Стальная империя (СИ) - Васильев Сергей Александрович. Страница 7
В конце ХIХ века в русской армии существовала весьма примечательная форма снабжения, в соответствии с которой офицер должен в очень большой степени всем необходимым обеспечивать себя сам. Система «без расходов от казны» была заведена еще при военном министре Ванновском. Преемник Его — Куропаткин, будучи ревностным и убежденныим «хозяйственником», развил ее, доведя до геркулесовых столпов. Мало того, что каждый офицер вооружался и обмундировывался самостоятельно, так еще и возил с собой личный обоз со всем необходимым в походе — от армейской палатки до кухонной утвари и продуктов питания. Естественно, к обозу прилагались денщики, вестовые и просто слуги, набираемые и содержащиеся офицером самостоятельно, без всякой оглядки на какие-то там требования секретности. Немудрено, что в таких условиях войсковое подразделение в походе представляло собой цыганский табор, где ни о каком порядке и сохранении военной тайны невозможно было даже мечтать.
Вся эта привычная старорежимная армейская действительность оставалась для вновь прибывших за шестиметровым забором в самом буквальном смысле этого слова. Военные, явившиеся на место службы со своим обозом, вставали перед выбором — пересечь порог части в одиночестве и без барахла или остаться с милым сердцу имуществом и слугами, но за пределами подразделения и службы в целом. Старослужащие батальона от души потешались, наблюдая метания новичков между скарбом и КПП, отчаянные попытки уговорить флегматичного ветерана англо-бурской войны полковника Щеглова “сделать исключение” и даже пригрозить ему высокопоставленными родственниками. Попервой почти половина явившихся “разворачивала оглобли”. Но зато подписавшиеся под обязательством “стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы” очень быстро оценили благотворное влияние новых порядков, полностью скрадывающих имущественное расслоение и даже нашли романтику в аскетичном быте, сравнивая батальон с легендарными тремя сотнями воинов спартанского царя Леонида.
По мере комплектования штата начались совершенно другие занятия. В учебных классах — китайский-японский-корейский языки, обычаи, порядки, этические нормы и мораль различных слоёв дальневосточных этносов преподавались так, словно офицеров готовили для дипломатической службы. “На свежем воздухе” проходило освоение совсем незнакомой мобильной телеграфной связи, как проводной, так и беспроводной, минно-взрывное дело, навыки маскировки, умение обнаружить противника, не будучи обнаруженным самому, дневное и ночное ориентирование на местности и тщательное изучение карт — совсем новых, будто вчера вышедших из под пера картографов. При этом, ни на один день не прекращались занятия по стрельбе, фехтованию, джигитовке, горной подготовке и медицинской практике.
Летом прошлого года закончилась зубрежка и начались “выходы”. Сначала освоили окрестности дислокации — учились на ходу визуально запоминать детали местности до мельчайших подробностей, до сдвинутого камня и сломанной ветки, читать следы, выявлять потайные тропинки и стоянки, оборудовать собственные секреты так, чтобы никто даже не догадывался об их существовании. Окрестные мальчишки стали лучшими спарринг-партнерами на тренировках по скрытому передвижению и маскировке, а шастающие вокруг хунхузы — той “кусачей” боксерской грушей, на которой отрабатывались навыки обнаружения, слежения, засад и уничтожения противника. Убитыми и ранеными батальон потерял почти четверть. Естественный отбор. Как правило, в лазарет или на кладбище отправлялись самые лихие и бесшабашные, щеголявшие своим презрением к опасности или закоренелые двоечники, не способные усвоить правила, писанные кровью.
Обычно вся учёба проходила днем, но по мере освоения окружающего пространства работа все больше смещалась на ночь. В конце концов, именно ночное времяпровождение стало основным и главным. День — для отдыха и наблюдения, ночь — для передислокации, оборудования позиции и выполнения задания. Когда местные хунхузы закончились, ареал работы начал стремительно расширяться. К осени марш-броски по 5-10 и даже по 50 вёрст превратились в рутину. Условия оставались неизменными — выдвинуться в заданную точку так, чтобы ни одна душа не догадалась о присутствии там подразделения российской армии, оборудовать позиции для засады, уничтожить противника. Так же скрытно вернуться обратно.
