999999999 маны. Том 4 (СИ) - "Оро Призывающий". Страница 59

— Внутри Марка скверна, — отрезала Тина. Первый шок у неё прошёл, и девушка на глазах превращалась вновь в саму себя — бывалого агента, хладнокровного и умелого. Щёлкнув зажигалкой, она закурила, и, после долгой затяжки, продолжила. — Она не даёт ему умереть. Воскрешает раз за разом.

— А когда это происходит — она выходит из его тела, — кивнул Рубан. — Скверно-взрыв.

— Тогда почему мы ещё тут? — осведомился Лев. — В этом вся проблема, да? В момент его смерти…

— Умрём и мы, — согласился Рубан.

— Ну на… нахер! — пулемётчик медленно, держась здоровой рукой за ствол дерева, поднялся на ноги — те у него ещё были целы. — Вы… да почему вы ещё тут? Я сваливаю, мне за это не платят!..

Рубан медленно проводил его взглядом. Фигура с гербом Шраутов на плече всё удалялась и удалялась, бормоча себе под нос что-то о психах и безумии. Лев Дюбуа тоже смотрел ему вслед. Видимо, он тоже задавался вопросом, почему Тина и Рубан ещё не ушли — вот только он не был таким дураком и понимал, что на то есть причины.

— Беда в том, — хрипло заметил я, — что этой скверны внутри меня — очень, очень много.

— Насколько… много? — судя по взгляду, Льву Дюбуа сейчас очень хотелось, чтобы всё это оказалось неправдой. И, судя по этому же взгляду, он отлично понимал, что неправдой это не окажется.

— Очень… много, — кивнул я. От неосторожного движения я закашлялся; во рту появился привкус горячей крови.

— Ротт!! — Рубан мигом оказался на коленях подле меня. — Ты что, хочешь отправить нас прямо сейчас на тот свет?!

Я поглядел на рассвет, вступающий в свои права. Голова кружилась, в глазах всё темнело.

— А… какая разница, часом позже или часом раньше? — пробормотал я, падая в темноту.

Нет, я не умер. Пока не умер.

Когда я снова открыл глаза, вокруг уже было светло. В ветвях осенних деревьев пели птицы, и я почему-то подумал, что они тоже умрут, когда всё произойдёт.

А произойти всё, судя по моим ощущениям, должно было уже достаточно скоро.

— …оно не сработало бы и на обычном человеке, — услышал я голос Рубана; теперь он доносился с другой стороны. — Ты же сам говорил, что никто не может залечить такие раны. И нет ни одного грёбаного шанса, чтобы это сработало на Уроборосе.

— Я вообще не понимаю, почему нас до сих пор не нашли! — возмущался злой донельзя Лев Дюбуа. — Мы могли бы зафиксировать его, отвезти в больницу, там бы что-то сделали…

— Умрёт, если его сдвинут с места, — тоном опытного агента сообщила Тина. — Три часа назад мы бы могли успеть… но даже больница бы не помогла.

— Не забывай, что его лицо засветилось вчера на всю Империю, и его считают убийцей Императора, — добавил Рубан. — К тому же, мы не знаем, что происходит в столице. Туда ведь отправился фальшивый Люций.

— Вот потому нас и не нашли, — рассудила Тина. — Им просто не до нас.

Усталость не проходила. Казалось бы, я провалялся в отключке несколько часов, но то ли сказывалась рана, то ли просто закончился предел моих возможностей. Усталость стала только больше. Настолько сильной, что сейчас я не мог даже заговорить — это казалось непосильным трудом.

Да и что я мог им предложить? Я отлично помнил, что навык исцеления, вывернутый скверной наизнанку, только быстрее убивает меня.

Возможно, я могу врубить Сдвиг. За счёт самой скверны внутри меня я проживу…

Ещё пару часов. Ну, полдня. Не больше. Так стоит ли это затраченных усилий?

Нет. Не стоит. А вот что действительно стоит усилий — так это попытка сделать что-нибудь полезное. Защитить если не всю страну, то хотя бы тех, кто рядом со мной.

— Который час? — уточнил я, приподнимая голову — и сам удивился тому, как спокойно, бодро и чётко прозвучали мои слова. Будто я не валялся на земле со сквозной раной в груди, я вошёл в комнату со стаканчиком кофе в руках.

— Чего? — Рубан повернулся ко мне с таким чистым изумлением в глазах, что мне захотелось улыбнуться.

