Целуй меня (ЛП) - Ловелл Л. п.. Страница 46

— Morte, — шепчу я.

Уна скрежещет зубами, и лезвие ножа впивается в мою кожу. Если я прикоснусь к ней еще раз, она перережет мне горло и бросит истекать кровью. Поэтому я делаю единственное, что умею хорошо. Дерусь. Сжав запястье, отбрасываю ее руку в сторону и, рывком опрокинув Уну под себя, наваливаюсь сверху всем телом. Она обвивает меня ногами, изо всех сил сдавливая область почек. Ей удается дважды ударить меня в челюсть, прежде чем я фиксирую ее запястья, прижав их к полу над головой. Она пытается вырваться и рычит, как одержимая, словно испытывает сильную физическую боль.

— Уна, смотри на меня! Посмотри на меня!

Она впивается в меня взглядом — диким и непокорным.

— Уна, сосредоточься на мне. Вспомни меня.

Она запрокидывает голову, и из ее горла вырывается хриплый крик.

— Пожалуйста, — умоляет она.

Проклятье, почему у меня такое чувство, что я причиняю ей боль? Какого хрена этот ублюдок с ней сотворил?

— Детка, я не причиню тебе боли. Я люблю тебя.

Слезы медленно струятся по ее вискам, и я осторожно прижимаюсь лбом к ее лбу, вдыхая до боли знакомый запах ванили с нотками оружейного масла. Она замирает. Ее тело начинает дрожать, словно от ударов электрического тока.

Ненавижу! Ненавижу его за то, что он сделал с ней это. Ненавижу ее за то, что она добровольно позволила сотворить такое с собой. С нами.

Медленно и осторожно я касаюсь губами ее губ. Уна успокаивается. Ее губы приоткрываются. Мой поцелуй становится настойчивее, и она прикусывает мою нижнюю губу. Когда я немного отстраняюсь, ей удается высвободить руку и нанести мне еще один удар. Твою мать! Я хватаю ее за горло и прижимаю к полу. Раньше такое считалось в порядке вещей: занятия любовью были для нас гребаной войной, и сломить оборону Уны можно было одним единственным способом. Победив ее. Возможно, нам стоит просто вернуться к исходной точке.

Я наблюдаю за ее мечущимся взглядом. В нем отражается борьба между желанием убить и желанием поцеловать. Это своего рода болезнь, извращение, но оно чертовски возбуждает.

— Morte, ты, как и всегда, сильна, — выдыхаю я ей в ухо. — Но ты сдашься мне. Как всегда, — мои пальцы сжимаются на горле Уны. В ответ она оставляет кровавые царапины на моем лице. Я с шипением выдыхаю и, рывком сдернув с Уны толстовку, переворачиваю ее на живот. — Скажи, что ты хочешь этого, — шепчу я.

Она прижимается лбом к своей руке.

— Я не хочу причинять тебе боль, — голос Уны выдает ее напряжение.

— Но твоя жестокость дарит мне жизнь, любовь моя, — я забираю у нее нож и пистолет. — Ты мне доверяешь?

— Да, — немного помолчав, отвечает Уна.

— Отлично, — удерживая за шею, я прижимаю ее к полу, и Уна словно срывается с цепи. Она снова начинает извиваться, рычать, цепляться пальцами за ковер, пытаясь вырваться. Бретелька топа сползает с ее плеча, и я, прижимаясь к Уне всем своим телом, целую обнаженную кожу. Моя бабочка не перестает сопротивляться, но я не сдаюсь, несмотря на ее резкое прерывистое дыхание и напряженное тело. Я целую ее шею и спину. Не сразу, но постепенно, понемногу Уна успокаивается, и я, ослабив хватку, опускаю руки вниз, скользя ладонями по ее телу. Осторожно, медленно приподнимаю кверху ее бедра и, отслеживая малейшую реакцию, нежно целую между лопаток. Уна вздрагивает, и я с улыбкой переворачиваю ее на спину. Наши глаза встречаются. Взгляд Уны все еще дикий, но я вижу, что она расслабляется, и способность к самоконтролю возвращается к ней.

— Чего мне ждать, Morte? Ты убьешь меня? Или поцелуешь?

— И то, и другое, — шепчет она, и в этих словах слышится боль.

Черт, как же я скучал по ней.

Я накрываю ртом ее губы, и она обнимает меня за шею. Тело ее отвечает на мои прикосновения и становится податливым. Николай никогда не получит ее. Уна моя. И всегда будет моей. Он может считать ее частью своего оружейного арсенала — отчасти так и есть, — но то, что происходит сейчас… она преподносит себя в дар мне. И только мне. Если придется, я буду напоминать ей об этом столько раз, сколько потребуется.

