Элегия погибшей звезды - Хэйдон Элизабет. Страница 69

В ветре чувствовался привкус соли, и Акмед с отвращением сплюнул. До моря было далеко, ветер дул с востока, а не с запада, из чего следовал единственно возможный вывод.

Где-то в лесу Эши.

Насколько Акмед мог определить, источник соленой влаги пока находился довольно далеко, возможно, он опережает мужа Рапсодии на полдня пути. Акмед знаком показал Кринсель, что им нужно торопиться, поскольку хотел поговорить с королевой намерьенов наедине, пока не появится Эши — тогда внимание Рапсодии полностью переключится на мужа, как это всегда происходило с тех пор, как четыре года назад он вошел в их жизнь.

«Акмед».

Акмед вздрогнул и покачал головой. Голос звучал иначе, стал резче, подумал он, но чуть позже пришел к выводу, что дал ему не слишком точную характеристику.

«Она испытывает нетерпение? — думал он, ускоряя шаг, чтобы быстрее добраться до звукового маяка. — Ей надоело жить в пещере драконицы, дожидаясь рождения щенка?»

Наконец они с Кринсель вышли к безмятежному лесному озеру, на противоположном берегу которого возвышался поросший кустами холм. Хрустальные воды были совершенно спокойны, в озере, словно в зеркале, отражались деревья, обломки льда лениво дрейфовали, влекомые течением. Ветви деревьев, росших по берегам, оставались неподвижными, словно ветер не залетал в это место, смолкло даже пение птиц. Судя по описаниям Рапсодии, они приблизились к логову Элинсинос.

Акмед знаком показал Кринсель, что теперь они будут следовать вдоль берега озера. Окружающую их совершенно неправдоподобную тишину нарушало лишь журчание ручья. Песня его имени становилась громче, значит, Рапсодия где-то уже совсем близко. Когда они оказались на противоположной стороне озера, Акмед уже не сомневался, что зов доносится из входа в пещеру, спрятанного за деревьями и земляным уступом в самой крутой части ближайшего к ним склона холма. Между камней текла узенькая речка, бесшумно впадавшая в спокойные воды озера.

Акмед показал на вход, и Кринсель вновь кивнула.

Король болгов взглядом поискал тропу, но безуспешно, а внимательно присмотревшись, решил, что деревья, растущие возле пещеры, кто-то посадил специально и даже слегка искривил их стволы, чтобы прикрыть вход. К счастью, Рапсодия, давшая ему дурацкую кличку Акмед Змей, наградила его и другими именами — Фирболг, Дракианин, Перворожденный, Убийца, Находящий Тропу, Следопыт. Эти имена, произнесенные в чистом пламени огня, горящего в центре Земли, проникли в самую сущность короля болгов, наделив его новыми свойствами либо усилив те, что были ему присущи от рождения. Способность находить дорогу оказалась полезным умением, и он применил его сейчас: неожиданно путь в лабиринте деревьев стал для него очевидным.

Он зашагал к пещере, и тут тишину леса неожиданно нарушил необычный голос — удивительная смесь сопрано, альта, тенора и баса.

— Стой.

Акмед послушно остановился.

Странный голос показался ему одновременно раздраженным и веселым.

— Никто не входит в логово дракона без приглашения, если только он не чудовищный глупец. Советую тебе постучать или хотя бы назвать себя.

Слова гулкими осколками эха метались между деревьями, растущими возле входа в пещеру. Они раздражали его чувствительную кожу, что было особенно неприятно после ставшего уже привычным прикосновения песни его имени. Акмед сразу же ощутил неприкрытую угрозу могучей стихии.

Он оглянулся на Кринсель, чье лицо сохраняло обычное непроницаемое выражение, но в ее глазах Акмед заметил страх.

— Ты можешь подождать здесь, — предложил он.

Женщина едва заметно кивнула, и, хотя выражение лица не изменилось, в ее глазах промелькнуло облегчение.

