Испытай меня (ЛП) - Ши Ребекка. Страница 29

— Спасибо, — бормочу я, закрывая дверь. Эвелин стоит с запрокинутой головой, рассматривая кессонные потолки. — Пройдем в гостиную, — предлагаю я и показываю дорогу. Она бросает свою сумку на небольшой диванчик и садится. Я сажусь напротив нее на другой диван. Эвелин вздыхает и смотрит на меня.

— Расскажи мне, что ты знаешь о Сейдж, — говорит она, удерживая зрительный контакт со мной. Она прямолинейна и не ходит вокруг да около. Я ценю это.

— Во-первых, пожалуйста, просто скажи мне, что все в порядке?

— С ней все нормально, — громко выдыхает она.

— Хорошо. Итак, что я знаю о Сейдж? — начинаю я. — Я знаю, что она работает на меня, — Наклоняю голову набок и смотрю на Эвелин, представляя, что она хочет узнать. — Знаю, что мне правда нравится проводить с ней время. — Слегка прищуриваюсь, чтобы посмотреть, в том ли направлении я двигаюсь, которое она хочет от меня услышать.

— Холт, что она рассказала тебе о себе? — Эвелин складывает руки на коленях.

— Ну, мы играли в двадцать вопросов…

— Господи! Мне наплевать на двадцать вопросов. Наплевать, если она сказала тебе, что ее любимый цвет — голубой. Личное, Холт, что она рассказала тебе о личном?

— Голубой — это личное, Эвелин, — усмехаюсь я.

Она поджимает губы и свирепо смотрит на меня.

— Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя или слушать твои шуточки. Я здесь, потому что Сейдж больно — очень-очень больно — и она отталкивает от себя людей, когда ей больно. И прямо сейчас ты мне нравишься, поэтому я пытаюсь помочь ей, чтобы она не испортила то, что бы там ни происходило между вами двумя. Потому что впервые за очень-очень долгое время я вижу проблеск счастья в ней, и я знаю, что это из-за тебя. — Она резко выдыхает.

Я вздыхаю. Приятно знать, что Сейдж счастлива из-за меня, потому что ее практически невозможно прочесть. И мне нравится, что мое присутствие в ее жизни меняет ее, вероятно, но мысль, что ей больно, убивает меня… Упираюсь локтями в колени, на моем лице застывает серьезное выражение.

— Я не пытаюсь быть забавным. Я, честно говоря, не знаю, что делать. Она мне небезразлична… вообще-то, больше, чем просто небезразлична. — Я прерываю свое откровение. — Но она точно знает, как оттолкнуть меня. И знаешь, с чем я остался? Лишь с одними вопросами, — вздыхаю я и потираю виски.

Эвелин вскакивает с места, где сидела.

— Я почти уверена, что она не расскажет тебе, что происходит. Она будет продолжать отталкивать тебя и пойдет дальше.

— Пойдет дальше? — спрашиваю я. — Скажи мне, что происходит, Эвелин.

Ее глаза полны сочувствия, и она понижает свой голос, будто рассказывает мне секрет.

— Ее отец умер, когда ей было тринадцать.

Я киваю.

— Да, она говорила.

— Он совершил самоубийство. — Этого Сейдж мне не говорила, но я знаю из новостных статей и поисков, которые проделал. Я с трудом сглатываю и делаю глубокий вдох. Эвелин серьезно добавляет: — Она была там, когда это случилось, Холт.

Чувствую, как кровь отхлынула от лица. Этой части я не знал.

— Что ты имеешь в виду?

Эвелин выглядит огорченной, когда говорит:

— Был ее тринадцатый день рождения. Он выстрелил в себя в конюшне на их земле. Она услышала выстрел и нашла его на полу конюшни. Она все видела. Она была там, когда он перестал дышать. Он был для нее всем. Всем… и она видела, как он умирает.

Мое сердце уходит в пятки.

Эвелин заканчивает:

— Она боится полюбить кого-нибудь или что-нибудь, потому что боится потерять, как потеряла своего отца.

— Подожди, — требую я. — Она все это тебе рассказала?

Эвелин делает слегка обиженное лицо.

— Я ее лучшая подруга. Я единственный человек, который знает об этом, кроме ее семьи и терапевта из Северной Дакоты. — Она делает паузу и вздыхает. — Сейдж пытается справляться, Холт. Просто приближается годовщина со дня его смерти. Она в новом городе. Она не посещала терапевта с тех пор, как приехала сюда, и она начинает разваливаться на части.

