Мыс альбатросов (СИ) - "-Edelweiss-". Страница 117

В какой-то момент Гарри схватился за сердце, не зная, куда деваться от жгучей боли, пронзившей каждый нерв в его теле и, казалось, ещё и в душе. В ту же секунду медальон, который Поттер носил на груди под хлопковой майкой, завибрировал, сотрясаясь в такой же агонии, разделяя с ним боль, страх и гнев.

В конце концов Том снова заговорил.

— Он хочет стать целым, — встревоженно пронеслось в голове Гарри, но мысль ему не принадлежала.

Он закрыл глаза, тяжело глотая воздух, чтобы восстановить дыхание. Как странно, его веки были опущены, но всё было видно… Кабинет. Кресло. Стол. Выглядывающий из неаккуратно закрытого ящичка пергамент. Литера «М» на пузатой книге. Нет, на фамильном альбоме. У Люциуса была масса недостатков, но самый главный — сопливая привязанность к своим корням. Это бич многих чистокровок. Мало кому из них удалось добиться чего-то стоящего в жизни, пропитанной дорогими женщинами и напитками, но практически каждый мнил себя пупом земли. Ничтожества. Положение, деньги и власть достались им по праву рождения, а Тёмный Лорд добился всего без чьей-либо помощи.

Почерневший кубок опустился на стол. Золото на нём померкло навсегда, магия покинула шедевр древности и влилась в новый сосуд — в тело самого могущественного волшебника в истории. С ней вернулся эфемерный осколок, помещённый в чашу Хельги Хаффлпафф годы и годы назад, после смерти глупой жеманницы Хепзибы.

Его душа стала чуточку целее, даже дышалось легче.

Гибель Нагини дала ему невольную подсказку, открыла способ укрепить кожу и кости, не желающие носить в себе его зло. Тёмному Лорду отказывало собственное тело. Цена бессмертия оказалась велика. Семь — сильное число, но магия чисел подвела его.

— Он будет нас искать, — шепнул медальон, выводя Гарри из транса, из кабинета в далёком Малфой-мэноре, из чужого сознания.

Шрам нещадно пульсировал. Гарри потёр его дрожащими пальцами.

— Кажется, ты боишься его, Том? А ведь вы одно целое.

— Он безумен, — отозвался Риддл из медальона, вернее, одна шестая его души. — Он нас погубит.

Гарри рассмеялся в голос. Такого он никак не ожидал.

Зло пожирало само себя.

А затем был Флетчер, клык василиска, ссора с Джинни… Гарри медлил, ему стало жаль расставаться со своим собеседником-шпионом.

Следующий скачок в сознание Волдеморта Поттер впервые совершил намеренно. Потом он отважился закрепить результат. С медальоном Гарри чувствовал себя увереннее, что само по себе было странно.

Казавшаяся ранее полным бредом идея проникать в разум злейшего врага предстала в ином свете — как шанс разведать обстановку.

В свою очередь, Том из медальона показывал ему своё прошлое, знакомил с новыми людьми и местами. За последние дни Гарри общался с ним больше, чем с Роном, своим лучшим другом.

Он узнавал о Риддле что-то новое, стараясь отыскать подсказку, ключ, намёк на следующий крестраж. Иногда это напоминало просмотр фильма на рваной, зажёванной проектором плёнке — отдельных эпизодов жизни того, кому ещё только предстояло стать Тёмным Лордом. Поттер закрывал глаза и погружался внутрь этой «киноленты», буквально вживаясь в главного героя, становясь с ним единым целым.

Он видел Лондон сороковых годов, видел армады смертоносных немецких машин, проносящихся в небе под звуки воздушной тревоги и стрёкот «жужжащих бомб», (1) видел огороды в Кенсингтонском парке и крыс на Трафальгарской площади… Сотни усатых мордочек в садах, переулках, на складах.

В то же время по другую сторону завесы, кирпичной стены за «Дырявым котлом», протекала совсем иная жизнь: там была магия. А магия — это свет, тепло, безопасность, это еда без рационных купонов и бесплатная горячая вода, это возможность уснуть, не боясь, что на крышу твоего дома упадёт бомба.

