Измена (СИ) - Макарова Анна. Страница 84
— Джозефин, почему так все? — Дэвид начинает размахивать руками, случайно скидывая со стола стакан, разбившийся тут же вдребезги, отчего я непроизвольно вздрагиваю. — Если ты меня не любила, то зачем ломала всю эту комедию? Ты и он выставили меня последним кретином. Ты была с ним, понимаешь? Возвращалась каждый день домой и ложилась в нашу кровать, обнимая и целуя после другого. Как ты могла спать с чужим мужчиной еще и еще, и еще, а затем, как ни в чем не бывало, возвращаться ко мне обратно?
— Мне нет оправданий, — опустив голову, чувствую, как по щекам в очередной раз бегут предательские слезы от правдивых слов, что я поистине заслужила. Пусть выскажется, ему это сейчас просто необходимо. А я… обязана выслушать все это. Давно пора было.
— Ты мне врала. Лгала нагло в тот момент, когда я готов был положить весь мир к твоим ногам и не только. Я жизнь готов был отдать за тебя и Джеймса. Но знаешь, что самое ужасное? Что я готов это сделать даже сейчас. Сейчас! Даже тогда, когда ты предала меня. Когда ты все это время лгала мне, глядя в глаза. Лгала и лгала… Ты предала меня уже в тот момент, когда просто начала думать о нем! Когда все твои мысли заполонил посторонний человек! Это неправильно!
— Дэвид, пожалуйста… — сама не понимая, чего прошу, захлебываюсь собственными слезами.
— Нет! Я выскажусь! А ты мне сейчас ничего не говори! Я наслушался. Теперь моя очередь!!!
Дэвид взревел, подпрыгивая на стуле. Резко вскочив с места, начинает измерять столовую шагами, нервно вздымая руки вверх.
— Я все отдал этой семье. Все. А ты что наделала? Я скажу. Ты все разрушила совершенно самостоятельно, словно тебе это ничего не стоило. Будто для тебя наша семья никогда ничего не значила. Ни я, ни сын. Ты на все махнула своей же рукой. Тебя не остановило даже то, что наш сын из-за всего случившегося пострадал! Даже это, Джозефин!
— Не говори так, — прикрыв лицо руками, пытаюсь, как могу, успокоить накатившую истерику, задыхаясь от нехватки кислорода в легких.
— Сложно принять истину такой, какая она есть, не правда ли? Ради чего все это было, а? Стоило оно того? Он всего лишь мальчишка! Судя по всему, он тебя бросил. И наверняка сделал это точно так же, как и ты меня! Угадал? — смотрю на него расплывчатым взглядом, вовсе затаив дыхание от шока. — Ты что думала, я не ничего узнаю? Что же, моя милая Джозефин, вот и ты увидела тот мир, от которого я всегда тебя оберегал и защищал как мог! Слухи еще не прошлись, но пройдутся обязательно в наших кругах. Ведь в любом месте, будь то провинциальный городок или же мегаполис они разносятся со скоростью света. Злые языки никого и никогда не пожалеют. Познала этот алчный мир, да? Нравится?
— О-от-т-куда ты узнал?
— Думаешь, за столько лет совместного времяпрепровождения с тобой я ничего не почувствую? Не пойму, что тебе плохо? Не увижу, как ты страдаешь? Тут и без слухов было все предельно очевидно. Я знал обо всем с той самой совместной встречи у психотерапевта! Потому что я тебя хорошо знаю, Джозефин Коулман! Как облупленную. Однако… Как выяснилось, не знаю, потому что нет больше той девушки, которую я так искренне когда-то полюбил, ты совершенно другой человек, которого я просто не знаю и знать, если честно, не хочу. Скорее всего, я бы давно узнал про измену, если бы не был так ослеплен тобой, если бы я не доверял тебе настолько сильно. Я видел, что ты резко изменилась, чувствовал твой холод, но продолжал себя каждый раз убеждать, что это все временные трудности, рутина. Меня, доверчивого кретина, предупреждал даже Адам Холд и не раз. Во время командировки… После того как у нас украли документы, он не раз предлагал вернуться незаконным способом обратно в Бостон, плавно намекая на тебя, на нашу семью. Но я не верил ему! Не мог… Никого бы и ни за что не стал слушать! Я верил только тебе. И любил только тебя… Люблю до сих пор, а это ненормально. Так не должно быть, ведь я уважающий себя мужчина. И что самое ужасное, я даже обижаться на тебя не могу. Это же были мои ожидания, не правда ли? Вот только здраво начинаю понимать, что без доверия я вновь никогда не свяжу с тобой больше ничего общего. Единственное, что нас объединяет на всю жизнь — это сын.
