Временная мама (СИ) - Алешкина Ольга. Страница 22

— А ты прекрати ходить туда-сюда! — попросила я. Лидка уселась рядом, обхватила меня за плечи. Я прижалась к ней и шепнула: — Лид, а селезенка где?

Она отпрянула, поднялась. Повернулась лицом и ткнула себя в ребра, слева под грудью:

— Тут, кажется. Нет, уверена. Почти. Её ещё банком крови называют.

— Почему это?

— Накапливает вроде.

Я схватилась за ноющие виски, растерла их. Сестра опустилась на корточки и потрясла меня за коленки:

— Всё будет хорошо, ты слышишь?

— Да, — тяжко вздохнула я, отгоняя тревожные мысли.

И не получалось. Они кружили воронами, выискивали куда побольнее клюнуть. Двое взрослых людей погибли, а он… он ребенок! Перед глазами стояла перекореженная машина и куртка. Почему она валялась там? О господи, я её даже не рассмотрела! Была ли на ней кровь?..

— Это я виновата, — вырвалось у меня вслух.

— Прекрати! Не говори глупостей! — накинулась на меня Лидка. Испуганно обернулась, опасаясь, что наделала шума, присела вплотную и зашептала: — В чем ты виновата, ну, в чем?

— Я не хотела брать Славку к себе и вот, пожалуйста…

— Лизка, перестань! Если кто и виноват, так это здравый смысл, а вернее его отсутствие у этой женщины. Зачем, зачем она потащила ребенка за столько километров? И главное куда, к незнакомой бабе? Глупая, глупая… – жарко шептала Лидка.

К нам вышел мужчина. Не знаю сколько времени прошло. Час, два… счет ему был потерян. Лидке разрешил пойти со мной, в холодный и неуютный кабинет неподалеку от сестринской. Удивительно, что и меня пригласил, а тут ещё и ей разрешил. А потом я поняла, о чем думал доктор: мальчик несколько часов в больнице, и никто им, кроме нас, не интересовался. Мы уселись на стулья и уставились на мужчину в четыре глаза.

— Мне сказали, мама мальчика погибла, это так? — спросил он нас.

Лидка подтвердила, а я взволнованно прошептала:

— Славик. Его зовут Славик.

— А отец у ребенка есть? — проигнорировал он имя.

— Отец сейчас находится в другой стране, я его мачеха, — не стала я вдаваться в подробности. Уверенности, что Шмаков в Таиланде у меня нет, та фотография ничего не доказывает, а говорить: отец шляется неизвестно где, если честно, не хотелось. И о том, что я экс - мачеха смолчала по понятым причинам. — Скажите, пожалуйста, как он?

— Проведена операция, устранен разрыв селезенки. Подобная травма зачастую случается при дорожно-транспортном проишествии. Не стану вас утомлять терминами, в общем, орган удалось спасти, но о результатах говорить преждевременно. Требуется тщательное наблюдение. Легкие не повреждены, дышит ребенок самостоятельно, а это уже хорошо...

Хорошо! Он сказал хорошо! Значит, все не так плохо? Мне хотелось схватить его за руки, и уточнить: так ведь? Ну, скажите, скажите что-нибудь ещё ободряющего.

…— В настоящее время жизни мальчика ничего не угрожает, он под наблюдением специалиствов, но окончательная картина будет видна завтра, после дополнительного обследования, — подытожил он, а кивающая в такт его словам Лидка спросила:

— А кого рода обследование, может какая-то помощь требуется?

Ей, как и мне, не хотелось, чтобы он закончил на этом. Важно узнать, как можно больше информации. Отвечать он не торопился, чуть прищурил усталый взгляд, словно раздумывал: а стоит ли вообще отвечать?

— У ребенка многочисленные ушибы, в том числе головы, ему назначена томография головного мозга. Так, дамы, — вскинул он руки, заметив, как мы перепугались, — в девяноста процентов случаев, оказывается, что подобное обследование не требовалось. Так что, волноваться преждевременно. Поезжайте-ка вы лучше домой, хорошенько отдохните и свяжитесь с отцом ребенка, это единственная помощь, которая от вас сейчас требуется. А меня извините, я работать пойду. У меня работы полно.

— Можно его увидеть? — сложила я в умоляющем жесте руки.

— Сегодня нет, завтра посмотрим.

— Пожалуйста, хотя бы одним глазком.

— Нет, дамы. Ребенок в реанимации, вход туда воспрещен. На сегодня, давайте, прощаться, завтра приезжайте и желательно с официальным представителем мальчика.

