружи. — Пламя пульсировало, рассыпая вокруг искры. — Все готово.
Она задышала чаще, лениво закинула руки за голову, ощущая движение огня внутри своего тела, реки пламени обвивались вокруг ее груди, ласкали шею. Ее стон наслаждения едва не заглушил его негромкие слова.
— Мне требуется твоя помощь, милая. Обещай, что ты не откажешь.
— Как…
— Нет. — Слово прозвучало резко и холодно, пламя тут же погасло, превратившись в холодный пепел. Она задрожала — слишком велика была тяжесть потери. — Нет, мое пламя. Не спрашивай как. Однажды ты обещала выполнить любое мое желание, если я помогу тебе добиться цели, и я сделал то, о чем ты меня просила. Ты все еще у меня в долгу, милая. Ты ни в чем мне не откажешь. Скажи, что ты сделаешь все, что я попрошу.