Наследник древней силы (СИ) - "Amazerak". Страница 4

— Загадки, значит. Кругом одни загадки.

— Эдуард Михайлович, знаете, если бы подключить исследовательский отдел и провести полный комплекс обследований…

— Нет, — князь сделал отрицательный жест рукой. — Пока не будем. Потом — обязательно, но не сейчас.

— Понял, — поспешно исправился Степан Спиридонович. — Как скажете. Значит, будем ждать. Случай этот для науки крайне интересный.

— Когда Артёма выпишут?

— Где-то через неделю. Но если надо раньше…

— Значит, через неделю. И позаботьтесь, пожалуйста, чтобы не было утечки инормации.

— Разумеется. Но как скрыть факт столь быстрого выздоровления? Боюсь, в клинике уже каждая уборщица знает.

— Главное, чтобы эти данные, — князь поднял папку и потряс ей в воздухе, — ни к кому не попали до поры до времени и чтобы сотрудники не трепались на каждом углу.

— Будьте спокойны. Вы же знаете, насколько я и мои люди чтут врачебную тайну.

— Иначе вы у меня не работали бы. Спасибо вам, Степан Спиридонович. Можете идти. Позвоните мне через недельку перед выпиской. Ну и если что-то изменится, ставьте в известность немедленно.

Степан Спиридонович попрощался и вышел, а князь повернулся на кресле к окну и задумчиво уставился на ветви берёзы, что легонько бились по стеклу. Эдуард Михайлович был мрачен, между бровей его застыла глубокая морщина.

Лежащая на столе папка являлась неоспоримым доказательством ошибки, допущенной девятнадцать лет назад. Непонятно, что произошло и почему у парня внезапно открылись сразу четыре канала. Эдуард Михайлович даже не мог припомнить, рождались ли в его роду за последние двести лет люди с такими способностями. И всё же Артём владел всеми четырьмя энергиями, что само по себе встречалось нечасто. Энергетиков с активным дельта-каналом во всём Союзе можно по пальцам пересчитать. Этот канал позволял совмещать остальные три вида энергии, что открывало большие перспективы в управлении внутренней и внешней силами.

Эдуард Михайлович хорошо знал историю своего рода, знал он и то, что когда-то, более двухсот лет назад, среди ладожских князей, потомками которых считали себя Востряковы, энергетики с дельта-каналом рождались чаще. А затем они почему-то перестали появляться, род ослабел, и в начале девятнадцатого века его земли вошли в состав Новгородского княжества, частью которого оставались до сих пор. Связаны ли эти два события или нет, уже никто не скажет, но многие верили, что будь в роду больше сильных энергетиков, Востряковы никогда не склонились бы перед другими князьями.

— А теперь нас давят все, кому не лень, — пробормотал себе под нос Эдуард Михайлович.

Он встал с кресла, положил папку в сейф, спрятанный за картиной, а потом подошёл к окну и, скрестив руки на груди, принялся смотреть на сад.

Эдуард Михайлович жалел о том, что сделал тогда, почти девятнадцать лет назад, жалел, что отрёкся от младшего сына. Он даже не сомневался, что измены не было и кровь парня чиста: ДНК-тест врать не мог, но досада, боязнь слухов и чёрт знает, что ещё взяли верх. К этому добавилась и смерть супруги во время родов, что стало для Эдуарда серьёзным потрясением. В итоге мальчика отдали в семью Тарасовых, увезли на городскую квартиру, и для всех он просто исчез, в кругу семьи ситуация не обсуждалась, а слугам о нём даже говорить было запрещено, и вскоре память об ущербном отпрыске рода Востряковых и вовсе стёрлась. Когда через три города Артём с приёмной матерью переехали в дедовское поместье на берегу озера, его уже все воспринимали, как одного из детей слуг, не более.

Лучше бы при родах умер мальчик, а не горячо любимая супруга — думал Эдуард Михайлович, когда тяжёлые воспоминания накрывали его. В тайне он желал смерти младшему сын, вот только не мог убить собственного отпрыска, не мог взять грех на душу. Поэтому, когда парень окончил школу, князь решил отправить его в солдаты, посчитав, что если Артём погибнет где-нибудь на войне, то и Бог с ним, а если нет, то пусть делает карьеру в регулярной армии — главное, чтобы подальше от дома.

