Крест на Крест (СИ) - Янов Алексей Леонидович. Страница 12

С внешних краёв оба корпуса подпирали вынесенными вперёд с целью возможности ведения фланкирующего огня два «гуляй — города» с полевой артиллерией — двумя десятками двенадцатифунтовых орудий и восьмьюдесятью трёхфунтовок на каждой артиллерийской позиции. Там же на территории вагенбурга первого корпуса разместился 15–й Вержавский полк, а в вагенбурге второго корпуса встал 20–й Лукомльский.

Новгородцы медлили, всадники дожидались всё ещё выстраивавшихся у Славенского конца своих пешцев. Вероятно, Александр решил атаковать наши позиции синхронно — и конницей и ополченцами. Или может быть он рассчитывает, что мы первыми в атаку пойдём? Но это он зря, нам спешить некуда, вначале проход в город надо «проскоблить», а там уже дальше будем думать, что и как предпринять.

При помощи телохранителей сверзился с коня, всё-таки полные боевые доспехи делали меня несколько неуклюжим. Внешне я был укомплектован подобно моим телохранителям, отличить меня от них можно было только по неброскому княжескому гербу, на одном из полей надоспешника. А так, налатники были стандартными для всего войска, они отличались только вкраплениями символов званий, индивидуальными номерами полков, батальонов и рот. Поэтому налатник того же полковника издали было сложно распознать и как — то выделить из общей массы войск.

Из расположения ездовой рати Александра, в воздух опять взмыли три чадящих чёрным дымом стрелы. Опять князь подал какой — то сигнал, вскоре, что — то должно начаться! И мои подозрения подтвердились в полной мере. Не прошло и десяти минут, как им аналогично ответили ополченцы, скопившиеся у Славенского конца, и тут же двинулись в атаку. Точнее не двинулись, а побежали, совершенно не соблюдая никакого строя, при этом громко крича и размахивая разномастным оружием. Услышав этот, если можно так сказать, боевой клич, с места тронулось союзная конница под предводительством Александра.

О правом фланге, атакуемом ополченцами, я сразу же позабыл, сконцентрировав своё внимание на нёсшейся на нас конной лаве. Топот тысяч копыт, лязг металла, тяжёлое конское всхрапывание меня буквально загипнотизировали. Словно в калейдоскопе переливались перемешиваясь разноцветные конские попоны, расписные щиты, развевающиеся на ветру стяги и плащи. Вместе с нарастающим звуком топота копыт усиливалась вибрация земли под ногами пехотинцев.

Оглядевшись по сторонам, я увидел напряжённые лица охраны. Словно восковые статуи замерли ратники, вцепившись мёртвой хваткой в свои луки, арбалеты и копья. Артиллерия молчала, подпуская конницу поближе, но зато начали работать стрелки. Защёлкали тетивы луков, тысячи стрел с шумом взвились в воздух, их гудящий поток даже затемнил белые облака, меланхолично проплывающие над нашими головами. Результат не заставил себя долго ждать. Повсеместно начали взбрыкивать раненные кони, некоторые латники кубарем покатились по снегу. Многие кони спотыкались об тела умирающих, и сами заваливались. Всадники упавших коней, зажатые в своих сёдлах, часто просто затаптывались позади идущей кавалерией. Дружинники, понукая жеребцов коленями, замедлялись, пытаясь объехать павших животных, повсеместно образовывались заторы и пробки, сбавляя темп атаки.

Железный дождь продолжался. Поле боя оказалось обильно заполнено извивающимися фигурами коней, молотящими по воздуху копытами и упавшими окровавленными наездниками, прозвучала новая команда.

— Картечью, огонь! — закричал Клоч, мне его было хорошо слышно, моя сотня телохранителей разместилась по соседству с резервным полком, в рядах которого пребывал воевода.

Приказ Клоча продублировала специальным звуковым сигналом труба, а вслед за ней громыхнули, установленные в гуляй — городах, полевые и часть осадных пушек. «Заговорившие» орудия окутали всё вокруг себя дымом.

