Амбровое дерево (ЛП) - Оллред Кэтрин. Страница 35

– Ты действительно так думаешь?

– Поговори с ней.

Я думаю, что папа не хотел рисковать, чтобы она отступила, как только скажет «да». Свадьба состоялась на Рождество, и моя мать была легкомысленна, как подросток. Если тетя Джейн и чувствовала какую-то затянувшуюся грусть, то хорошо это скрывала, и день для всех нас был чудесный. Следующая неделя прошла в суматохе переезда мамы в папин дом в Джонсборо, хотя, по большей части, мне приходилось сидеть в кресле и наблюдать.

Через несколько дней, холодной январской ночью, у меня начались схватки. Мы пробыли в постели недолго, может быть, несколько часов, когда меня разбудил кошмар. Обливаясь потом, я спустила ноги с кровати, накинула халат и проковыляла на кухню, чтобы согреть стакан молока. Первая боль пронзила меня, когда я закончила наливать молоко из кастрюли. Схватившись за край стойки, я задержала дыхание, пока боль не прошла, затем вылила молоко в раковину и сполоснула кастрюлю и стакан.

Какая-то глубокая инстинктивная потребность побыть одной удержала меня от того, чтобы разбудить Хью. Я сидела в тускло освещенной комнате за столом, не сводя глаз с часов, когда боли становились все сильнее, каждый из последующих приступов длился чуть дольше предыдущего. Я все еще была там четыре часа спустя, когда Хью, сонно спотыкаясь, вышел из спальни с взъерошенными волосами и полузакрытыми глазами.

– Аликс? Что ты делаешь?

– Рожаю, – сказала я спокойно.

Его глаза широко распахнулись.

– Прямо сейчас?

– В значительной степени.

– Почему ты меня не разбудила?

– Не было особого смысла нам обоим бодрствовать в такую рань во время родов.

Я не могла сказать ему истинную причину. В то время я, кажется, и сама этого не понимала. Хью не был отцом моего ребенка, и глубоко внутри я не доверяла ему, не доверяла больше ни одному мужчине.

Он присел на корточки рядом со мной.

– Какая частота схваток?

Я бросила взгляд на часы.

– Каждые пятнадцать минут.

– Хорошо, я позвоню доктору, а потом мы тебя оденем.

Я не стал возражать, когда Хью принялся за дело. Еще один приступ боли, и я полностью сосредоточилась на ощущениях внутри себя. И так продолжалось в течение следующих восьми часов, пока я трудилась, чтобы родить свою дочь.

Кэти появилась на свет с громким протестом, ее крошечное личико сморщилось в маску ярости, когда она закричала, недовольная тем, что ее вытолкнули из ее теплого гнезда, и успокоилась только тогда, когда ее завернули в одеяло и положили в мои объятия. Слезы наполнили мои глаза, когда я осмотрела ее. Она была так похожа на Ника, что я не понимала, как кто-то мог этого не заметить. Ее маленькая головка была покрыта густыми черными волосами, которые сразу же начали завиваться на концах, и даже когда она, наконец, успокоилась, на пухлых детских щечках отчетливо проступили ямочки.

Хью оставался со мной все это время, поддерживая меня, потирая спину и живот, когда боли становились сильнее, и с удовольствием перерезал пуповину, когда доктор протянул ему ножницы, а позже наполнил мою комнату розовыми цветами и раздавал сигары18.

Но к тому времени меня уже не волновало, что все это было притворством. У меня была Кэти, и в одно мгновение моя жизнь изменилась. Она была моим миром, причиной, по которой я жила и дышала, и ничто другое не имело для меня значения.

Кэти не была той, кого люди называют «хорошим» ребенком. С самого начала она была яркой, умной и постоянно двигалась. Ее улыбки и смех озаряли нашу жизнь, а серые глаза всегда искрились радостью. Мы все бесстыдно баловали ее, и она впитывала это, как будто это было ее право, а потом потребовала большего.

Даже Хью не был невосприимчив к ее чарам. Однажды днем, когда ей было три месяца, я застала его в детской. Пухлые кулачки Кэти зарылись в его волосы, и она истерически смеялась, когда Хью дул ей на животик. Я тихонько ускользнула, пока они меня не заметили, и в этот момент я действительно любила Хью. Это был первый и последний раз, когда я испытывала к нему какие-то настоящие чувства.

