Битва за Родину (СИ) - Шу Алекс. Страница 4

«Если я тебя поймаю Бидон, ты за все ответишь, и за этого малыша тоже», — даю себе обещание.

Мальцев тоже зажимает рот ладонью, сдерживаясь нечеловеческим усилием.

— Чего стали? Нет времени. Пошли! — зычный голос наставника приводит нас в чувство. Повинуясь жесту сенсея, Серега бросается в спальню к пацанам. Там дверь не заперта, и в приоткрытой комнате уже торчит чье-то заплаканное детское лицо, испуганно смотрящее на огонь.

— Накрой их одеялами и выводи на улицу, — кричит ему вслед тренер.

Мчимся дальше. В конце коридора сквозь серую мутную пелену виднеется объятая пламенем дверь в спальню девочек. Огонь жадно пожирает древесину. Истошный детский крик и плач бьет по ушам, перекрывая треск чернеющего на глазах дерева.

Сенсей моментально оценивает ситуацию.

— Дети, — гремящий голос наставника перекрывает вопли, доносящиеся из помещения. На секунду наступает тишина, перерываемая чьими-то глухими всхлипами.

— Немедленно отошли от двери подальше. Сейчас будем её вышибать. Чтобы никого из вас в радиусе двух метров от неё не было. Все поняли?

— Поняли, — сквозь всхлипывания слышится дрожащий знакомый голосок. Маша! Рвусь к ней, но наставник хватает меня за руку.

— Стой здесь. Не мешай.

— Держи, — мне вручается монтировка. Зорин отходит на пару шагов, разгоняется и….

Эту картину я не забуду до конца жизни. Тело сенсея красиво взлетает в воздух, закручиваясь в полете. Освещенное пламенем, оно разворачивается как сжатая пружина, пятка мощно выстреливает по крепкому древесному полотну.

Дверь с ужасающим треском слетает с петель, с размаху хлопаясь на пол.

Зорин влетает вовнутрь, приземляясь в низкой боевой стойке, прямо на пылающую древесину.

Его куртка и брюки объяты огнем. Забегаю следом за наставником, быстро хватаю с ближайших кроватей одеяла и начинаю сбивать пламя на его одежде. Второе одеяло летит на горящее дерево. Замечаю на подоконнике графин с водой, хватаю посудину, выливаю жидкость на объятую пламенем древесину и на одежду Игоря Семеновича.

Сенсей активно помогает мне. Через пару секунд с огнем покончено.

— Леша, Лешенька, ты пришел, — из толпы девочек вылетает малявка, и, раскинув руки, бежит ко мне.

Сдергиваю повязку со рта, и обнимаю кроху.

— Сестренка, я же сказал, что тебя не брошу, — шепчу ей на ушко.

— Так, Шелестов оставить телячьи нежности, — командует Игорь Семенович, — накрываем детей одеялами сверху, и выводим вниз. Я иду вперед, ты замыкаешь колонну сзади.

— Дядя, дядя, — дергает его за дымящиеся брюки серьезная девочка с пышной копной чёрных волос, — мы не все идти можем. Оля сознание потеряла, а Лиде и Наташе очень плохо.

— Да Леш, Олька на кровати лежит. Она сразу упала, как дым идти начал, — подключается к разговору Маша, — я её не брошу.

— Маш, мы никого не здесь не оставим, — глажу её по встрепанным белым кудряшкам, — не нужно о нас плохо думать.

Маша тянет меня к Олиной кровати, вскидываю невесомое тело малышки на плечо. На Игоре Семеновиче уже висят две хрипящие и кашляющие малявки. Наставник сгребает рукой толстый пододеяльник.

— Взять одеяла, укрыться ими сверху, — командует наставник, и дети послушно выполняют его приказ, — пошли.

— Так девчонки двигаемся, — кричу я.

Маша устраивается сзади под одеялом, рядом со мной. Я иду последним, держа на плече бесчувственную Олю.

Дети, попискивая от испуга и всхлипывая, бегут, поддерживая одеяла над головами. Через пару шагов ткань начинает тлеть. Бегущий впереди Зорин, на секунду останавливается, загораживая малышкам обзор, и ловко накидывает пододеяльник на убитого.

— Двигаемся дальше. По сторонам не оглядываемся, — кричит он.

