Вниз по течению 2 (СИ) - Уайт Кирра. Страница 32
— Зачем тогда вообще нужны мокрозявы? Пусть бы всё делали маги.
— Вода, которая получается в результате магии, непригодна для употребления внутрь. От неё болеют серой хмарью. Поэтому ее используют на руднике или для сельскохозяйственных нужд.
— Как у вас здесь всё сложно и непонятно, — вздохнула Мира.
— У вас, — хмыкнул он. — Теперь уже и у тебя.
Она хотела сказать, что всё ещё надеется вернуться домой, но подумала, что они опять поругаются. А у неё не было на это сил.
— Расскажите про жабу, — попросила она, не открывая глаз. Почему-то с закрытыми вопросы задавались легче. Может, и отказы будут легче восприниматься?
К её удивлению, Гай ответил:
— Здесь её называют Оямото. Это одна из древнейших жительниц Азара, говорят, она живёт в глубине Леса, но уже много лет никто её не видел.
— За что она забросила меня сюда? — всхлипнула Мира.
— Вот встретишь Оямото и спросишь сама, — судя по интонации, Гай улыбался.
— Как же я её встречу, если вы только что сказали, что уже много лет её никто не видел? Может, меня какая другая жаба забросила, а эта ваша Оямото давно лапки сложила?
— Другой жабы нет, — ответил Гай.
Они помолчали. Было так тихо, что она слышала стук собственного сердца. Казалось, они с Гаем единственные люди в этом странном мрачном мире. А ведь где-то здесь же, в Башне — мокрозявы. Мексиканка, мадам Олсен, остальные. Мире вдруг захотелось увидеть их, даже дурацкий спор о штруделях по-немецки она бы с радостью ещё раз послушала.
— Это правда, что вы с Даяной муж и жена? — вообще Мира не собиралась об этом спрашивать. Да, часто думала об их отношениях, но задавать вопрос так напрямую… Однако, слова уже сорвались с языка и назад их не вернуть.
Оставалось надеяться, что из-за толстого стекла Гай не услышал вопрос.
— Нет, — ответил он.
Мира открыла глаза:
— Но раньше были?
— Нет, хотя я тоже долго верил в эту утку.
Некоторое время она в растерянности обдумывала его слова, наконец, сказала:
— Простите, я не понимаю. Что значит, долго верили?
— Помнишь, на Реке ты назвала себя попаданкой?
Ещё бы она не помнила!
— Да, — ответила Мира.
— А теперь представь, что попаданцы не мы, а они.
Она повернула к нему голову, но Гай сидел спиной.
— Вы имеете в виду азарцев? — изумлённо спросила Мира.
— Да.
— Нет, постойте. Вы хотите сказать… Но тогда получается, что я и вы, и все остальные в Башне… Мы все родились здесь?!
— Да.
— Тогда почему я не помню о своей жизни в Азаре того, что было до падения в воду?! — она покачала головой: — Нет, вы бредите. Этого не может быть! Я помню своих родителей, бабулю, первую подружку в детском саду, и как на каруселях в парке катались, и своего парня первого… И остальные, они тоже всё помнят! Когда я была в общей камере, каждая рассказывала о своей жизни до Азара. Где же мы все были, если не у себя дома?
Гай повернулся и уставился на неё блестящими чёрными глазами. Кажется, ей наконец удалось найти волнующую его тему.
— Всё это прекрасно, — сказал он: — Тогда как ты объяснишь, почему здесь собраны попаданцы исключительно из одного мира и с одной планеты?
— Ну, это же очевидно — потому что нет других миров. И жизни на других планетах тоже, — озадаченно ответила Мира.
— А, может, потому что пришельцы из других миров и планет должны выглядеть иначе? — спросил Гай с каким-то затаённым торжеством. — Но мы выглядим так, как выглядим.
— Однако это не объясняет, почему у нас нет воспоминаний об Азаре! — воскликнула она. — К тому же, если мы и есть коренное население Азара, кто такие те, другие? Откуда появились здесь и, как получилось, что они держат нас в Башне и подвергают обработке, а не наоборот?!
Мира так разволновалась, что даже почувствовала небольшой прилив сил.
— Вот и выясняй, — произнёс наставник с улыбкой.
— Как же вы, прожив здесь столько лет, до сих пор не выяснили? — вырвалось у неё.
— Ну, знаешь ли, это не то, о чём кричат на каждом углу. Скажу больше: даже за мысли об этом здесь на костёр отправляют.