В такой обстановке весь год шло боевое слаживание, формирование снайперских пар и подгонка оружия, ставшего предметом особой гордости всего батальона. Его получили перед самым началом нового 1902 года — триста кавалерийских карабинов под патрон 6,5×55SE, известных также как «шведский Mauser». И если две сотни из них были хорошо знакомыми Carl-Gustaf М96, производства норвежской фирмы Ole H. J. Krag, то карабины, предназначенные для снайперов, оказались абсолютно новыми невиданными отечественными самозарядными изделиями с магазином на десять патронов и пятикратной оптикой. Привыкшие к отчаянно бодающейся “мосинке”, стрелки сразу оценили мягкую отдачу, настильность лёгкой остроконечной пули, удобство прицеливания без передергивания затвора. Меткость стрельбы и темп поражения целей выросли кратно. Триста шагов уже считались ближним боем, шестьсот — дистанцией уверенного поражения. Особо глазастые умудрялись попадать в мишень даже на тысяче. Павел Варгасов был как раз одним из них.
Его взвод, все три отделения, сегодня уходил на задание в полном составе. В каждом пара — снайпер и наблюдатель, расчёт ручного пулемёта Фёдорова-Рощепея и сапёр. Два ездовых и коновод, отвечающий за всё хозяйство маленького подразделения — единственные, не имевшие офицерского звания. Все остальные — не ниже прапорщика, командиры отделений — поручик и штабс-капитаны. Новый внештатный атрибут — повозка с беспроволочным телеграфом. Начальство потребовало беречь его, как зеницу ока, при риске захвата — уничтожить. В кармане капитана Варгасова лежал запечатанный пакет с приказом генштаба — вскрыть после прибытия в квадрат 32, самый дальний пункт тренировочных походов, что под Мукденом.
25.03.1902. Перл-Харбор
Если на Земле существует рай, то Гавайские острова, несомненно, являются его неотъемлемой частью. Аборигены этой благословенной земли, как и положено детям рая, легкомысленны, жизнерадостны и не слишком склонны к тяжелому монотонному труду. Поэтому не столь уж давний эмигрант, а ныне полноправный гражданин Североамериканских Соединенных Штатов, мистер Соломон Кац начал строить в Жемчужной Бухте свои терминалы — четыре угольных, нефтяной, два грузовых и пассажирский, не считаясь с расходами, оснастив их всей погрузочной и разгрузочной техникой, какую только могла предоставить промышленность Соединенных Штатов.
Впрочем, механизация и стремительное изобретение более совершенных машин и механизмов под новые задачи стали визитной карточкой капитализма по-американски довольно давно: слишком необъятны территории молодой и энергичной страны и крайне мало людей на этих территориях, чтобы полностью полагаться на ручной труд. Машина стоит дорого в момент покупки, но ее обслуживание — неизмеримо дешевле, чем заработная плата знающих себе цену и неплохо, по мировым меркам, образованных рабочих, не говоря уже о том, что время выполнения трудоемких операций снижается в разы, если не в десятки раз. А время — деньги.
— Хм. Признаться, я был уверен, что ты разоришься на этой авантюре, Сол, — усмехнулся представительный джентльмен с умным, обрамленным бородой лицом и резко контрастирующими с обликом озорными, мальчишескими глазами. — Уж больно много ты вбухал в свою машинерию.
Из длинного хобота конвейерного погрузчика в горловину ямы русского броненосца лился черный угольный поток.
— Я и сам этого побаивался, Ник, — усмехнулся его собеседник. — Но уже два месяца назад я добился рентабельности по текущим операциям. Многие шкиперы, знаешь ли, ценят скорость, с которой мои малышки забивают их бункера.