Ближе к лестнице одеяло загорается. Наставник отшвыривает его в сторону, подталкивая детей к выходу. Одна из девочек теряет сознание и падает. Подхватываю её и укладываю на другое плечо. Забытая монтировка остается на лестнице. Возле выхода на первый этаж спотыкается Валька. Подруга Маши летит кубарем по ступенькам, увлекая за собой еще пару девочек. Наставник, ругаясь, быстро ставит детей на ноги. Входная дверь уже открыта, и ручеек перепачканных сажей девочек с дымящейся одеждой течет через неё на улицу.

Только когда малышня начинает просачиваться через выход, замечаю, что у меня горит штанина, выскакиваю наружу, аккуратно кладу малышек на траву газона, и падаю на землю, стараясь сбить огонь. Кто-то накидывает тряпку мне на ноги. Брюки дымятся, в районе правой голени, сквозь дыру, виднеется красная обожженная кожа. Только сейчас ощущаю, как адски она печет. На левой ладони вздулась пара отвратительных желтых волдырей. Видимо подпалил руку, когда тушил Зорина.

Надо мной склоняется обеспокоенное лицо Волобуева.

— Леха ты в порядке? — трясет меня за плечо тезка.

— Вполне, встать помоги, — прошу товарища.

Волобуев с готовностью протягивает руку.

Опираясь на его ладонь, поднимаюсь на ноги, и оглядываюсь. Территория детдома уже полна народу. В ворота заезжают три красные пожарные машины, в отдалении стоят два РАФика «Скорой» у которых выстроился народ.

— Леша, я знала, знала, что ты придешь, — пищит малявка. Она не побежала дальше с детворой, а осталась возле меня. Убедившись, что со мной все в порядке, кроха, всхлипывая, опять летит ко мне в объятья.

Машуль, — спустя пару секунд я аккуратно отстраняю малышку, — ну чего ты опять ревешь? Все же хорошо закончилось.

Неловко снимаю обожженной ладонью слезинки с лица. Ожог напоминает о себе жгучей болью.

— Лех, пойдем, тебе к врачам надо, — тезка дергает меня за плечо, — пусть хотя бы ожоги обработают.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — только давай малышек отнесем.

Олька по-прежнему без сознания. А вторая девочка уже пришла в себя и надрывно кашляет, усевшись на газоне. Волобуев решительно отстраняет меня, легко подхватывает на плечо бесчувственное тело девочки, берет за руку вторую кроху, которая мало чего соображает и топает за Лешей в полной прострации.

У рафиков «Скорой» по-прежнему очереди. Врачи все заняты. Перебинтовывают руки и ноги, мажут обожженные конечности детей какой-то мазью. Малыши плачут, дети постарше стонут и вскрикивают, когда им обрабатывают пострадавшую от огня кожу.

Пожилой хмурый санитар в перепачканном копотью белом халате принимает у Волобуева бесчувственную девочку, и укладывает её на каталку в машине. Вторую, надрывно кашляющую малышку, усаживают на сиденье рядом.

— А ты далеко не уходи, — медик пробегается взглядом по красной ладони и обожженной штанине, — Потерпи пока. Сейчас с детьми закончим, и тобой займемся.

— Хорошо, — киваю, и разворачиваюсь к тезке:

— Лех, ты за девочками присмотри, а я сейчас вернусь. Видишь, пока не до меня сейчас.

— Ладно, — бурчит Волобуев, — присмотрю.

— Маш, а тебе отдельное задание, поищи свою группу, погляди как там Валька и другие девочки. Может кто-то пить хочет или еще что-нибудь. Потом мне доложишь.

— Хорошо, — малявка поджимает губы. Её личико принимает сосредоточенное выражение. Преисполненная чувством собственной важности от ответственного поручения малышка степенно направляется к кучкам детей на газоне. Не могу сдержаться от невольной улыбки. Все-таки Маша очень забавно выглядит.

Отхожу от «Скорой». Пожарники уже развернули свои брандспойты, и сражаются с огнем.

В бушующее пламя летят мощные струи воды и хлопья пены и оно, обреченно воя, уступает под их напором, оставляя обугленные участки и чадя густым черным дымом.

Зорин в метрах ста от меня беседует с плотным мужиком лет сорока пяти в толстой брезентовой куртке пожарного и блестящей гребенчатой каске.

Выхожу к воротам, жадно вдыхая задымленными легкими свежий чистый воздух. В горле до сих пор ощущается противный запах гари, вызывая легкую тошноту.

— Леха ты как? — хлопает меня по плечу здоровенная лапа.

— Нормально Серега, — поворачиваюсь к Мальцеву, — как у тебя? Всех успел вывести живых и здоровых?