Легионер - Дакар Даниэль. Страница 41

Сначала до нее донесся такой звук, который бывает, если кто-то пытается вскрыть некую громоздкую тару. Затем — глухой удар чего-то тяжёлого по плоти. А потом послышалось шипение. Голова почти сразу стала тяжёлой, воздух отказывался проходить в легкие, руки онемели. Не понимая, зачем, просто чувствуя — надо именно так! — Лана выпихнула наружу один из нижних ящиков, обрушивая на себя весь остальной кривобокий штабель, и потеряла сознание.

Тишина. Трудно дышать. Запахов нет. Вообще. Темнота давит почти физически. Когда говорят, что кошки видят в темноте, говорят, в общем-то, правду. Но, как водится, не всю. У кошачьих в сравнении с приматами больше светоотражающих клеток на сетчатке. И эти клетки работают лучше. Но чтобы они работали хоть как-нибудь, нужно что-то, что можно отразить. В полной темноте не видят даже кошки.

Некоторое время Лана просто пыталась сообразить, на месте ли у неё руки и ноги. Вроде да. Закостенели от долгой неподвижности, замерзли, но ревизия показала их несомненное наличие, а значит, остаётся возможность побарахтаться.

Кстати, о побарахтаться. Судя по состоянию штанов, это не метафора. Пожалуй, не так уж плохо, что обоняние отключилось. Сколько же она… ого! Двадцать семь часов?! Та-а-ак. Неудивительно, что сфинктеры ослабли.

Желудок, кстати, тоже никуда не делся и очень этим недоволен. Как и пересохшее горло. Но в этой тесноте до фляги не добраться. Стало быть, надо вылезать наружу.

Разгребание лаза, через который можно было выбраться из ее не слишком удобного и очень тесного убежища, отняло куда больше времени и сил, чем предполагалось изначально. Тело отказывалось слушаться, голова кружилась, перед глазами вальяжно плавали разноцветные круги, от которых не было никакого проку, поскольку света они не давали. Вот ведь гадство?! Такие крупные, такие яркие… а света нет.

Голову, пусть и отчасти, сберёг шлем, позвоночник и ребра — бронежилет. Одно ребро, кажется, всё-таки треснуло, но разбираться было некогда. А кроме того, с тем, что у нее есть сейчас, толковую (и даже бестолковую) повязку все равно не наложишь, значит, и беспокоиться не стоит.

Наконец Лане удалось протиснуться наружу, подняться на дрожащие ноги и хоть как-то отлепить от ног мокрые штанины. Вокруг царило полнейшее беззвучие, только стучала кровь в ушах. Нет, так дело не пойдет.

Она сделала один маленький глоток из фляги, и некоторое время просто постояла, прислонившись к раскуроченному штабелю и дожидаясь, пока успокоится сердце. А когда это, наконец, произошло, опустила веки, задержала дыхание и прислушалась уже всерьез.

В некотором отдалении от неё кто-то дышал. Тихо, хрипло, с трудом — но дышал. И это было всё, что делал загадочный "кто-то". Что ж, рискнём.

Лана зажгла чудом уцелевший фонарь, попутно выматерив интенданта (индикатор по-прежнему показывал полный заряд батареи), проморгалась, и осторожно двинулась на звук.

Слух и чувство направления не подвели: скорчившийся Тор лежал именно там, откуда слышалось дыхание. Судя по всему, ему пришлось куда хуже, чем Лане. Во всяком случае, привести напарника в сознание ей так и не удалось. Сухая, неприятно лоснящаяся кожа обтянула заострившееся лицо. От мужчины веяло жаром, как от печки. Что ж, многие часы в мокрой одежде на холодных камнях… ничего удивительного. И ничего хорошего. Хотя…

"Горячий? Вот и грейся!" — посоветовал не склонный к сантиментам Крессар. Сначала Лана хотела прикрикнуть на нахального пращура, но потом призадумалась. А ведь вариант, как бы цинично это ни звучало. В сущности, чем высокая температура при Зове отличается от высокой температуры как таковой? Правильно, ничем. А значит… двух гусей одной стрелкой?