Три месяца спустя, когда Кэти исполнилось шесть месяцев, она умерла. Врачи сказали, что это был синдром внезапной смерти, но я знала только, что в одну секунду у меня на руках было мое прекрасное, теплое дитя, а в следующую она исчезла, и у меня ничего не осталось. Когда хоронили ее, они должны были похоронить и меня. Единственное, что от меня осталось – это пустая оболочка, которая вдыхала и выдыхала воздух, которая ела, потому что ее насильно заставляли, и отказывалась с кем-либо разговаривать. Я заперлась в детской и оставалась там до тех пор, пока моя семья, больная от горя и беспокойства, не выгнала меня и не упаковала все вещи Кэти в коробки, прежде чем заставить меня пойти к врачу. Но нет ни одной известной человеку таблетки, которая помогла бы мне справиться с потерей моего ребенка.

Я просыпалась среди ночи, в ушах эхом отдавались отчаянные крики Кэти, и ехала на кладбище, оставаясь там в темноте, положив одну руку на ее могилу, напевая колыбельные, пока не появлялся Хью и не забирал меня домой.

И почему-то в своей боли и страданиях я винила именно Ника. На которого я злилась в те одинокие, пустые часы у могилы Кэти. Ничего бы этого не случилось, если бы он не ушел от нас. Если бы он послал за мной, а не за Линдси, Кэти была бы сейчас жива. Ник должен был быть здесь, должен был найти способ защитить ее. Но его не было, и из-за этого я ненавидела его еще больше.

Как ни странно, именно Йен, отец Хью, вернул меня к некоему подобию жизни. Однажды утром он появился в нашем доме, вошел в нашу комнату и приказал мне встать с постели.

– Одевайся, – сказал он мне. – Ты идешь на работу.

Йен дал мне работу в качестве своего «помощника», должность, очевидно, созданная для того, чтобы держать меня занятой. Я согласилась с его тиранией только потому, что мне было легче подчиниться, чем сопротивляться. Но постепенно работа стала мне интересна, и я начала вкладывать себя в лесопромышленную отрасль. После двух лет работы я знала об этом бизнесе больше, чем Хью. Через год после этого я пошла в банк и воспользовалась фамилией Морган, чтобы получить ссуду. Когда я получила ее, то открыла свою собственную компанию по снабжению зданий, первую в Морганвилле. Каждая минута моего времени, день и ночь, уходила на то, чтобы добиться успеха. «Саутерн Снабженс» стали моей жизнью, единственной вещью, которая меня заботила.

Тогда я впервые узнала, что у Хью был роман на стороне, но проигнорировала это. В каком-то смысле это принесло почти облегчение. Какое-то время мне не приходилось иметь с ним дело самой. Я никогда не знала, кто эта женщина, да и не хотела знать. Единственное, чего я хотела – это зарыться головой в песок и забыть прошлое, забыть, что мои руки и сердце все еще болели за дочь, которая так мало была со мной. И мне это прекрасно удавалось. По мере того как шло время, у меня внутри все онемело – состояние, которое я приветствовала и изо всех сил старалась поддерживать. Я ничего не чувствовала – ни злости, ни радости, ни печали. Так жить было легче.

А потом, спустя пятнадцать лет после своего отъезда, домой вернулся Ник.

 

Часть 2

Глава 12

 

Когда я ушла от Хью, в Морганвилле разверзся настоящий ад. Сплетни носились взад и вперед, как колибри на амфетамине, и весь город был охвачен войной из-за различных мнений. Часть людей думала, что я сошла с ума, а другая часть, та, что знала о продолжающихся интрижках Хью, аплодировала моему здравому смыслу. Не то, чтобы все это меня беспокоило. Я шла сквозь бурю слухов спокойно и невозмутимо, не давая никаких объяснений или извинений, игнорируя шепот, который преследовал меня повсюду.

И моя семья, и семья Хью были в бешенстве, и после двух месяцев ругани, причитаний и попыток разбудить угрызения совести они стали холодно ко мне относиться. Даже моя мать почти не разговаривала со мной. На какое-то время тишина стала облегчением. У меня все еще был Судья, который считал, что все, что я делаю, просто хорошо и прекрасно, и мой отец, который, в любом случае, никогда не одобрял мой брак с Хью. И, к моему большому удивлению, Дженна. Она всегда считала Хью едва ли не святым, но, когда Дженна узнала, что я с ним развожусь, ее единственным комментарием было: «Самое время».