Семь дней до Мегиддо - Лукьяненко Сергей. Страница 11

Стражи переглянулись. Большинство Измененных – женщины, так уж повелось. Но, глядя на этих, я решил, что правая стража – в прошлом мужчина. Какая-то в ней была особенность, пусть даже обтягивающий комбинезон из крупных шестиугольных чешуек никаких деталей не подчеркивал.

– Жди, – сказала правая стража, развернулась и ушла во двор.

Я остался наедине со стражей-женщиной. Умом понимаю, что она младше меня, но к страже понятие возраста как-то неприменимо.

Начал накрапывать мелкий теплый дождик.

– Хорошая погода, не правда ли? – спросил я.

Стража молчала.

– Вам нравится дождь? – продолжил я.

Стража буравила меня своими черными глазами и не издавала ни звука.

– В детстве любил бегать под дождем, – не унимался я. – Бабушка говорила, что от этого растешь. А вам такое говорили?

Стража неожиданно ответила. Голос у нее был ровный, скучный, такой мог принадлежать и мужчине, и женщине.

– Не говорили. Когда случилась Перемена, вся моя семья погибла. Я еще не умела ходить.

Я осекся. Это что же получается: страже двухметрового роста всего восемь лет?

– Я говорю с тобой, поскольку ты призван Гнездом, – пояснила стража. – А мне интересно говорить с людьми. Давай играть? Вопрос за вопрос.

Я растерянно кивнул.

– Спрашивай.

– Тебе всего восемь лет?

– Девять. Гнезду были нужны стражи, я торопилась. Нам не надо бегать под дождем, чтобы вырасти. Мой вопрос. Ты боишься меня?

Ответил я аккуратно, как мог:

– Опасаюсь. Ты гораздо сильнее, и ты непонятна. Но мы ведь разговариваем, мы не враги.

– Это вопрос?

А почему бы и нет?

– Вопрос.

– Тебя нет в списке врагов. Теперь мой вопрос. Ты хочешь стать Измененным?

– Нет, – ответил я резко. – Мне нравится быть человеком. Можно еще вопрос?

– Говори.

– Как вы относитесь к Инсекам? – спросил я неожиданно для самого себя.

Наверное, я ждал, что она скажет «благодарны». Или «недолюбливаем». Или «боимся».

Но стража молчала. Потом сказала:

– Поменяй вопрос.

– Почему?

– Поменяй вопрос. Это плохая игра. Это опасная игра.

Если бы в голосе стражи были эмоции, то сейчас это был бы испуг. У нее даже мелко задрожала кожа на лице.

– Хорошо, – быстро сказал я. – Другой вопрос. Гнезда воюют между собой?

– Вообще или сейчас?

– Вчера, сегодня, сейчас?

– Ни одно Гнездо на Земле не воюет и не воевало с другим Гнездом, – ответила стража. Мне даже показалось, что я услышал облегчение в ее голосе.

Я вдруг подумал, что говорю с ребенком. Пусть вымахавшим выше меня, чудовищной силы и каким-то образом умным не по возрасту. Но всё-таки ребенком.

– Хорошая была игра, – сказал я мягко. – Спасибо. Мне было интересно говорить с тобой.

– Мне тоже, – ответила стража. – Мы любим играть в игру вопрос за вопрос. Но я никогда не играла с человеком.

Я кивнул. Да, мой странный статус призванного Гнездом сделал меня тем самым посредником между людьми и Измененными, о котором мечтал полковник Лихачев.

Вернулась вторая стража. Не одна – за ней шел… шла жница… нет, не совсем жница. Куда более похожая на человека, чем стража, но глаза у нее были ослепительно-белые, будто слепые, с крошечными, как булавочные проколы, черными зрачками. Комбинезон тоже белый, но крупночешуйчатый, свободного покроя. И движения совсем человеческие, без дерганности.

– Я – хранитель Гнезда, – сказала Измененная, останавливаясь передо мной. – Ты призван.

– Призван, – кивнул я, хотя это не было вопросом.

– Матерью или хранителем?

– Хранителем и матерью. – Я решил, что это будет правильный ответ.

– Хорошо, значит, они живы, – кивнула хранитель. – Зачем ты пришел?

– Наше… – Меня немного дернуло от этого слова, но я опять же подумал, что надо говорить именно так. – Наше Гнездо подверглось нападению. Есть убитые.

Хранитель размышляла.

– Если мать и хранитель живы, то живо и Гнездо. Зачем тебя послали?

