Обратно в ад (СИ) - "Amazerak". Страница 12

— А воевали много?

— Приходилось и повоевать. В Каспийском конгломерате три года отслужил с небольшими перерывами. А до этого — Франция и операция под Ле Кутье в шестнадцатом году — моё боевое крещение. Так что в передрягах побывать довелось, — капитан сложил губы в натянутой улыбке. — Ну а сейчас направляюсь в Волынь. Удачно совпало, не правда ли? Я как раз на сутки остановился в Москве, а тут Мария звонит, говорит, что очередной новобранец желает присоединиться. Впрочем, какой же вы новобранец? Настоящий ветеран. Такие люди нам нужны. Ведь кто в Волынь поехал? Половина — необстрелянные юнцы, которые разве что в тренировочных лагерях по два-три месяца провели. А опытные бойцы с сильной энергетикой — на вес золота.

— У меня опыт небольшой, — возразил я. — Я же из пехоты, а не из разведки. Там совсем другое.

— О, это совсем не проблема. С вашими способностями из вас выйдет отменный разведчик.

Капитан определённо мне льстил, желая затянуть в отряд. Оно и понятно. Сильные энергетики всегда нужны там, где приходится драться. Но я надолго оставаться в армии не собирался. Полгода, может, год, если с деньгами будет совсем плохо, а потом надо что-то придумывать, начинать своё дело или продолжать начинания отца, если у меня их не отберут.

Оболенский вкратце рассказал о том, в каких операциях участвовал и кто служил под его началом, рассказал об обычаях и уставе, который очень сильно отличался от армейского. В спецотряде порядки были гораздо мягче, а вместо бесполезной муштры бойцы занимались энергетическими тренировками, укрепляя свою «природную броню» и развивая прочие нужные навыки.

Капитан особенно отметил, что смертность в спецотряде крайне маленькая. За годы, что он служил в горячей точке, в его подразделении погибло около двадцати человек, причём подавляющее большинство из них имели ранг ниже пятого.

Мы немного поговорили о войне в Казахстане. Я никогда не интересовался тем, что там происходит, но теперь грех было не расспросить.

В общем, узнал много нового. Земли, расположенные между Каспийским морем и Алтаем, были поделены на три части: Каспийский конгломерат, Казахстан и Среднеазиатскую федерацию. Федерацию контролировала Иранская империя, во главе Казахстана стояли люди, симпатизирующие УСФ, а Каспийский конгломерат тяготел к СРК. Каспийский конгломерат и Казахстан уже давно находились в состоянии войны, а семь лет назад сибиряки ввели на территорию Казахстана свои войска, вынудив канцлера пойти на ответный шаг и ввести армию в Каспийский конгломерат для защиты дружественного государства и, главное, наших нефтяных компаний от внешней агрессии.

Каждая из сторон декларировала миротворческие цели, и война носила вялотекущий характер. Поскольку формально у нас с УСФ был мир, наши с ними армии лбом не сталкивались. По крайней мере, по версии официальной хроники. Но на самом деле случалось всякое, в том числе крупные сражения, в которых, впрочем, спецотряд не участвовал.

В Волыни ситуация была иной.

Там конфликт начался более ста лет назад. Тогда на границе Литовского и Галицко-волынского княжеств сформировалась диаспора, провозгласившая себя потомками племён ливов, обитавших испокон веков на данной территории и столетиями терпевших гнёт других народов. У них даже религия была своя — собственная разновидность католицизма.

Эта диаспора вначале боролась с Литовским княжеством, пытаясь отвоевать независимость, но у неё ничего не вышло. И тогда около тридцати лет назад центр повстанческой деятельности был перенесён на север Галицко-Волынского княжества и борьба, соответственно, стала вестись с ним.

Возглавил повстанцев князь Казимир Тышкевич, который провозглашал радикальные методы борьбы за независимость, в том числе террор против вражеского народа. Разумеется, нашему правительству это не понравилось и в пятнадцатом году его поймали и казнили.