С некоторым трудом уложив Тора на спину и распрямив ему руки и ноги, она расстегнула его и свою куртки и бронежилеты, задрала майки, погасила фонарь и улеглась сверху, впитывая так необходимое сейчас тепло. Минут через пять Тор задышал ровнее, а Лана согрелась. И это была победа. Маленькая, почти незаметная, но победа. А что не слишком красивая — так они тут не в шахматы играют.

Теперь можно было действовать дальше. Лана растерла кисти напарника, отметив по ходу дела отсутствие браслета. Потом, сняв с него ботинки, проделывала ту же операцию со ступнями до тех пор, пока не ощутила под кожей уверенный ток крови. Следовало подумать об одежде, и что-то подсказывало девушке, что хоть какую-то она найдет обязательно. Другое дело, будет ли одежда сухой и чистой.

Какое-то чувство, возможно, шестое, но за полным неимением обоняния все-таки, наверное, пятое, подсказывало ей, что кроме них с Тором людей в пещере нет. Однако это вовсе не означало, что здесь можно разгуливать, как по авеню субботним вечером. Поэтому в сторону того места, где был сделан привал, она двинулась предельно осторожно. И примерно там, где в последний раз на ее памяти мелькнул свет фонаря, обнаружила вскрытый продолговатый ящик.

В непосредственной близости от ящика валялись четыре серебристых газовых баллона, судя по весу — пустых, и тело Свистка. Ножа в ножнах не было. Браслета на запястье тоже, что совершенно не удивило Лану. Судя по безмятежному лицу и следу чуть повыше уха, дуралею — совершенно неожиданно, вот ведь как бывает! — прилетело баллоном по голове, а потом… а что потом?

Маркировка на баллонах была мало того, что незнакомой, так еще и нечитаемой: все, что Лана Дитц могла сказать о надписи, это то, что она сделана иероглифами. Эмблема — очень красивый черный цветок, похожий на водяную лилию, над каждым лепестком по звездочке — тоже ни о чем ей не говорила. Зато, заглянув в ящик, она обнаружила ещё два баллона, к каждому из которых было прикреплено по маске замкнутого цикла. На тех, что лежали рядом со Свистком, масок не оказалось. Так, с одним из легионеров ясно почти все. А что же второй?

Проныра обнаружился на бивуаке. Из его глаза торчал нож Свистка. Снова пустота на запястье там, где положено быть браслету. И вот тут Лане, которую ни лагерь "Сан-Квентин", ни база "Роузхилл" так и не отучили от дурацкой привычки думать головой, всё стало ясно без всяких "почти".

Они все-таки стакнулись, Свисток и Ассенгеймер. И не исключено, что инициатором выступил как раз легионер. "Сколько времени, сил, нервов надо, чтобы вырастить умного человека! А дураки плодятся, как кролики…" — копирайт папа Конрад. Проклятье, не за штатской крысой следовало посоветовать приглядывать Проныре, а за своим же товарищем.

Ну да, наверное, все произошло именно так. Свисток, от которого Проныра не ждал ничего худого, убил его. Потом вместе с Ассенгеймером, который уж точно знал об этом месте если и не всё, то очень многое, нашёл и вскрыл ящик с баллонами и огрёб первым же из них. А потом Ассенгеймер надел маску и пустил газ. Не исключено, что именно такой убил людей, чьи останки лежали тут уже не первую сотню лет. Логично? Логично. Чтоб той логике!..

Оставалось понять лишь две вещи. Во-первых, почему выжили они с Тором? И, во-вторых, почему Ассенгеймер, так заботившийся о том, чтобы не осталось никаких подтверждений пресловутой официальной записи, не побеспокоился о самом главном свидетельстве? Нет, был и третий вопрос. Почему он не добил Тора и саму Лану?

"Время" — прошелестел в голове бесплотный голос, она так и не поняла, чей. "Время и страх". И что бы это значило? Не подсказывайте, я сама!

Время. Полтора века, если верить Проныре. Какими бы ни были прокладки в баллонах, они наверняка начали подтравливать. Вряд ли внутри осталось больше половины содержимого. Но Ассенгеймер об этом не знал и торопился убраться как можно быстрее и как можно дальше. У него не было уже упомянутого времени, чтобы разыскивать Лану и откапывать её убежище. Он боялся. Боялся того самого джинна, которого сам же и выпустил из бутылки… из баллона… не суть важно. Боялся, что одной маски не хватит, недаром же захватил с собой аж три запаски.