Искусник (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 41
– Алло? – голос «Вия» отдавал холодком и легчайшим нетерпением.
– Еровшин говорит. Помнишь?
– Ты же на пенсии. По ранению. Разве нет? – минус в трубке резко понизился.
– Твои сведения устарели, – усмехнулся Роман Иванович. – Сегодня вернулся на службу. Скорее всего, временно, но…
– Я слушаю.
Потеплело…
– Мне срочно нужны двое-трое парней, точно знающих, где у «Стечкина» дуло.
– Приоритет?
– Не высший. Уровнем ниже.
– Понятно… – повисшее молчание прервалось на пятой секунде: – Трое на «козлике». Ровно в десять на станции «Бауманская».
– Спасибо! – выдохнул Еровшин, но трубка донесла лишь частившие гудки.
Дачный поселок Садовый, тот же день, позже
Расколоченная дверь с самодельным витражом почти не прятала комнату в «финском домике». Я присмотрелся – моя пуля лишь расколола большое зеркало в резной раме старого трюмо, и в нем отразились азартно толкавшиеся ноги Брута. Олигаршонок лежал не у входа, как мне казалось, а в углу, под вышибленным окном. Вероятно, хочет вскочить в манере героя-одиночки, и открыть огонь на поражение. «Привет вам через окно!» – как говаривали в Одессе. Ну, не ждать же привета…
Поведя стволом, я мягко нажал на спуск. И еще раз – левее. Пуля расщепила крашеную вагонку, и Брут взвыл, тут же разразившись довольно вычурными трехэтажными выражениями.
– Слышь, петух гамбургский! – крикнул я, вставляя магазин. – Выгляни в окошко! Дам тебе горошку!
В ответ заскрипело, завизжало битое стекло – и поперек оконного проема метнулась нелепая фигура. Дважды грохнул ТТ. Одна пуля засела в бревенчатой стене флигеля, а другая прозудела совсем рядом с моей головой – словно шершень обдал теплым воздухом. И мурашки врассыпную…
«Последний патрон!»
– Живой? – окликнул Брут. – Погоди шмалять, трубку возьми!
– Мне тебя и так слышно!
– Трубку возьми, мать твою!
Отступив за край проема, я протянул руку и снял трубку.
– Алё?
– Тошенька, это я! Я! – неожиданно пробился Лидин голос, плачущий, напуганный, родной. – Они…
Звонок оборвался, а я продолжал держать трубку, надавливая на ухо, но лишь короткие гудки бились о перепонку. Услышать Лиду было истинным потрясением, а когда ко мне вернулась способность мыслить, я понял, что победа, казавшаяся столь близкой, снова отдалилась, став почти недосягаемой.
– Все понял, герой-любовничек? – Брут заржал, всхрапывая как жеребец. – И что ж тебя вечно тянет на замужних?
Я молча встал, отряхнул пыль и опилки с колен. Выстрелил, не вскидывая карабин, не целясь – пуля ушла туда, куда указывал ствол, с треском разрывая брусок каркаса «финского домика».
– Мои парни сцапали девку полчаса назад! – в голосе олигаршонка пробивались деловитость и даже миролюбие. – Звонили из телефона-автомата. Скоро будут здесь… О! Это они!
С улицы донеслось фырчанье мотора. Скрипнули тормоза… Клацнула дверца…
– Пусти, козел! – в Лидином возгласе клокотала ярость.
Я сжал карабин. Сжал зубы.
– Не стрелять! – послышался молодой, почти пацанячий голос.
В калитку боязливо протиснулись двое парней, державших за руки бледную, растрепанную Лиду.
– Анто-он! – девичий зов истончился, и меня резануло жалостью.
– Я здесь! Не бойся!
– Тоша, убей их! Убей их всех!
– С радостью!
– Э! Э! – встревожился один из скорохватов. – Ты там… это… А то мы ее… того…
– Стреляй, Тоша!
Я длинно выдохнул, наблюдая, как парочка в дурацких костюмчиках заводит Лиду в дом. Злость во мне вскипала тем круче, чем яснее я ощущал свою беспомощность. Стрелять? Чтобы, не дай бог, убить девушку? И что тогда? Упереть дуло «Тигра» в горло и дотянуться до спускового крючка? Ведь всё сразу, моментально потеряет смысл!
– Антоний, выходи! – завопил Брут, кривляясь. – Выходи, подлый трус!
– Это кто трус? Я-то один тут, а вот ты, погляжу, без шоблы никак! То впятером, то втроем… Стра-ашно!