Однако вместе со смертью лидера возмущения не прекратились, а наоборот, стали нарастать, пока в двадцать втором году на сторону повстанцев не перешла часть регулярной армии, расположенной в Волыни. Тогда-то и начался так называемый Волынский конфликт, продолжающийся до настоящего момента. Сейчас во главе национально-освободительного движения находился Януш Тышкевич — один из сыновей убиенного князя, ставшего в глазах ливонцев кем-то вроде святого мученика.

Но события эти являлись лишь внешней стороной конфликта. Все понимали, что за ливонцами в настоящий момент стоит Польско-литовская уния, которая стремится таким способом оттяпать кусок Галицко-волынского княжества. А кто-то считал, что повстанцам помогает даже Иранская империя, поскольку та заинтересована в ослаблении СРК.

Короче, очередные политические разборки, в которых должны умирать простые ребята, вроде меня, и страдать многочисленное мирное население, и в которых стравливаются народы под каким-нибудь эфемерным предлогом.

К зиме наше военное командование намеревалось положить конец сопротивлению, выдавить повстанцев и захватить их лидера. Поэтому-то в Волынь и послали спецотряд, дополнительную бригаду и несколько полков, которые должны подтянуться в течение июня-июля. Вот только все зимние достижения наша армия благополучно профукала, а ливонские националисты откусили ещё больший кусок Волыни и крепко там обосновались.

Про жалование тоже мы с капитаном поговорили. Он утверждал, что со всеми премиями и наградами сержант особой дружины мог заработать за месяц до пятисот тысяч, а в совсем редких случаях — и больше.

С Оболенским мы расстались на дружеской ноте, а в понедельник я снова с ним встретился, но на этот раз для того, чтобы ехать в Пинск, в расположение части, и подписать контракт на три месяца.

Глава 5

Дождь забывали выключить, и он лил, лил и лил, пресыщая влагой землю и окрашивая окружающий мир в тоскливые серые тона. А у нас на сегодня были запланированы большие учения, и после завтрака весь отряд выгнали на улицу мокнуть под нескончаемыми потоками воды, льющейся с неба.

Дождь шёл третий день подряд. Вчера он сделал небольшую паузу, а к вечеру снова зарядил, и когда утром мы выбрались из «санатория», вода всё так же упрямо капала из нависших над землёй туч, порождая недовольство личного состава.

И вот мы стояли в полном боевом облачении и мокли, слушая капитана Оболенского, который ставил задачу нашей роте. Позади, заглушив моторы, дремали бронемашины, а впереди простиралось поле с редкой растительностью. Менее чем в километре от нас располагались кирпичные и бетонные здания в три-четыре этажа, специально построенные тут для проведения учений.

Наша часть располагалась в десяти километрах отсюда, в пригороде Пинска на территории бывшего санатория. Это — одна из причин, почему я её и прозвал «санаторием». Вторая же заключалась в том, что по сравнению с теми условиями, в которых мне доводилось служить раньше, тут был настоящий курорт. У меня, как у сержанта, имелась отдельная комната, а рядовые жили по два-три человека в комнате. Хозяйственными делами бойцы особой дружины занимались лишь в качестве наказания, в основном же быт ложился на плечи вспомогательного подразделения, в котором ни бояр, ни князей не было. Так что кроме как санаторием или детским лагерем с усиленной нагрузкой, нашу военную часть язык назвать не поворачивался.

Жалел ли я что пошёл сюда? За три недели, которые я здесь отслужил, поводов пока не представилось. Войны тут не было, война шла в ста километрах отсюда, да и то как-то вяло в последние месяцы, и мы занимались тренировками, учениями и праздным времяпрепровождением в перерывах.

По моей обтянутой тканью каске барабанил дождь. В руках я держал штурмовую винтовку М-99 с подствольным энергетическим блоком «Луч-4». Рассованные по карманам разгрузки магазины были забиты холостыми патронами, в блоке, по понятным причинам, заряды отсутствовали. В нескольких кармашках на груди и поясе лежали пять учебных гранат и три дымовые шашки. Глаза закрывали специальные очки, а если точнее, УПН — универсальный прибор наблюдения со встроенными тепловизором, ночным видением, обнаружителем целей, дальномером. Всё это управлялось с помощью зрительного интерфейса, с которым я познакомился только тут, в спецотряде.