Мастер дальних дорог - Эльтеррус Иар. Страница 5

– И где искать эти скафы? – спросил он.

«Даю команду на активацию, – сообщил искин. – Компы скафов отзываются, однако сообщают о критически низком уровне энергии в накопителях и утечке кислорода из баллонов. Вам придется добраться до шлюза уцелевшего сектора станции не более, чем за полчаса».

– А как это сделать?!

«Я рассчитаю оптимальный курс и возьму управление двигателями скафов на себя».

Два люка в стене отъехали в сторону, открывая сине-белые скафандры с непрозрачными шлемами. Причем, они были довольно велики, больше двух с половиной метров высоты. Однако когда скафы раскрылись, стало ясно, что их внутреннее пространство вполне соответствует росту землян. Переглянувшись, оба перекрестились и забрались внутрь.

Поначалу Артем находился в полной темноте, а затем шлем перед глазами вдруг просветлел, по нему пробежали строки символов, и стало ясно, что вместо лицевого стекла у скафа какое-то подобие дисплея. Вскоре непонятные надписи сменились русскими, однако от этого более понятными не стали, поскольку сообщали о каких-то технических деталях, в которых Артем разбирался не лучше, чем пьяный сапожник в балете.

– Внимание! – через внутренние динамики обоих скафандров заговорил искин. – Беру управление на себя. Задействую директиву № 1 – «Спасение жизни разумных»!

– Бери! – Артем бы еще раз перекрестился, если бы мог. – Вперед!

На противоположной стене начала медленно проявляться лепестковая диафрагма, одновременно раскрываясь. Как позже узнал Артем, в обычное время входные люки и аппарели перекрывало силовое поле, не допускающее утечки воздуха, но при этом пропускающее материальные предметы, от людей в скафандрах до челноков и глайдеров. Однако сейчас энергии почти не было, поэтому сразу после раскрытия диафрагмы воздух мгновенно вышел наружу.

А затем оба скафандра, подчиняясь командам искина, вышли из ниш, в которых простояли больше ста лет, и двинулись к провалу, откуда на них смотрели далекие, безразличные звезды.

Глава II

Когда-то исследовательская станция «Даотсад» представляла собой некое подобие гигантского тележного колеса диаметром немногим более километра. Вот только спиц у нее было намного больше, чем у колеса, – целых шестьдесят четыре. Однако сейчас станция напоминала скорее какую-то абстрактную конструкцию – две трети колеса отсутствовали, а оставшаяся часть искорежена настолько, что казалась каким-то жутковатого вида асимметричным цветком. Вокруг останков станции плавала куча обломков, а это ясно говорило о том, что в сильное гравитационное поле она не попадала. В ином случае обломков не было бы.

Если бы неподалеку оказался сторонний наблюдатель, то он мог бы увидеть, как вид разрушенной станции внезапно слегка изменился. В борту одного из почти отвалившихся сегментов, подвергшегося наиболее сильному разрушению, что-то дернулось, а затем медленно, рывками открылась выходная диафрагма шлюза. Из образовавшегося шестигранного отверстия неуверенными шагами выбрались два человека в синих с белыми вставками скафандрах и, оттолкнувшись руками, поплыли в сторону наиболее уцелевших сегментов на противоположной стороне обода.

Бор, ощущая непривычную легкость во всем теле, двигался следом за Французом, даже не пытаясь вмешиваться в управление скафандром, поскольку прекрасно понимал, что, скорее всего, залетит куда угодно, но только не туда, куда нужно. Но все-таки невесомость – это вещь! Хотелось бы как-нибудь полетать в свое удовольствие, только без опасности улететь в открытый космос. Покосившись на одноклассника, он незаметно усмехнулся – впрочем, тот все равно видеть его лица за непрозрачным забралом шлема не мог.