Уна поднимает руки, и по моему телу нерешительно скользят ее ладони, кожа на них снова загрубела и покрылась мозолями. С моих губ срывается стон. Моя порочная королева открывает мне свои шрамы. Я прикусываю подбородок Уны, и она поворачивает голову в сторону, открывая мне доступ к шее.

Расстегнув пуговицу, я стягиваю с Уны джинсы и нижнее белье. Она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу искорки агрессии, затаенной угрозы.

— Ты прикидываешь каким способом ранить меня побольнее? — спрашиваю я с ухмылкой.

Уна прищуривает глаза, садится и уже приоткрывает рот, чтобы заговорить, но я хватаю ее за шею и притягиваю к себе так близко, что наши губы соприкасаются.

— У тебя ничего не получится. Хуже, чем сейчас, ты уже не сделаешь.

Она закрывает глаза, и между ее бровями появляется небольшая морщинка.

— Прости, — Уна обхватывает ладонями мое лицо и целует.

Я толкаю ее обратно на пол, и она, опустив руки, стягивает с меня трусы. Уна так сильно прижимается ко мне, словно боится отпустить. Я толкаюсь в нее, и наш поцелуй прерывается, а взгляды встречаются. Какая же она разная! Не уверен, что когда-нибудь до конца узнаю ее, но сейчас, глядя ей в глаза… мне кажется, что я ее знаю лучше себя самого. И я хочу ее всю. Со всеми страхами, болью и ранами. Сейчас она абсолютно беззащитна. Моя маленькая жестокая бабочка. Моя беспощадная королева. Моя любовь.

Уна запрокидывает голову и тихо стонет. Я провожу языком вдоль ее шеи и делаю резкий толчок. Тело Уны отвечает, двигаясь с моим в идеальной гармонии. Все так, как должно быть. И пока мы рядом — пока она со мной, — можно даже представить, что у нас все в порядке.

Я трахаю ее медленно, глубоко и вижу, как рушится ее внутренняя защита. Уна открывается мне — так было всегда. Львица подставляет свою яремную вену.

Тело Уны напрягается, ногти оставляют обжигающе-болезненные следы на моей спине. Я стискиваю зубы. Боже, как мне хорошо с ней. И как давно это было в последний раз.

Она издает протяжный стон. Я целую ее в губы и с рычанием кончаю. Тяжело дыша, я заявляю Уне:

— Для тебя я всегда буду исключением.

— Всегда, — шепчет она. — Я люблю тебя.

Я смотрю ей в глаза.

— Ты моя, Morte. Он никогда тебя не получит.

Глава 31

Уна

Резко просыпаюсь и поначалу пытаюсь понять, где нахожусь. В кровати Неро. Я была почти уверена, что мне это приснилось. Первые отблески утреннего света разрезают тьму, окрашивая комнату в сероватые тона. Я бросаю взгляд на Неро — глаза закрыты, от черных ресниц на коже едва заметные тени. Казалось, что его лицо в моей памяти высечено навечно, а пять месяцев — не такой уж большой срок, но я уже начала забывать, насколько он красив. Упавшая на лоб непослушная прядь темных волос придает ему вид задиры.

Услышав тихие звуки, доносящиеся откуда-то из дома, я отворачиваюсь от Неро, бесшумно выбираюсь из постели и покидаю спальню. Дойдя до детской, я открываю дверь и подхожу к Данте. Он не спит, и, глядя на меня глазами того же оттенка, что и мои, начинает дрыгать пухлыми ножками. Его голова покрыта темными, торчащими в разные стороны пушистыми волосиками. Улыбнувшись, я беру его на руки и крепко прижимаю к груди маленькое тельце. И каждый мой надорванный нерв словно начинает срастаться, а каждая ранка на сердце затягивается, исцеляясь его чистым, невинным прикосновением. С ним я снова чувствую себя полноценной. Он — моя жизнь.

Я целую макушку, покрытую мягким пушком, вдыхая детский запах — запах, не похожий ни на один другой в мире.

С Данте на руках я спускаюсь вниз, чтобы сварить кофе. Джордж вертится вокруг моих ног, возбужденно виляя обрубком хвоста. Открываю холодильник и вижу бутылочки с детской смесью. На кухонном столе стоит какой-то прибор, но я понятия не имею, для чего он нужен. Меня накрывает чувство грусти, потому что все это прошло мимо меня. Я даже не знаю, как ухаживать за малышом.