— Тогда я снова ее соберу, — отвечаю я просто. Потому что я сделаю это. Сделаю что угодно для нее.

Эвелин грустно качает головой.

— Она тебе не позволит.

— У нее нет выбора, — говорю я, настроенный решительно. — Оттолкнуть меня не вариант.

Теперь Эвелин кивает.

— Она сделает все, что угодно, чтобы оттолкнуть тебя. Но она хороший человек, Холт. Правда. Просто Сейдж боится, и она даст тебе уйти.

— Ну, когда она отпустит, я буду крепче держаться. Я не отпущу ее так просто, Эвелин.

Слезы наполняют глаза Эвелин, а мое сердце сжимается, пока я проигрываю в голове снова и снова то, что она мне сказала — что Сейдж была свидетелем суицида ее отца.

— Она знает, что ты здесь? — спрашиваю я. Эвелин отрицательно качает головой, и я киваю. — Спасибо, что рассказала мне это.

— Холт. — Она делает глубокий вдох. — Сейдж — моя лучшая подруга. Она умна, красива, и она удивительный человек… но она такая потерянная сейчас. Снаружи она собрана, но внутри у нее кавардак. Я умоляю тебя, не обижай ее, потому что, боюсь, она не справится, и я обещала себе, что не позволю ничему плохому случиться с ней.

Я смотрю в глаза Эвелин.

— Ничего с ней не случится. Обещаю, что не причиню ей боль.

Она встает и проводит ладонями по джинсам.

— Спасибо, что поговорил со мной. Я знаю, ты не ожидал меня увидеть.

— Эвелин, — я расстроено качаю головой, — тебе здесь всегда рады.

— Спасибо, — говорит она, выдавливая улыбку, и бросает взгляд на время на экране мобильника. — Мне нужно успеть на поезд. Пожалуйста, не говори Сейдж, что я заходила. Она жутко разозлится.

— Не скажу ни слова. Подожди минуту. — Я поднимаю палец, останавливая ее. Взбегаю по лестнице и накидываю обувь и бейсболку. Встретив Эвелин у входной двери, хватаю ключи со столика. — Я тебя подвезу. Не люблю, когда вы, дамы, так поздно ездите на поезде.

— Я постоянно так делаю. — Она морщит лоб в раздражении.

Я не принимаю «нет» в качестве ответа.

— Не тогда, когда я могу подвезти тебя домой. Поехали.

Веду ее от двери к своей машине, которая припаркована на подъездной дорожке. Поездка по тихим улицам до дома Эвелин и Сейдж занимает всего несколько минут. С улицы их квартирка выглядит темной, только мерцание телевизора можно рассмотреть через большое окно. Представляю, как Сейдж смотрит телевизор или спит, и как бы сильно я ни хотел подняться и увидеть ее, отправляю Эвелин в одиночестве.

Я плохо сплю, думая обо всем, что рассказала Эвелин. Сейдж потеряла своего отца, я знал это. Я также знал о его суициде. Она нашла его… видела его… держала его — об этом я ничего не знал. Наконец, я бросаю попытки заснуть примерно в 4:30. Разочарованный, я скидываю одеяло, накидываю на себя штаны для бега и футболку, зашнуровываю теннисные туфли и выбегаю на улицу. Хочу много пробежать сегодня. Надеюсь, это прочистит мою голову.

На улице все еще темно и тихо до жути. Я всегда считал, что время между четырьмя и пятью тридцатью утра — самое безлюдное. Жизнь, кажется, буквально останавливается в эти девяносто минут. Ноги несут меня километр за километром по чикагской набережной. Я преодолеваю километры, чувствуя, как легкие горят от прохладного воздуха с озера Мичиган. За этот час я обогнал всего несколько других бегунов.

Развернувшись после восьмого километра, я заставляю себя бежать обратно быстрее. Хотя чувствую, как зарождается усталость внутри меня, адреналин от бега позволяет двигаться, и я возвращаюсь домой примерно в 5:45. Я пробежал каждый километр примерно за семь минут. Вместо того чтобы радоваться такому результату, я могу думать лишь о Сейдж. Мне нужно дать ей пространство, а также она должна знать, что у меня нет намерения куда-либо уходить.

Я принимаю душ и отправляюсь в офис, где довольно тихо в семь утра. Наверстываю работу, которую отложил вчера, совершив звонки нескольким нашим бывшим и будущим клиентам в Соединенное Королевство. К тому времени, когда со звонками покончено, офис бурлит энергией, и я прогуливаюсь по этажу, желая увидеть Сейдж.