Ей вспомнились разговоры о том, что Вишневский хотел поднять восстание мокрозяв, но ему помешали. Раз уж у них случился вечер откровений, не попробовать ли спросить и об этом?
— Я слышала, вы хотели тут всё изменить, — тихо сказала Мира. — Много лет назад.
Он усмехнулся:
— Всё было менее эпично, чем ты рассказывала.
Она поняла, что он имеет в виду глупости про то, как Вишневский дрался с Великим Хранителем так, что Башня зашаталась. Сейчас, когда она увидела, что представляет собой Великий Хранитель, представлять их битву было особенно смешно. Чуствуя, как пылают от стыда уши, Мира спросила:
— Чего вы добивались?
Гай хмыкнул:
— Как и все уважающие себя революционеры, смены власти. Заручиться поддержкой стражей, захватить Башню, дворец, Элсар, Рудник, а потом и весь Азар под себя подмять. Хозяевами должны быть мокрозявы, а не это нежное, неприспособленное к жизни в таких условиях сословие.
Ей вспомнились убогие женщины в общей камере, жидкая похлёбка, безнадёга. По губам скользнула саркастическая усмешка: хозяева Азара…
— Взять хотя бы это дурацкое унизительное прозвище, мокрозявы, — продолжал Гай, — Это они нам его придумали. Рассказывают, что первой нас так назвала маленькая дочь прежнего Великого Хранителя, и связано оно было с мокростью, мерзостью. Прозвище понравилось, и его закрепили, сделали названием народа, прописали во всех учёных книгах. А то, что когда-то мы назывались иначе, превратилось в легенду.
— Откуда вы об этом знаете? — спросила Мира.
Он неопределённо пожал плечами:
— Я давно интересуюсь историей Азара. Если уплыть подальше от Элсара, многое рассказывают. Вот только ничего не проверить. Как в песне: ясновидцев — впрочем, как и очевидцев — всегда сжигали люди на кострах[1]. Все источники уничтожены, остались легенды, но в каждой легенде есть правдивое зерно, — он сухо улыбнулся: — Даже в истории про восстание мокрозяв.
Гай поднялся на ноги. Мира смотрела на него снизу вверх.
— Давай ещё раз попробуем разбить стекло, — сказал он. — Пора уже выбираться отсюда.
— Может, мне надо ещё немного отдохнуть?
Он поморщился:
— Время, Мира, время. Перед отъездом мне ещё нужно встретиться с Хадаром, кое-что обсудить. Раньше не удалось, помешали. От этого разговора зависит жизнь одного человека.
— Моя? — вырвалось у Миры.
Его усмешка означала: мир вертится не только вокруг тебя. Она смутилась.
— Нет, не твоя, — произнёс Гай. Он помолчал и добавил: — Может это и к лучшему, что меня не будет с тобой на турнире.
— Почему? — спросила Мира дрогнувшим голосом.
Его рот мучительно скривился. Помолчав, Гай сказал:
— Каждый раз одно и тоже. Люди мне верят. Не знаю почему, просто верят и идут за мной… А мне не удаётся их защитить… Порой мне хочется заорать: бегите от меня, пока не поздно! Но каждый раз бывает поздно.
Мира молчала, не зная, что сказать в ответ на это признание. Судя по выражению лица Гая, он сам уже жалел о своём внезапном откровении.
— А если вы останетесь? Что будет? — робко спросила она.
— Скорее всего, меня ликвидируют, — спокойно ответил он.
Мира впилась глазами в его лицо. Похоже, не лжёт. Так захотелось оказаться рядом, обнять, прижаться к нему, кожей ощутить тепло его тела. Но это чёртово, проклятое стекло… Разогреть его, растопить к чёртовой матери, будто лёд…
Мира медленно поднялась, сказала Гаю:
— Отойдите.
Он отступил на несколько шагов. Мира прижала ладони к холодной, бесчувственной поверхности стекла, прикрыв глаза, представила, как оно плавится под ладонями. С новой силой разболелась голова, привкус металла во рту стал сильнее, но Мира не убрала ладони. Из носа на верхнюю губу стекла струйка крови.
Стекло начало приминаться под её ладонями, обжигая их, но Мира заставила себя терпеть. Боялась — если убрать руки, все усилия будут насмарку. Когда терпеть стало невыносимо, Мира открыла глаза. Перед ней была колеблющаяся, дышащая жаром стена.