Ребёнок от сводного врага (СИ) - Дэй Каролина. Страница 17

— Знаешь, это больше похоже на свидание.

Я высказываю ее вслух и тут же жалею. Зачем я это сказала? Он подумает, что я сумасшедшая. Какое может быть свидание между нами? У него есть девушка, а я — сводная сестра. Но от следующих его слов в моих мыслях происходит коллапс.

— А если это и есть свидание?

Наш танец прекращается. Мы стоим напротив друг друга и совсем не дышим. Кажется, сердце замирает. Время останавливается, одна секунда длится вечность.

Мой мир сужается до малахитовых ярких глаз, которые неотрывно глядят на меня, до полных губ, которые сейчас так близко к моим. К дыханию, соединившемуся в одном потоке. Мы дышим друг другом. Позволяю себе смело коснуться темных волос, которые порядком отросли. Позволяю зарыться в них, ощутить их мягкость. Если бы я была смелее, то потянулась бы к его твердым губам, которые манят к себе, как бабочку — огонь, но…

Нас прерывает резкий звонок мобильного телефона. Его телефона.

— Да! — рычит Дан. В этот момент его натура резко меняется с мягкой на строгую и яростную. — Что значит приехать? Что-то случилось? Хорошо, едем.

— В чем дело? — ощущая, как магия вокруг нас меркнет, спрашиваю у Дана, сжимающего телефон практически до хруста.

— Отцу плохо. Твоя мать просит приехать домой.

Реальность возвращается, магия исчезает вовсе. Мне остается только подчиниться и лишь предполагать, как именно судьба распорядится нами в следующий раз.

Глава 13. Лучший подарок

— У вас небольшое перенапряжение, ничего страшного, — произносит мужчина за сорок с густыми усами.

— Что значит перенапряжение? — переспрашивает Григорий Викторович, поднимаясь с дивана в гостиной, вокруг которого мы стоим. — Мне не сто лет, я ещё полон сил!

— Вам почти пятьдесят, Григорий Викторович. Ваш организм дал сбой, и это повторится, если не принять меры.

Все это очень странно, не находите? Общение с Архиповыми, которые показались мне не очень дружелюбно настроенными к семье, кроме Дана, какие-то вложения, акции и перенапряжение Григория Викторовича. Вся эта ситуация наводит на не самые приятные мысли, порой даже удручающие.

Я всеми силами сочувствую мужчине, правда. Печально видеть сильного и строгого человека таким уязвимым, слабым. Он чем-то напоминает мне Дана, который лежал в больнице с аппаратом Илизарова на ноге и был готов распрощаться с прекрасным существованием на земле.

Однако Григорий Викторович не из тех, кто сдаётся сразу.

— Если бы вы не ушли, все было бы в порядке! — подаёт голос мама, яростно глядя на… Почему на меня? Что я сделала не так? Зачем смотреть на меня серебристыми глазами, полными ярости? — Не будьте такими безответственными.

— Почему безответственными? — встревает Дан. Только после этого выражение лица мамы меняется на более добродушное. — Я четко выразил свою позицию касательно винодельни.

— Черт возьми, ты понимаешь, что Архиповы не вложат в наш бизнес средства, если ты не будешь им управлять?! — выкрикивает внезапно Григорий Викторович. Впервые в жизни слышу, как он кричит, злится, как венка на лбу надувается, искажая его лицо, и как краснеет кожа до самой шеи.

Становится не по себе от этой ситуации. Веселье моментально выветривается. Точнее, оно исчезло, когда мы переступили порог дома, а сейчас от него не осталось и следа. Вот он — мой день рождения, который я так долго ждала. Хочется остаться одной. Сбежать отсюда. От белых ослепляющих стен, от гнетущей ярости, исходящей от наших родителей.

Чувствую себя виноватой во всем, но ведь я ничего не сделала, чтобы испытывать эту вину!

— Найди приемника. В чем проблема? — голос Дана вторгается в сознание.

— Я не отдам дело нашей семьи непонятно кому!

— Даже моей сестренке? — Дан многозначительно смотрит на меня. Зачем меня так подставлять? Не надо, Дан. Пожалуйста, не надо.

— Эльзе? — мама округляет глаза. — Она ещё ребёнок.

— Ей сегодня исполнилось двадцать.

Я не планировала вливаться в семейный бизнес и управлять им. Заниматься юридическими делами — да, но не главенствовать, как предлагают Дану. Я ничего не понимаю в бизнесе. Зачем мне это?