После недолгого молчания раздался сдавленный голос олигаршонка:
– Сейчас мои парни уйдут! А ты – зайдешь! Понял? Побалакаем тет-а-тет!
– Эй! Мы выходим! – в пацанячьем голосе сквозил испуг.
– По одному! С поднятыми руками! Живо!
Скорохваты выскользнули из расколоченных дверей, одинаково спотыкаясь на ступеньках крыльца, и дунули на улицу.
– Заходи, Антоний! Пр-рашу!
Я толкнул дверь флигеля ногой и вышел на свет. Вряд ли опасность грозила мне с улицы. Брут – не тот человек, чтобы доверять убийство своего врага подручным.
– Антоша! – выкрикнула Лида. – Он тебя убьет!
– Ну, не сразу, не сразу! – издевательски захихикал олигаршонок. – Казнить без последнего слова – это как секс без прелюдии!
Я поднялся на крыльцо и вошел в дом. Скрыть шаги не вышло бы даже у индейца – битое стекло усыпало пол, перемежаясь со щепками и клочками стекловаты. Брут стоял у противоположной стены, левой рукой обхватив Лидину шею, а правой поигрывая «тэтэшником». Белая рубашка мокла кровью – все-таки я его зацепил, хотя и несерьезно. Так, чиркнуло по ребрам.
– Брось волыну, Антоний!
Я замешкался, и дуло пистолета уткнулось в завитки растрепанных каштановых волос. Губы Брута искривились в глумливой усмешке. Мне ничего не оставалось, как медленно прислонить карабин к стене. Глаза у Лиды тотчас же наполнились слезами.
– Молодец! – черный пистолет развернулся ко мне. Из дула ощутимо тянуло тьмой и запахом сырой земли. – Знаешь, Антоний, а я даже рад, что ошибся в тебе. Закопать паршивого интеллигентика – не велика победа. А ты, смотри-ка, забарахтался как, чуть дядю Федора не кончил! Да вы оба хороши – все карты мне смешали, всю игру попортили! Ну, да ничего – я здесь, всё схвачено, начинаю действовать без шума и пыли по вновь утвержденному плану! Подгорный, конечно, так себе президент, дерьмо на палочке, ну так кремлевская стена длинная, хватит местечка под урну с прахом…
– Не понимаю, – я с любопытством оглядел Брута, отмечая, как рука с пистолетом медленно опускается. – Зачем тебе это все? Торжественные съезды, встречи на высшем уровне, приемы…
Проговаривая последнее слово, я посмотрел прямо в глаза Лиде. И девушка, будто скрученная тугой пружиной, поняла меня – локоток изо всех силы саданул олигаршонка по ребрам.
Грохнул выстрел, пуля просадила паркет – и я бросился на Брута. Щелкнул боек ТТ, озвучивая пустоту, а в следующее мгновенье мой кулак впечатался противнику в челюсть. Оттолкнув Лиду, «дядя Федор» зарычал, пробивая мне по корпусу, я вцепился ему в горло, и мы повалились на пол, как в пошлой бытовухе.
Чувствуя осколки под спиной – даже мысль мелькнула: «Не порезаться бы!» – я перекатился, оказываясь сверху, и от души вмазал Бруту. Клекоча, пуская розовые слюни, вражина сам попытался ухватить меня «за яблочко» – я выгнул спину, запрокидывая голову. Лида стояла на коленях, суматошно елозя пальчиками по экрану мини-терминала.
«Тот самый пятый!» – мелькнуло у меня в голове, а в следующее мгновенье перед глазами полыхнула цветущая пустота. Удар в подбородок отправил меня в нокдаун – я «поплыл», вслепую колотя избитым правым кулаком.
– Всё! – воскликнула Лида.
Я заехал Бруту левым, и лишь теперь ощутил, как обмякло тело подо мною.
«Убил-таки?..»
Тяжело дыша, я выпрямил спину, слабо привечая девушку – Лида упала рядом на коленки, плакала и целовала меня, куда придется.
– Все, все… – бормотала она, всхлипывая.
Я тяжело поднялся, чувствуя, как Лида напрягла плечо, помогая мне встать.
Брут лежал передо мною, посучивая ножками, бессмысленно тараща глаза и пуская слюни. То, что обычно для младенца, в образе зрелого мужчины выглядело дико, отталкивающе. А до меня, наконец, стало доходить.
– Ты его… обратно?
– Обойдется! – нервно рассмеялась Лида, взмахивая «смартфоном». – Его гадская психоматрица наложилась какому-то кроманьонцу. Пусть теперь на мамонтов охотится! И я еще станции команду послала – на самоликвидацию. Ай! Жжется!