Вот тут я ступал на самый тонкий лед. Дарина без особой дипломатичности велела мне спросить, не замешано ли в атаке это Гнездо. Но что, если хранитель обидится?

– Хранитель ищет виновных, – сказал я. – Она просила узнать, не известно ли вам о каком-либо Гнезде, нападавшем на наше?

Конечно, стража мне уже сказала, что Гнезда не воюют, но одно дело – рядовая стража, а другое – хранитель.

– Ты смягчаешь вопрос, – ответила хранитель. – Но любая вежливость оскорбляет и задающего вопрос, и отвечающего, и посланника.

Я вздохнул.

– Хранитель спросила, не нападало ли ваше Гнездо на нас?

– Если такой вопрос был задан именно нашему Гнезду, – произнесла хранитель, – то это значит лишь одно. Потери были крайне велики, поэтому в нападении заподозрили самых сильных. Полагаю, в живых остались только мать и хранитель.

Меня охватила паника. Я всего лишь задал вопрос, а хранитель уже всё поняла!

Хотя нет. Она недооценила разгром. Вместо матери у Гнезда маленькая куколка, вместо хранителя – жница.

– Мы не нападали, – сказала хранитель. – Мое сочувствие хранителю и матери. Если они не успевают переработать тела, я могу прислать жниц.

Вот тут меня едва не стошнило. Они что, и впрямь жрут своих мертвецов?

– Не надо, – сказал я. – Хранитель сказала, что помощи не требуется. Только ответ.

Хранитель кивнула, как мне показалось – с огорчением.

– Тогда я пойду, – сказал я. – Спасибо за ответы, уважаемая хранитель. Мне надо передать их.

Дождь лил всё сильнее, и я понимал, что, несмотря на ветровку, по пути к метро промокну насквозь. Но лучше уж промокнуть от дождя, чем от собственной крови.

– Хорошо, – сказала хранитель. – Спасибо хранителю за информацию, мы увеличим охрану. Мое сочувствие и тебе, призванный.

Голос ее при этом оставался равнодушным. Что ж, я и не напрашивался.

– Да, мне очень жаль Гнездо, – сказал я, натягивая на голову капюшон.

– Речь не о Гнезде. Мое сочувствие тебе, ибо путь призванного печален и недолог.

С этими словами она развернулась и пошла назад.

Стражи стоически мокли под дождем, глядя на меня.

– Вот на фиг мне, а? – сказал я. Похоже, это становилось моей любимой фразой.

И пошел к метро.

Глава шестая

Полицейский пост у Гнезда остался на прежнем месте, но обзавелся прозрачной пластиковой будочкой. Полицейские внутри сидели на скамейке, на крыше будочки стояла видеокамера. Намек на то, что они тут надолго, был недвусмысленный. Дождь ослабел, но всё-таки стучал по пластиковой крыше, полицейские сидели, будто в барабане.

Я прошел мимо, меня не останавливали. Один полицейский, помоложе, красовался в зеркальных поисковых очках. То ли кристаллики выискивал на досуге, то ли решил, что так он круче выглядит.

Подойдя к входу в Гнездо, я остановился.

Почувствовал.

Та самая «вибрация», о которой говорила Дарина. Раньше она ощущалась как легкий неуют, желание побыстрее пройти мимо. У большого Гнезда в Раменках я ее чувствовал очень сильно. Но сейчас…

Словно тихий шум прибоя. Или гул крови в большой морской раковине, которую прижимаешь к уху.

Никакой тревоги звук не вызывал, да и не был он звуком, я точно знал.

Я начал слышать Гнездо!

Да что же случилось? Мне не кололи никакой мутаген, Дарина всего лишь сказала, что я «призван». И этого хватило?

Я вошел в Гнездо, пытаясь хотя бы разозлиться, чтобы высказать всё жнице прямо в лицо. Получалось плохо. Вибрация Гнезда поневоле успокаивала и расслабляла.

В фойе кое-что изменилось. Исчез едва уловимый запах крови. Поискав взглядом тела, я их не нашел, да и ковры в тех местах пропали.

– Дарина! – крикнул я.

Звук тонул в мягкости, как бывает в камере для звукозаписи.

– Жница! Хранитель! Дарина!

Тишина.

Я нервно прошелся взад-вперед. Шум Гнезда больше не успокаивал. А что, если враги вернулись? Что им стоило убить одну-единственную жницу, если они положили две сотни мутантов?