Дураком культурист притворялся уже много лет, ему так было проще – никто не воспринимал всерьез тупого громилу, что давало дополнительную степень свободы, особенно в отношениях с отцом, с год назад наконец-то махнувшим на сына рукой. Банкиром Бор становиться не собирался, не интересовало его это, а старший Боровиков много лет надеялся, что сын заменит его, и прилагал к этому немало усилий. Тактика культуриста сыграла свою роль, и его в конце концов оставили в покое. Правда, чем заниматься в жизни Бор еще не решил. Хотел было поступить в летное училище, всегда мечтал летать, но отец строго-настрого запретил. Поэтому он пока просто прогуливал отцовские деньги, которыми тот снабжал сына в достатке.

Мать? Это был отдельный и довольно неприятный вопрос. Виктор Владимирович Боровиков, довольно известный банкир, разбогатевший в лихие 90-е, почему-то женился на глупой кукле с очень красивым телом, победительнице какого-то из популярных в те времена конкурсов красоты. Говорить с ней было физически невозможно, у любого нормального человека от невероятной глупости высказываний красавицы глаза лезли на лоб. Бор не мог находиться рядом с матерью больше пяти минут, после чего бежал от нее куда угодно, как, впрочем, и муж. Ева Михайловна жила какой-то своей, отдельной от остальной семьи жизнью. Виктор Владимирович не позволил жене портить детей, воспитывая из них людей столь же «выдающегося» интеллектуального уровня, как она сама. Поэтому и Александр, и его младшие сестры росли на руках опытных и высоко оплачиваемых частных учителей и воспитателей. Наверное, старший Боровиков решил, что его сын оказался дураком из-за плохой наследственности. Тот только тихо хихикал про себя, но продолжал действовать в том же духе, не желая заниматься финансовыми манипуляциями на бирже. И добился своего – отец от него все же отстал.

Снова посмотрев на плывущего впереди одноклассника, Бор тихо вздохнул, впервые в жизни пожалев, что читал мало книг. Ну вот как Француз исхитрился так легко ориентироваться в незнакомой ситуации? Пока он сам пребывал в ступоре, одноклассник и искин обнаружил, и многое выяснил, и способ спастись придумал. Вообще странный он парень, а уж в их мажорной гимназии и вовсе белая ворона – не интересуется ничем, что интересно остальным, но при этом умудрился не стать изгоем, каким-то образом отвадив от себя любителей поразвлечься за чужой счет, поиздевавшись над кем-то. А таких только в их классе больше половины.

Затем Бор задумался о случившемся, хотя думать об этом и не хотелось – страшно. Как они оказались здесь? Как?! Нет ответа. И получится ли вернуться домой тоже непонятно. Одновременно ему было до жути интересно – все же побывать в космосе культурист не надеялся, а тут вдруг на тебе. И если прямо сейчас вернуться домой, то он до конца жизни будет грызть себя за упущенные возможности. Так что торопиться не стоит.

«Погоди, дорогой! – оборвал Бор сам себя. – Для начала еще выжить надо!»

Артем на своего спутника не смотрел. Что интересного в нем, когда вокруг то, о чем он столько мечтал – открытый космос? Останки станции за прошедшие сто лет давно ушли с орбиты, и планеты рядом не было, да и вообще ничего не было, если честно – только вдалеке виднелась звезда размером с горошину. Странно, ведь обломки должны были дрейфовать по направлению к ней, а не наоборот. Почему так вышло? Он не знал, а потому принялся изучать уцелевшую часть обода станции. Полностью темный, нигде ни огонька, говорившего, что там что-то уцелело.

«Норг… – мысленно обратился Артем к искину, но вспомнил, что дал тому другое имя. – То есть, Умник! Ты говорил, что там уцелело оборудование. А энергия есть?»

«Два больших станционных реактора в рабочем состоянии, – отозвался тот. – Однако, согласно стандартной процедуры, после эвакуации разумных они были заглушены. После прибытия вам придется пройти идентификацию у главного искина сектора, после чего отдать ему приказ о расконсервации реакторов и начале ремонта. Судя по номерам секций, один из складов оборудования уцелел, а значит там могут оказаться не только ремонтные комплексы, но и челноки. Информации о имеющемся на складах у меня нет».

«Ясно… – пробурчал юноша. – Нам еще долго лететь?»

«Около десяти минут, плюс-минус две. Сообщение о скором прибытии передано комп-контролю шлюза сектора А-12, он отрапортовал о готовности оборудования».