Девиантный Король (ЛП) - Кент Рина. Страница 11

Дизайн интерьера был тщательно подобран тетей Блэр. Несмотря на минимализм, он стильный и современный. В гостиной зоне стоят темно-синие и бежевые диваны. Книжные полки также темно-синие с оттенком силы, которая олицетворяет не только альфа-персонажа дяди Джексона, но и тетю Блэр.

Не потрудившись открыть высокие французские окна, я волочу онемевшие ноги наверх. Тетя и дядя не появятся здесь до поздней ночи. Чем быстрее расширяется их компания, тем меньше я их вижу.

Иногда они проводят ночи напролет будь то в офисе своей компании или дома.

Иногда один из них возвращается, чтобы провести ночь дома, но в большинстве случаев они этого не делают.

Мне скоро исполнится восемнадцать, и я всегда вела себя ответственно, так что прекрасно остаюсь одна.

В глубине души я знаю, что им не нравится оставлять меня одну — особенно тете Блэр. Когда я одна или с Ким, она звонит тысячу раз — даже в безопасном районе и с системой сигнализации.

Боже. Не могу поверить, что сбежала из школы.

Я просто не смогла бы сидеть в одном классе с Эйденом и притворяться, что со мной все в порядке.

В течение двух лет я гордилась тем, что хожу по коридорам с высоко поднятой головой, независимо от того, что говорили или делали со мной приспешники. Сегодня было слишком грубо.

Слишком извращенно.

Просто слишком.

Стальная воля, которую, как мне казалось, я разрушила за считанные минуты.

Я всегда слышала о переломных моментах у людей, но находилась в бреду, чтобы думать, что меня это обошло.

Я открыла это на собственном горьком опыте.

У меня перехватывает дыхание, когда я вхожу в свою комнату.

В мое убежище.

Я всегда шутила с тетей и дядей, называя это своим королевством.

Уютный декор выполнен в пастельных розовых и черных тонах. У меня есть собственная библиотека, заполненная книгами по психологии и китайской войне, расположенными в алфавитном порядке. Компакт-диски свисают с потолка, как занавеска, отделяя мою кровать от письменного стола.

На стене напротив кровати висят два огромных плаката с моими любимыми группами: Coldplay и Bastille.

Я роняю рюкзак на пол и нажимаю кнопку воспроизведения на своем Айпаде. Hipnotised — Coldplay заполняет пространство.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я снимаю промокшую одежду и захожу в ванную.

У меня чешутся руки. Необходимость смыть с них грязь наполняет навязчивой идеей.

Я останавливаюсь у раковины и мою, скребу и потираю руки, пока они не становятся ярко-красными.

Поднимая глаза к зеркалу, мои губы приоткрываются.

Это я. Колдовские, белокурые волосы. Детские голубые глаза. Но в то же время нет.

Внутри пустота.

Какое-то... оцепенение.

Я уже собираюсь пойти в душ, когда что-то еще останавливает меня.

Мой шрам.

Его окружают несколько сердитых красных отметин. Этот ненормальный оставил долбаные засосы вокруг моего шрама?

Что, черт возьми, происходит в его неполноценном мозгу?

Я отрываю взгляд от зеркала и принимаю самый долгий, самый обжигающий душ в истории.

Когда я возвращаюсь в комнату, песня меняется на Good Grief — Bastille. Я позволяю музыке плыть вокруг, когда забираюсь в постель, все еще в полотенце, и закрываю глаза.

Я борюсь со слезами и проигрываю.

Вздрагивая, я просыпаюсь.

Мои волосы прилипли к лицу сбоку от пота.

Жар душит тело, а грудь сжимается под полотенцем.

И это еще не все.

О, Боже.

Моя рука у меня между ног, и я...влажная.

Я отдергиваю руку, будто меня поймали на воровстве.

Я даже не помню сон, так что, черт возьми, должна означать эта реакция?

Мое окружение возвращается в фокус. Мягкий свет от лампы. Музыка, которую я оставила включенной. Припев песни Grip — Bastille проникает глубоко в меня. Что-то о том, как дьявол схватил его за руку и потащил в ночь.

Неоновые красные цифры на тумбочке показывают семь вечера.