В нёсшуюся во весь опор союзную конницу ударила картечь. Некое подобие строя было мигом сломлено. От проделанной чугунной крошкой обширных просек, даже видавшим виды ратникам, становилось не по себе. Некоторые лошади падали замертво наземь, другие, раненные или задетые по касательной, подобно волчкам, вертелись на месте, издавая дикое ржание, при этом разбрызгивая во все стороны кровь. Во внезапно образовавшиеся кровавые завалы, спотыкаясь, падали скачущие сзади кони, сея ещё больше ужаса. Крики боли, мат и надсадное конское ржание накрыли с головой войска, заставляя их от неприятного зрелища и звуков морщить лица.

Кровавые ошмётки союзной конницы начало выносить к пехотным построениям. Часть быстро приблизившейся конницы начала с фланга обтекать гуляй — город, засыпая обороняющихся поднятой снежной пылью. На наши войска со свистом обрушились стрелы. Среди смолян раздались страдальческие вопли раненных.

— Стрелами прицельно! — орал как заведённый Клоч, — болтами пли!

Не переставая ни на секунду застопорившуюся конную массу, принялись дырявить острые, бронебойные жала болтов и стрел летящих теперь уже по настильной траектории. На позициях установился оглушительный треск арбалетных щелчков, разбавляемый механическими звуками взвода тетив. Хотевшие зайти с тыла конники наткнулись на всю ту же застывшую стену из копий и несущихся в них поток стрел.

Кони, вместе с наездниками, продолжали валиться как подкошенные, поднимая вверх, от резких телодвижений, кубометры снега. Вскоре вся новгородская конница скрылась под занавесом плотно окутавшей её снежной взвеси. Озлобившийся неприятель, прямо из — за постоянно образующихся всё новых живых завалов, принялся разряжать в нашу сторону свои колчаны со стрелами. Особенно упорствовали суздальцы, начавшие остервенело пускать стрелу за стрелой. Я воочию смог пронаблюдать только момент старта множества стрел, однако возможности дальнейшего созерцания я был напрочь лишён.

— Щиты! — прокричал начохр Сбыслав. — Прикрываем государя!

По щитам, как град об стену, часто забарабанили стрелы. В принципе я в таком бережном обращении не нуждался, так как был облачён в прекрасные доспехи, но охранной службе не мешал есть свой хлеб. Пехотные полки тоже не сильно пострадали, тучи стрел, пущенных новгородцами, со страшным скрежетом ударяли и чертили глубокие царапины в доспехах и отскакивали от них, не причиняя воинам особого вреда. Но большая часть стрел намертво застревала в фанерных щитах, оббитых по краю железными облучами. Лишь редкие крики боли раздались в пехотных построениях и через некоторое время раненные стали самостоятельно покидать строй, направляясь в лагерь на перевязку.

Немного послушав барабанную дробь стрел по щитам, я услышал новую команду.

— Стрельцы! По — взводно, начиная с первого, стреляй!

Осторожно выглянув из — за щитов, я увидел, что союзная конница, проявив изрядное мужество и упрямство, приблизилась вплотную к плотно сомкнутому строю из щитов и торчащих из него частокола копий. На некоторое время установился частый, дробный звук выстрелов из ружей. Затем из гуляй — городов ударили картечью орудия. Нас сразу стало заволакивать дымом. И, судя по доносящимся истошным крикам, исходящим от несчастных дружинников, огнестрельное оружие на все сто выполнило свою кровавую работу.

— Сигнал ратьерам! — прокричал я на ухо вестовому, и скоро в небо ушла пороховая ракета, давая знать затаившейся вблизи лагеря коннице, что пора и им принять участие в заварушке. Злыдарь был предупреждён, что при выходе из лагеря, ему предстоит в первую очередь отработать по неприятельской коннице.

Но даже огнестрел не смог окончательно остановить атаку. Оставшиеся невредимыми всадники, действующие из глубины строя, под звуки труб, лязг доспехов и топот копыт обрушились на передние шеренги пехотинцев. Я видел, как всадники из первой разреженной шеренги, полностью потерявшей даже подобие некого конного строя, останавливали своих коней, не решаясь атаковать плотно сбитую пехоту. Но в статичном положении надолго оставаться им не удавалось. Увлекаемые сзади накатывающей конной лавиной, дружинники были вынуждены буквально выбрасываться на вражьи щиты и копья, словно идущая на нерест вверх по течению горных рек горбуша.