Встретимся в Загсе или на небесах (СИ) - "Iva River". Страница 5

По большому счёту Катя не была для меня близким человеком, да и проработали мы с ней всего ничего. Девушку было безумно жаль, а при мысли, что ей пришлось пережить, меня по-прежнему бросало в дрожь. Но, к своему стыду, я изо всех сил старалась как можно скорее избавиться от этого кошмара.

Неужели правы Катины родители, назвавшие меня исчадьем ада, равнодушно несущим горе и смерть?..

При воспоминании об этих несправедливых словах во мне снова всё перевернулось, вызывая жгучий протест. Да, это не моя потеря, и на моей жизни она никак не отразится. И всё же, никогда чужая боль не бывает для меня полностью чужой… Иногда она даже становится нестерпимой. Наверное, её стало слишком много вокруг… и психика, пытаясь сохранить стабильность, в безнадёжных случаях старается хоть как-то отрешиться.

Я включила любимую музыку и занялась уборкой.

Ураган нанёс немалый урон окружающему наш дом парку, в том числе изрядно потрепав большой клён и красавицы-акации, росшие прямо под моими окнами. Если крепкому клёну кое-как удалось почти без потерь выстоять в схватке со стихией, то от недавней роскоши акаций едва ли осталась четверть чудом уцелевшей листвы. Она сиротливо дрожала на ветру, а оголённые ветви стыдливо жались друг к другу в стылом сумраке утра.

Тщательно «вылизав» квартиру, я переместилась на балкон, усыпанный листьями, и принялась их сгребать, ещё не зная, что смерть Кати — только начало, и впереди меня ждёт какой-то совсем уж безумный замороченный треш…

Как я ни старалась, полностью отключиться от вчерашних страшных картин не получалось. Смерть девушки не выходила из головы. Чтобы поскорее отвлечься, я заставила себя несколько раз мысленно прокрутить начало либретто. Не помню, с какой попытки сознание наконец откликнулось и побежало к заброшенному парку.

«Рвущие душу аккорды в последний раз проплыли над лунной тропой и рассеялись во мгле среди деревьев…

Создатель открыл глаза и с теплотой посмотрел на пианиста.

— Спасибо, Маэстро, вы — великий композитор. Ваша музыка драматична и не даёт забыть о бренности бытия, но тем сильнее её воздействие. Она напоминает человеку, что каждый миг — неповторим и уникален, и что есть высшие ценности, ради которых и придумана жизнь… Я говорил вам, что ваша музыка переживёт века? Я ошибался. Она — вечна!

Великий композитор встал из-за рояля и с достоинством поклонился.

— Всё в вашей власти, Создатель, — ответил он негромко, — будучи смертным, я всего лишь верно распорядился вашим даром.

— Дорогой мой, так в этом и есть ваша величайшая заслуга! Именно, именно в следовании своему пути! А талант… что же… я наделяю им каждого… — Творец беспомощно развёл руками, вспомнив, как большинство распоряжается его дарами, активно используя заступ.

«А ведь в самом деле… С таким энтузиазмом орудуют лопатой, будто клад зарывают. Оно и верно — сокровище… Да только никто и никогда его более не отроет…» — оставшись один, с досадой подумал он, после чего приуныл пуще прежнего.

— Что случилось, отец? — сын возник неожиданно, почувствовав упадок святого духа, отразившийся во всех уголках небесного храма.

— Очень меня, сына, обстановка на Земле тревожит… — вздохнул Создатель. — Помнится, в последний раз нечто подобное во времена атлантов наблюдалось…

Всевышний заглянул в прошлое: вдруг ошибся, погорячился, и зря извёл четвёртую цивилизацию?

Прошлое было безнадёжно черно. Ни одного спасительного лучика, ради которого стоило пересмотреть историю. Беда с этими людьми, такая беда…

— Каждый день ожидаю, что главная машина выдаст сообщение о превышении допустимого предела, — он сокрушённо покачал головой. — Впрочем… моя вина. Что-то не додумал опять…

— Неужели всё?.. — сын понуро сел рядом, и к унынию на небе добавилась скорбь.

Сердце Создателя болезненно сжалось. Но он нашёл в себе силы ободряюще улыбнуться.