Я соскальзываю с кровати, желая, чтобы температура моего тела вернулась в норму.

Глубоко вздохнув, надеваю пижамные шорты и футболку, собираю волосы в пучок и сажусь за стол.

Мой первый день в выпускном классе начался с катастрофы, но ничто не заберёт у меня Кембридж.

Я достаю свои книги и задания, организованные по методу Эйзинхауэра, и погружаюсь в них.

В течение тридцати минут мой разум настроен на учебу. Затем я начинаю отключаться.

Ручка задевает нижнюю губу, когда мысли по спирали направляются в противоположном направлении.

Даже когда я хочу забыть, у моего тела своя собственная память. Мое тело все еще помнит, как Эйден обнимал меня. Как он стал твёрдым из-за моей борьбы.

Глаза все еще помнят ту тёмную, бездонную пустоту и пренебрежение.

Если бы я не заплакала, что бы он предпринял?

При этой мысли меня пробирает дрожь.

В старых китайских военных книгах говорится, что лучший способ понять кого-то — это посмотреть на вещи с его точки зрения. Думать так, как думают они.

Ни за что на свете я не стану делать это с Эйденом.

Развратные задиры не заслуживают понимания. После того, как меня выделили как изгоя, я думала, что однажды карма укусит ублюдков вроде Эйдена в задницу, и он перестанет докучать меня в школе.

Я только обманывала себя.

Эйден, возможно, и псих, но умный. Он знает, когда нажимать на кнопки, а когда отступать.

Сегодня он застал меня врасплох.

Ха, преуменьшение долбаного века.

Он напугал меня.

Потряс мой мир.

Заставил меня усомниться в себе.

С тех пор как он держался на расстоянии в течение двух лет, я никогда не подумала бы, что он приблизится. Так близко.

Я все еще слишком смущена своими чувствами. И какой бы сон — или кошмар — мне только что не приснился.

Я точно знаю, что он взял то, что не имел права брать, и что я чертовски ненавижу его за это.

Но больше, чем он, я ненавижу себя за то, что позволила ему взять это.

Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю, прикусывая ручку и губу.

Ой.

Я скрываю свое выражение лица.

— Войдите.

Тетя и дядя входят внутрь, оба все еще в рабочих костюмах.

Когда тетя Блэр наклоняется, чтобы обнять меня, я встаю и остаюсь в ее объятиях слишком долго. Под вишневыми духами от нее пахнет мамой. Что-то, напоминающее сахарную вату и лето.

Не знаю, почему я думаю об этом прямо сейчас, когда даже не помню свою маму.

Сегодня я скучала по ней.

Скучала по жизни, которую не помню.

Неохотно я отстраняюсь от тети и обнимаю дядю Джексона. Он целует меня в макушку.

Дядя классически красив, у него каштановые светлые волосы и кобальтово-голубые глаза.

Хотя его телосложение выше среднего, у него имеется пивной живот.

— Я звонила, а ты не взяла трубку.

Тетя изучает мое лицо тем пристальным взглядом, который ставит ее клиентов на колени.

Словно она распознает ложь еще до того, как я ее произнесу.

— Извини, я забыла.

— Я позвонила в школу, — говорит она. — Они сказали, что ты ушла домой?

— Я... — черт. Я не подумала об этом, когда уходила. — Я чувствовала себя не очень хорошо.

Дядя Джексон нависает надо мной, его лоб морщится.

— Учащенное сердцебиение, тыковка?

— Нет. — я заставляю себя улыбнуться и чертовски надеюсь, что они в это поверят. — Просто разболелась голова, и я хотела вернуться домой и отдохнуть. Простите, что не позвонила вам.

— Мы так беспокоились о тебе, дорогая. — тетя убирает мои волосы назад. — Я приехала домой раньше, чтобы проверить тебя, но ты спала.

— Я же говорил тебе, что с ней все в порядке. — вмешался дядя. — Где ты забыла свой телефон?

— В... в школе.

Очень первоклассно, Эльза. Я вкидываю одну долбаную ложь за другой.

Им больно лгать, но я скорее умру, чем подвергну компанию тети и дяди опасности.