Дэвид обхватывает лицо руками, тяжело дыша, когда я готова прямо сейчас провалиться сквозь землю от всех его правдивых и заслуженных слов в мой адрес.
— Я знаю тебя, Джозефин! И я тебя, черт побери, не могу ненавидеть! Не могу, а должен бы. Я не хотел мстить ему, понятно? Я хотел убить тебя! Просто убить!
— Мне жаль… Я и сама бы себя удавила, если бы не Джеймс…
Приподнимаюсь на ватных ногах, придерживая тело за край стола. Чувствую, что проглоченный кусочек омлета резко подкатывает к горлу в порыве вырваться наружу.
Молча добираюсь до входной двери, решив, что мне нужно отсюда убраться, чтобы выплакать все, что скопилось. Еле сдерживая подступивший новый слезный поток, далеко не с первого раза по наитию нахожу дверную ручку, ибо все плывет перед глазами, размывая перед собой видимость с каждой секундой все больше и больше. Пора убираться отсюда. Не могу…
Приближаясь к машине, толком даже не успеваю отворить дверь салона с водительской стороны, как меня резко и властно разворачивают крепкие мужские руки, ухватив за плечи.
— Пожалуйста, не надо, — пытаюсь обессилено отпихнуть от себя человека, не сразу поняв, кто передо мной стоит, и, не удержавшись, позволяю себе разрыдаться в голос, сотрясаясь всем телом.
— Не плачь… — услышав родной голос Дэвида, ощущаю неимоверную слабость. Сгребая меня в охапку, предупреждая падение, которое случилось бы всенепременно, если бы не его хватка. — Не плачь, пожалуйста.
— Дэвид, я знаю. Я все знаю. Я так виновата. Мне нет прощения, — уткнувшись носом в грудь мужу, вновь начинаю захлебываться собственным горем. — Я так больше не могу… Это слишком даже для меня.
— Иди ко мне, — подхватив меня, отрывает тело от земли, словно я ничего не вешу. Неся бережно в дом, обнимает у порога еще крепче прежнего и поглаживает ласково мои спутавшиеся волосы.
Не знаю я, сколько времени мы простояли посреди гостиной в объятиях друг друга, однако все это продолжается еще и еще. Мои тяжелые всхлипы здесь и сейчас заглушают всю воцарившуюся тишину, казалось, уже нежилого дома, в котором раньше всегда царил дух радости и жизни. Мои плечи, словно почувствовав родное тепло, с каждой минутой приподнимаются все чаще, тело вздрагивает, силясь, чтобы успокоиться, а руки дрожат. Одна рука сейчас прикрывает рот, чтобы не закричать от бессилия, а другая удерживает Дэвида то за плечо, то за шею, хватаясь за мужчину, словно за спасательный круг, мой приплывший плот.
Полностью отдавшись эмоциям, я не могу оторваться от тепла этого человека, который по непонятным причинам, решил успокоить и поддержать ту, кто безжалостно предала его. Мне страшно нарушать сложившуюся идиллию, то, как Дэвид трепетно и неистово продолжает поглаживать мои волосы, спину. Вдруг, полностью отстранившись от меня, он молча и крайне аккуратно достает из кармана платочек, бережно вытирая следы моей истерики, что вызывает мгновенно новый поток слез. Челюсть трясется как осиновый лист на ветру, содрогаясь от незаслуженной ласки.
Продолжая молча приводить меня в порядок, Дэвид убирает платок и оборачивается, пристально глядя меня прямо в глаза. В его взгляде здесь и сейчас читается неприкрытая боль, а в глазах стоят намертво прибитые слезы, словно застывшие на этом красивом и добром лице навечно. Минута. Еще… Сняв свои очки, он медленно приближается ко мне, утыкаясь своим лбом к моему, тяжело вздыхая. Обхватив мои щеки руками, он говорит то, отчего сердце делает кульбит, вызывая секундную остановку:
— Я не хочу, чтобы ты себя так убивала. Нет. Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива. Никто, слышишь, никто не стоит твоих слез, Джози. Никто, глупенькая. Я всегда был и останусь в твоей жизни, моя маленькая девочка. Помнишь, я сказал тебе однажды, что никогда не брошу тебя в трудную минуту и всегда буду спасать от всех, что бы ни случилось. Если… Если с тобой что-то случится, я… Я не переживу этого.