Акмед подошел ко входу в логово. На каменной стене, над темным провалом пещеры он заметил покрытые лишайником руны. Присмотревшись, Акмед их узнал и вздохнул. Слова были написаны на всеобщем тайном языке кораблей, смеси древненамерьенского и других наречий, на которых говорили более двух тысячелетий назад:

Суmе wе innе frid, frаm thе griроf dеар

tо lif innе dis dis smуtlе lаnd

От злой иронии у него зачесалась кожа. Здесь появился на свет народ намерьенов. Здесь Меритин-Странник вырезал слова, сказанные ему королем, которыми он должен был встречать всякого человека в новом мире.

Намерения у нас самые мирные, мы вырвались

из объятий смерти и мечтаем жить

в этой прекрасной земле

Драконица, жившая в этой пещере, была восхищена путешественником и влюбилась в него, а потому попросила его вернуться и разрешила привести с собой обреченных на гибель людей, чтобы они остались жить на ее землях. И глупец, воспользовавшись благородством древнего вирма, привел с собой множество эгоистичных, испорченных людей, которые в этом плавании обрели нечто вроде бессмертия, во всяком случае, их жизнь стала очень долгой. И хотя Меритин, возвращаясь обратно, погиб, намерьены, как стали себя называть беженцы с Серендаира, прибыли на новый континент. Но прибыли не с миром. Они захватили новые земли и стали безраздельно править ими. Они подчинили себе местных жителей, которые не могли оказать сопротивления пришельцам, обладавшим неведомым доселе могуществом и долгой жизнью. Однако потом намерьены сами все испортили, устроив страшную бессмысленную войну.

Но именно здесь все и началось.

От этих мыслей у Акмед а заболели зубы.

— Рапсодия! — нетерпеливо вскричал он, стоя у входа в пещеру.

Песня его имени тут же смолкла, исчезла приятная вибрация на коже, осталось лишь легкое раздражение. Некоторое время царила полная тишина. Затем вновь заговорил удивительный голос, но теперь в нем слышалось недовольство:

— Ты можешь войти, король болгов. Но не забывай о хороших манерах.

— Хаззах, — пробормотал Акмед.

Он жестом предложил Кринсель расположиться неподалеку от входа в пещеру, а сам шагнул в темный провал.

Через несколько футов проход начал расширяться, превращаясь в огромный сумрачный туннель, освещенный слабым пульсирующим светом. На стенах возле входа рос лишайник, но, по мере того как Акмед продвигался все дальше и дальше, лишайник исчез.

Стены пещеры становились все выше, а туннель по спирали спускался вниз. Акмед уже слышал мелодичное пение воды, отчетливо ощущал едкий запах кузнечного горна и горящей серы, который весьма неприятно воздействовал на его чувствительные ноздри.

«Дыхание дракона», — подумал он и, прищурившись, двинулся дальше.

Теперь он шагал прямо по мелкому руслу ручья, который постепенно становился все глубже. Рапсодия несколько лет назад описывала ему пещеру, в том числе она упомянула и о том, что драконица живет на берегу внутреннего моря. Над водой в ручье медленно поднимался пар.

Вскоре Акмед потерял счет времени — все было в точности так, как много лет назад, когда они с Грунтором и Рапсодией путешествовали по Корню. Ощущения поразили Акмеда. Он не ожидал, что Рапсодия сумеет так долго находиться под землей, поскольку пребывание здесь не могло не напоминать ей о столетиях, проведенных в чреве земли. Ведь Рапсодия дитя неба, лиринка, и она страдала всякий раз, когда долго не выходила на открытый воздух. Путешествие вдоль Оси Мира стало для нее настоящей пыткой. А теперь она уже на протяжении нескольких месяцев по собственной инициативе жила в пещере.

Вонючий воздух вновь обрушился на него волной жара, затем он услышал плеск воды и скрежет когтей по камню — огромное существо вылезло на сушу. Акмед вышел из-за очередного поворота туннеля и остановился.

Перед ним высился огромный дракон, заполнявший собой пещеру от пола до потолка, могучее тело, сотканное из эфира, обладающее, однако, впечатляющей массой. Древний вирм имел никак не меньше ста футов в длину. Сто футов грации и мощи, покрытых чешуей, которая сверкала в мягком свете факелов, озарявших нижнюю часть пещеры, отчего на поверхности огромного тела мерцали миллионы красных звезд. Глаза драконицы — тысячегранные самоцветы с серебряными зрачками с вертикальным разрезом — сияли, словно светильники в темноте. Он легко прочитал в них раздражение.