— Ничего, сынок. Подправим, доработаем, душа-то, она бессмертна…

И ещё раз быстро просмотрел алгоритмы. Критическая масса нарастала с пугающей скоростью, стремительно приближаясь к границе бытия. Совсем плохо дело…

— А может, ещё попробуем? Давай к ним схожу?

— Так пробовали, толку… — Творец угрюмо сдвинул брови. — Хоть что-то изменилось? Ты посмотри, что творится!

В пространстве разверзлась фонтанирующая кровью бездна, в которой с невероятной скоростью пронеслись сотни тысяч пронизанных болью и страданием сцен.

— Нет, — Создатель ещё раз тяжко вздохнул и посмотрел на приунывшего сына, — уж лучше тогда я сам…»

— Ну, дорогая! Такой пакости я от тебя не ожидала! — Галкин голос ворвался в сознание неожиданно, и в тот же миг сама она возникла передо мной.

Я ошарашенно уставилась на подругу, плохо понимая, что происходит. Она вообще откуда? И о чём?.. Ещё секунду назад я была неизвестно где и вдруг очутилась на собственном балконе с метёлкой в руках…

— Ритка, ну как ты могла?! — гневно вопрошала красная от возмущения Галка, тыча мне в лицо какой-то газетой. — Так подло! Втихаря от меня!

Глава 4. Ода помелу

Сашка маячил за спиной жены и как-то неопределённо хмыкал.

Мне бы спросить, что друзья делают в моей квартире, а заодно и, узнать, что подругу так взбесило, но мысли мои были слишком заняты другим.

Мамочки мои, у меня галлюцинации?! Я же всё это только что видела! Видела так же ясно, как сейчас Галку с Сашкой!

Я попыталась дышать ровнее.

Да, в какой-то степени это всё перекликалось с моей новой задумкой, но не до подобных же видений! А вдруг та идея и не моя вовсе, а прямиком оттуда и пришла?! Боже ж ты мой…

Мозг тут же ехидно зашептал: «До-ро-гая, это клиника. Похоже, от последних потрясений ты окончательно тронулась умом!»

Смерть Кати стала стремительно отдаляться, уступая место новой напасти.

Пока я грезила, собранные мною листья вновь разметало по всему балкону, и теперь они, перекатываясь по бетонной плите пожухлой выцветшей массой, уныло шуршали, смутно напоминая шорохи затерянного где-то в ином измерении «лунного» парка…

Галка продолжала что-то верещать, а я — думать о пострадавших в буре деревьях, тщетно пытаясь увести себя подальше от назойливого вопроса: «Что это всё может значить?!» В ответ разум настырно предлагал пугающий диагноз, а душа противилась и настаивала на внезапном озарении. Отмахнуться сходу ни от того, ни от другого не получалось.

Конечно, можно было сказать себе: «Это сон. Всего лишь сон!» и благополучно забыть. Но уснуть, стоя на холодном балконе?! Совсем маловероятно…

Тогда что? Выбор был не так чтобы велик. Либо у меня всё-таки глюки, и пора топать к врачу, либо мне действительно открылись небеса…

— Ритка! Ты чего стоишь истуканом?! Я тебя спрашиваю, как ты могла со мной так поступить?! — Галка, крохотная, щупленькая, тряхнула меня так, словно я тряпичная кукла.

— Всё, ребята… пипец… — глядя сквозь подругу, балкон и пространство, прошептала я, справившись наконец с нелёгкой проблемой выбора. — Скоро конец света…

— Саш… — подруга перестала потрясать перед моим носом газетой и растерянно оглянулась на мужа.

Сашка послушно выдвинулся на передний план.

— Рит, с тобой всё нормально? — с тревогой спросил он и попытался отнять у меня веник.

Я воспротивилась и что есть силы вцепилась в помело.

Смешно, но этот предмет вдруг стал крайне важным для меня — то единственное, что соединяло с относительно понятным существованием накануне видения… Мне казалось, выпусти я его, и уже ничего нельзя будет изменить. Я окончательно вылечу в настоящее, и тьма, что должна вот-вот обрушиться на человечество, обязательно обрушится.

— Послал же бог сумасшедшую подругу! — рявкнул Сашка, а я невольно вздрогнула при упоминании всевышнего. — Руки ледяные совсем! Быстро в дом! — он резким движением вырвал из моих окоченевших пальцев «бесценную» утварь и потащил меня к двери, попутно распорядившись: — Галь, чайник включи!