Он поднялся и, напирая, выпроводил нас в коридор. А когда спустя несколько минут вышел сам и заметил нас все ещё топчущихся в отделении, проводил до двери и напомнил где выход.

— Завтра, приходите завтра, — добавил и закрыл дверь в отделение.

Я хотела остаться, но Лидка мне не позволила. Мы долго перепирались, стоя у лифта, в итоге она вызвала такси и уговорила меня поехать к ней. «Тебе потребуются силы», — мотивировала она.

— Мне кажется он обманул, — осенило меня в машине. Лидка повернулась, а я пояснила: — Я думаю, он намеренно завысил процент. Ну, с томографией.

— Прекрати себя накручивать. Он мог вообще нам об этом не говорить, а раз сказал, значит, уверен: рядовая процедура. Со Шмаковым, что делать будем? Этой девке написать попробуем?

Про Шмакова я сейчас думала меньше всего.

Глава 17

Меня держали в коридорах немыслимое количество времени. Коля подвез к девяти утра – раньше не получилось: Никитку в садик, Лидку на работу – и до обеда от меня отмахивался всякий, как от назойливой мухи. К Славке попасть никак. Скандалить – нельзя. Сразу возникнет вопрос: вы кто? А я его избегать старалась.

Понедельник. Первый не только в текущей неделе, первый рабочий в году. Конечно, медицина не трудится по всеобщему графику, но движение тут стояло такое, словно люди готовились к прямому эфиру, на одном из ведущих каналов. Я терпеливо ждала, изредка о существовании своем напоминала. Вчерашнего доктора не было, оно и понятно, дежурство закончилось, доподлинно я выяснила лишь одно: Славика перевели в послеоперационную палату.

Пустили, когда отделение погрузилось в относительное спокойствие — тихий час. Медсестра проводила меня, привычным жестом дотронулась до лба Славки, проверила уровень лекарства в капельнице и вышла, оставив нас одних. Палата небольшая, узкая, вторая кровать странным образом оказалась пуста. Странным, потому что, из-за суеты, творившейся в коридорах, казалось больница переполнена.

Славик не спал. Тонкие руки, поверх одеяла, выше левого локтя приличных размеров синяк, ссадины, осунувшееся в одночасье лицо. Меня мелко потряхивало от волнения, я старалась не выдавать его. Придвинула стул, села, дотронулась пальцев левой руки. К правой тянулась капельница.

— Привет, — поздоровалась я, сжала тихонько пальцы и замолчала. Мне было страшно. Страшного оттого, что он сейчас спросит: а где мама? Славик отвернулся к окну. И этот порыв его, нежелание видеть меня, ранили хлеще пощечины. Я сдавлено сглотнула и позвала: — Славик…

И ещё нужно подумать, кто из нас выглядел более беспомощно в эту минуту. Я – взрослая женщина, которая никак не подберет слова, потому что каждое видится неуместным и глупым, или он – ребенок, переживший самый настоящий кошмар наяву.

— Почему ты не хотела меня брать? — вдруг повернулся он. В глазах обида, заплакать готовится. У меня и самой глаза увлажнились, я склонилась к нему и замотала головой:

— Нет, нет, что ты. Я просто хотела, чтобы тебя папа забрал.

— А он почему не приехал, не смог?

— Не смог, — подтвердила я. А что я ещё скажу? Выходит, он так и не сказал ему... — Как ты, где у тебя болит?

— Живот немного болит и голова, но я потерплю, — сжал он обветренные губы и шепнул: — Я испугался. Ночью проснулся, а никого нет. Ты не уйдешь?

— Не уйду.

— А папа, когда придет?

— Папа… Он скоро. Он, Славка, в другой город улетел. А чтобы вернуться нужно время.

— В Москву что ли? — фыркнул он. И почему в Москву?..

— Нет, дальше. Этот город далеко, в чужой стране, я даже название забыла.

Я уже доподлинно знала, что Игорь на Пхукете. Вчера, когда мы добрались до Лидкиной квартиры, и я всё-таки смогла связаться с ним, выяснилось, что он уже в курсе случившегося. Плохие новости расходятся быстро. Какая-то подруга Гали написала ему в «WhatsApp», Шмаков, как выключил телефон, так сразу и прочитал. Даже успел выяснить куда увезли сына и позвонить в больницу. Разговаривал со мной неохотно, словно одолжение делал, да я и сама не была расположена поболтать. Он знает о случившемся и это главное.