А вышло совсем иначе. На войне у Артёма неведомым образом открылись все каналы. Никто даже подумать не мог, что такое возможно. Теперь надо всё исправлять: возвращать мальчика в семью, обучать владению энергиями, давать образование. Вот только как в глаза пацану смотреть? Простит ли он собственного отца, который так поступил с ним когда-то? Это сейчас больше всего волновало князя.

Смарт запиликал привычной мелодией. Эдуард Михайлович нажал кнопку на браслете. Над ладонью появился чёрный голографический экран. На нём высветился номер секретаря.

— Алло, Эдуард Михайлович, добрый день, — произнёс секретарь. — Только что поступил звонок от Голицыных. Желают завтра встретиться лично и обсудить продажу контрольного пакета акций «НовАрмы». Что прикажете делать?

— Вот же собачьи дети, — проворчал князь. — Опять лапы тянут к нашему заводу, да? Я же сказал, что он не продаётся

— Им отказать?

— Нет. Пусть приезжают, если так охота. Поговорю с ними сам с глазу на глаз.

* * *

Мы с Витей сидели в ресторанчике на третьем этаже торгового центра возле большого, во всю стену, окна. Тут было тихо и спокойно. Посетителей мало, несмотря на вечерний час, а с улицы звуки почти не долетают, хоть на дороге внизу полно машин. Я потягивал пиво из стакана, Витя пил кофе. Он за рулём, ему спиртное нельзя. Узнав о том, что я вернулся из армии, мой школьный друг захотел встретиться. Позвонил, предложил посидеть как-нибудь вечерком. Ну я и согласился.

Из больницы меня выписали позавчера. Дух месяцев оказалось достаточно, чтобы полностью восстановиться после ранения — невероятно быстро, учитывая то, как меня покромсало. В госпитале держали недолго, через две недели перевели в частную клинику Востряковых. Там условия оказались лучше: качественное питание, опрятная индивидуальная палата, вежливые врачи, заботливые медсёстры. Одно только напрягало: постоянные обследования. Чувствовал себя жертвой научного эксперимента. Если же опустить этот неприятный момент, отдохнул я неплохо.

А вообще мне повезло, если можно назвать везением то, что со мной случилось в Бельске. Врачи говорили, что с такими травмами, как у меня, долго не живут. Один осколок распорол живот, второй пробил лёгкое, третий попал в левую скулу и застрял в носоглотке, четвёртый чуть не оттяпал руку. И всё же спустя два месяца я был жив-здоров и чувствовал себя пусть и не как прежде, но вполне сносно. Только шрамы напоминали о жутких ранениях. А ещё — боли. Особенно донимала боль в голове: вначале чуть ли не каждый день, теперь — реже, но всё равно иногда накрывало не по-детски. Врач сказал: контузия, прописал таблетки, и я надеялся, что со временем пройдёт.

Никто прямо не говорил о том, с чем связано моё необычное исцеление, но я и сам догадался, как догадался и о том, почему меня постоянно донимали обследованиями. Всё дело в открывшихся каналах. В моём теле отныне циркулировали четыре энергетических потока. Поначалу это было непривычно, а теперь я уже и внимания на них не обращал. Наверное, то же самое ощущали все энергетики. Вот только на вопрос, почему я — простой человек, нейтрал — вдруг получил такой дар, ни я, ни кто-то другой ответить не мог. Разумеется, я никому не рассказывал про встречу с незнакомцем в капюшоне, да и не был я до конца уверен, что это не галлюцинация. Порой казалось, что бородач с фиолетовыми глазами, серая пустыня, тени и всё остальное мне просто привиделось, пока я валялся в отключке.

Но об открывшихся каналах стало известно многим. Даже сам князь, Эдуард Михайлович Востряков, которому служил отец, пригласил меня завтра на обед. Слуг за господский стол просто так не приглашали, значит, мной заинтересовались. И я всё гадал, хорошо это или плохо.

— Ну как житуха? — спросил Витя. — Досталось тебе, смотрю, — он кивнул на шрам, похожий на букву «У», который украшал мою левую щёку.

— А ты тоже время зря тут не терял: бороду вон отпустил, — подколол я.