— Компанией будешь управлять ты! Мы сольём наши винодельни в одну компанию и отдадим все тебе и Марине. Будете управлять совместно, как семья.

Сказать, что я остаюсь равнодушной, когда слышу эту новость, значит, ничего не сказать. Как и на празднике в честь выздоровления Дана, я замираю и пытаюсь не представлять будущее сводного брата. Но перед глазами он и его Марина. Он крепко обнимает девушку за талию, как недавно меня, он приближает к ней свое идеальное лицо и поглаживает пальцами щеку.

Он целует ее, как мог поцеловать меня…

Мои мечты снова рушатся. Каждый раз я то взлетаю на крыльях ангела, то падаю вниз, как изгнанная из рая. Нужно научиться смотреть правде в глаза, прежде чем мечтать о чем-то.

— Мы потом поговорим, — после долгого молчания отвечает Дан и покидает гостиную.

— Даниил! Вернись немедленно! Мы ещё не закончили!

Однако он не оборачивается, уходит все дальше и дальше, что-то достав из кармана по дороге. Только в тот момент, когда он скрывается за углом коридора, я замечаю сжатую в кулаке пачку сигарет. Я видела ее однажды, когда он поссорился со своей девушкой до травмы на поле. Больше никогда не ощущала запах табака.

В комнате повисает тишина. Мама не смеет нарушить ее, а я боюсь даже пошевелиться, потому что зоркий темный взгляд готов превратить меня в пепел. За что? Я ничего не сделала. Я просто… оказалась не в том месте и не в то время.

— Черт! Этот мальчишка доведет меня до инфаркта! — выкрикивает Григорий Викторович, взяв в руки стакан с водой.

— Гриш, успокойся.

— Успокоиться? Ты сто раз мне об этом говорила, и дальше что? Думаешь, я успокоюсь, пока этот гаденыш…

В какой-то момент происходящее выходит за рамки разумного. Апатия охватывает меня. Я словно наблюдаю за всем из другого измерения. Меня не видно и не слышно, а взрослые решают наше будущее прямо здесь и сейчас. Решают, как лучше поступить нам, забывая про свободу души и собственные желания. Странно? Нет. Это нормально.

И когда отчим слишком крепко сжимает стакан, так что он разбивается, я не сразу понимаю, что происходит. Осколки летят во все стороны, но до меня не долетают. Мама вскрикивает, зовёт прислугу, а я покидаю свою зону наблюдения и…

— Давайте уберу стекло, — словно проснувшись, подбегаю к мужчине. Его правая ладонь вся в крови, мелкие осколки торчат прямо в линиях, разрушая их рисунок.

— Эльза, иди в свою комнату! И не мешайся! — выкрикивает мама в порыве ярости и пытается смести осколки с ладони Григория Викторовича.

Меня вновь толкают в другое измерение, но если до этого я смотрела на все в полной апатии, то сейчас мою грудь раздирает боль. Боль от резкости, от непонимания и строгости родной матери. От взгляда родных глаз цвета сверкающей стали, которые я должна была унаследовать, если бы в моем организме присутствовал меланин. Больно. Как же больно.

Знаю, что ты не хочешь меня видеть в новой жизни, просто тебе некуда деваться…

Покидаю гостиную вслед за Даней, не замечая обеспокоенного взгляда Риты из кухни. Она единственная не выбегает на помощь к хозяину — занимается уборкой после «званого ужина». Вечер испорчен. Испорчен день, неделя, месяц.

Испорчена жизнь, которую мы всегда мечтаем прожить лучше всех остальных.

Забегаю в комнату, не замечая небольшую красную коробку на кровати, затем в ванную, которая тут же на миг ослепляет. Но я привыкла к ней за полгода существования в этом доме. Закрываю глаза, чувствуя, как грудь сдавливает с неистовой силой. День, который должен был стать счастливым и веселым, превращается в глубокую пропасть, из которой нет выхода.

Открываю кран, наблюдаю, как течет прохладная вода. Она успокаивает, умиротворяет. Однако к ней присоединяются маленькие соленые капельки, текущие из глаз. Стараюсь не смотреть на своё отражение, на потекшую тушь, на лицо девчонки, которая хотела немного счастья в этот день, чьи мечты осуществились бы, если бы реальность не оказалось столь жестокой и несправедливой.