И всё же война есть война, и в Косом переулке тоже бывало неспокойно. Гриндевальд представлял угрозу для всего волшебного сообщества, хотя никогда не обладал большой силой в Британии. Поговаривали, что в Лютном переулке собираются его сторонники, намеревающиеся убить Спенсера-Муна. (2)

Так или иначе приличным волшебникам нечего было делать в Лютном, но в лавочку «Горбин и Бэрк» иной раз захаживали те же люди, что пили бренди в компании министра. Малфои, Селвины, Блэки отвалили немало галлеонов, чтобы взглянуть на товары, которые Горбин прятал в закутке за стойкой.

Товары на витрине хранили множество грязных секретов самых благородных семейств магической Британии. Например, то восхитительное ожерелье с опалами. Сколько человек оно свело в могилу до того, как оказалось на бархатной подложке в магазине?

Том отлично владел собой, но иной раз восхищение брало верх, если дело касалось реликвий древности, переживших своих создателей, сменивших десятки владельцев. Человеческое тело хрупко, а на то, чтобы оставить след в истории, отведено так мало времени… Благо, у него его в достатке.

— Что-то приглянулось?

Владелец лавки выставил на витрину музыкальную шкатулку с орнаментом в скандинавском стиле, а рядом поместил табличку с пометкой «Осторожно: проклято неизвестными чарами».

— Приглянулось? — переспросил Риддл с галантной улыбкой. — Ваш магазин — самое известное заведение в Лондоне, занимающееся скупкой волшебных артефактов. Признаюсь, я поражён.

Юджин Горбин не так давно принял дело почившего от странной болезни отца и сам пребывал в экстазе от добра, свалившегося ему в руки. Похвала заставила его приосаниться.

— Ожерелье стоит сто галлеонов, но сегодня вы первый клиент, поэтому отдам за девяносто.

— Вы очень добры, однако я ищу нечто более интересное.

Юджин вопросительно свёл брови.

— Работу, мистер Горбин. Я слышал, вам требуется помощник?

— Вас дезинформировали, молодой человек, — ответил волшебник, уйдя в глухую оборону. — Вы не первый, кто предлагает свои услуги. И уж, разумеется, я не беру в помощники школьников.

Вой, разнёсшийся над городом, начался внезапно, заставив Тома похолодеть. Следом за гласом леденящей душу сирены, предупреждавшей об авиаударах, раздался стрёкот, будто первое знамение воплощалось в реальность, будто стая саранчи держала курс на Лондон, вырвавшись из самых пучин ада.

— Опять летят, — устало пробормотал Горбин. — Магглы никак не навоюются.

Том, как заворожённый, не мог оторвать взгляд от неба за окнами убогой лавчонки. Самолёты не могли навредить ему здесь — только не в волшебном мире. Мире, спрятанном от них, словно выдвижные элементы — в детской книжке.

Вот чёрная точка в голубом небе вильнула куда-то в сторону, неся огонь и смерть — или на сей раз просто пугая.

Риддла затрясло от одной мысли, что под удар мог попасть его приют. Нет, это, конечно, глупость. Даже если так, ему нет дела до приюта миссис Коул. Вот бы его вовсе уничтожили! Скоро он покинет это богом забытое место, он волшебник, он хозяин своей судьбы. Но страх, липкий страх никуда не делся, въелся, сросся с ним, стал второй кожей.

— Время сейчас трудное, сами видите, — обыденным тоном сказал Горбин. — Но мне не нужна помощь с улицы.

— Вот как… — произнёс Том, словно отказ его не задел. Он склонился над древней шкатулкой, осмотрев загадочные символы, вплетённые в позолоченные узоры на её крышке, стараясь отвлечься от звуков снаружи. — Вы указали, что проклятие неизвестно?

Горбин, успевший потерять интерес к Риддлу и заняться распаковкой недавно поступившего товара, нетерпеливо посмотрел на витрину.

— Оно не диагностируется стандартными детекторами. Дочь прежнего владельца принесла её вчера. Папаша девчонки заводил эту штуку каждый день и довольно скоро спятил.

— Полагаю, его свело с ума пение авгурея, — безразличным тоном сказал Том, выпрямившись. — Так написано на крышке.

— Не может быть! Я бы заметил, — возразил Горбин, оторвавшись от работы.

— Взгляните на руны. Здесь. И здесь.

Горбин покрутил шкатулку в руках, тупо всматриваясь в непонятные закорючки, и с кривой улыбочкой покосился на Тома.