— Который час? — повторил я. — У тебя же часы целы?

— Ну ты нашёл время, Ротт… — помотал он головой.

— Чтобы найти время, нужно его узнать, — отметил я. — Так что там?

— Без пяти десять, — отметил агент, глядя на запястье. — Зачем тебе это сейчас? Зафиксировать время смерти?

Что ж, если честно — я и сам не знал, зачем мне это. Просто… захотелось уточнить.

Зато я точно знал другое. Усталость никуда не денется. Вот только свои проблемы нужно решать самому — никто не сделает это за тебя.

— Спасибо, — поблагодарил я. — И удачи.

Сдвиг.

Три светящиеся фигуры возникли за спинами у Рубана, Тины и Льва. Три фигуры сделали шаг вперёд.

Это было последнее, что я увидел — навык отнял у меня слишком много сил.

Но всё-таки я увидел достаточно, чтобы умереть с улыбкой на губах.

Когда я открыл глаза, поезд уже быстро нёсся через бесконечность, дробно и равномерно стуча колёсами. Клубившийся за окном туман не давал увидеть ничего — ни силуэта, ни проблеска. Вздохнув, я уставился перед собой.

Как ни пытайся, от судьбы не уйдёшь. Я всё же умер, и на этот раз ничто не помешает скверне вырваться из моего тела на свободу.

Но, по крайней мере, Рубан и Тина останутся живы. Это была не надежда — это было полноценное знание. И они, и Лев Дюбуа будут защищены от взрыва.

Делало ли это мою ношу хоть немного легче? Ну, разве что на самую малость.

— Я присяду?

Я обернулся. Молодой человек с длинными, мокрыми от дождя волосами сбросил с усталых плеч пропылённый вещевой мешок, прислонил к стене штыковую винтовку старого образца и уселся напротив меня. Его старинная военная форма была промокшей и грязной, словно он только что вошёл в поезд с какой-то станции, спасаясь от беспощадного ливня.

Какое-то время мы молча смотрели друг другу в глаза.

— Ты не должен винить себя во всём случившемся, Марк, — наконец, заговорил Люций. Не Император, не полководец, не основатель и правитель великой страны — тот, кого я видел перед собой, был просто Люцием, талантливым парнем с большими надеждами и ясным умом.

— Как? — глухо спросил я. — Я совершал ошибку за ошибкой. И вот… итог.

— Покажи мне человека, который скажет, будто не совершал ошибок, — покачал головой Люций, — и ты покажешь мне лжеца.

— Ошибки бывают разные, — я глубоко вздохнул. — И цена моих ошибок — человеческие жизни.

— Как и моих, — легко согласился Люций. — Я помнил об этом каждый день своей жизни. Я помнил об этом, а ошибок становилось всё больше и больше.

Какое-то время мы снова молчали, глядя в окно, на белое густое марево.

— Но винить себя — значит, замкнуться в себе и ошибаться дальше, — продолжил Люций. — Я ведь уже сказал тебе тогда. Не пытайся казнить себя. Пытайся всё исправить.

Исправить. Легко сказать.

— Мне не под силу будет воскресить мёртвых и восстановить разрушенные города.

— Мне тоже это было не под силу, — согласился Люций. — Я возвёл новые города и сделал лучше жизнь тех, кто выжил. Позаботился о том, чтобы защитить их. Хотя бы на какое-то время.

— На какое-то время? — я поглядел на него. — Ну, вот это время вышло. И что дальше?

— А дальше — жизнь, — он глядел на меня спокойно, не отводя глаз. Во взгляде были мудрость, понимание и терпение. — Иногда на обломках. Но жизнь. Для ещё нескольких поколений. И задел для того, чтобы следующую беду тоже было кому встретить.

Странно, но от его слов мне действительно становилось легче. Понял ли Люций какую-то истину ещё тогда, во время Кайзербергской Бойни, когда пробудился, или постиг её позже, будучи Императором, а может, узнал во время бесконечно долгой схватки со скверной?

Неважно. Важно лишь то, что он знал эту истину, и он передавал её мне.

— Найди способ всё исправить, — Люций снова уставился в окно — и туман за ним стал медленно редеть; за неумолимой белизной наконец-то начали проступать пока что неясные силуэты. — То, что обитает в моём теле, хочет для страны блага, но понимает его по-своему. Как и другие силы, которые, если уж начистоту, виновны в случившемся куда больше тебя.