Его слабость (СИ) - Анина Татьяна. Страница 13

Меня словно не замечали.

В багажник Лёшиной машины грузили пять сеток с капустой и две сетки со свежей морковкой. Сам Лёшка мой торт, пирожные и колбаску отдал чужим людям.

– Подпишите, – пьяно протянула женщина и захихикала, когда её ущипнул один из мужиков. Она развязно откинулась ему на грудь и потёрлась бёдрами.

Васин подошёл ближе и, взяв ручку, что лежала рядом с документами, поставил свою подпись. Он поднял на меня тёмные омуты своих глаз.

– Сонюшка, распишись, – нежно попросил он.

Я подошла ближе и, вытянув шею, посмотрела на документы.

Свидетельство о браке.

Женщина уже щёлкнула печатью, поставив в мой паспорт отметку о том, что я опять замужем.

– Нет, – строго сказала я, с трудом сглотнула.

Я пробежалась взглядом по лицам собравшихся. Они усмехались, кто-то жевал. Морды неприступные, безжалостные.

Женщина уже хохотала в объятиях молодого парня, который исподлобья глянул на меня.

– Соня, поставь подпись, – приказал Лёший.

– Нет! – крикнула я, пытаясь докричаться до пьяных ушей женщины, но та уже в порыве страсти сосалась с парнем лет на десять младше.

У Лёши был очень жестокий вид. Он стоял, сложив руки на груди, и внимательно глядел на меня. А все остальные… Они были его свитой. Стаей, сворой. Это «его парни». Они знают, кто их начальник. Уже привыкли к его выкрутасам и заносам. Я очередная выходка Лешего.

– За*бала! – окрысился Леший, достал пистолет из-за пояса и в пару шагов достиг меня. Он приставил ледяное дуло тяжёлого пистолета к моему виску и дёрнул за локоть к капоту машины.

– Стреляй! – крикнула я.

– Тебе больно будет, – угрожающе навис надо мной.

– Ты же хочешь больно сделать, – я покрылась холодным потом. Губы задрожали, а из глаз хлынули слёзы, я посмотрела на него.

Лицо его стало меняться. Он с болью в глазах лицезрел мои слёзы. Брови разъехались, на лице такое горе отобразилось, что я совсем ослабла.

– Нужно было на тебе жениться, прежде чем девственности лишать, – тихо сказал он, но пистолет не убрал. – Если б я знал, на что тебя обрёк, если б я знал, что ты страдаешь. Мне не искупить эту вину. Я же подумал, что ты любишь его. Боялся помешать счастью.

То же самое говорила моя мама.

Я разрыдалась.

– Ничего не исправить, – продолжал Лёша. – Сонюшка, но мы можем изменить будущее.

– Ты больной, – простонала я.

Что будет, если я выйду за него замуж? Чем будет отличаться второй брак от первого? Меня не интересует финансовая сторона вопроса. Я не претендую на фитнесс-клуб. Как Свину оставила его квартиру, машину и все его пожитки. Лишь бы свалить.

Мне другое нужно! Я хочу простого женского счастья! Засыпать любимой и просыпаться любимой. Чтобы рядом был мужчина, чтобы нервы не трепал, чтобы уважал и не требовал сверх моих сил.

– Плевать, – рыдала я и поставила подпись. – Делайте со мной что хотите. Мне только сдохнуть осталось.

Кинула ручку на капот и пошла в машину.

– Ты не пожалеешь, – донеслось до меня.

***

Утром, как с похмелья. Хотя я не уверена, что это утро. Скорее за полдень.

Как, куда вёз психопат, я не помню. Вырубалась от усталости, и Лёшке приходилось меня на руках нести.

На руках!

Вот так я себя почувствовала девочкой, нужной и любимой.

Но это ничего не значит, от Лешего надо бежать. Мне будет спокойнее, если специалисты мне расскажут, что с ним. И там я уже решу, возможно ли с ним как-то существовать.

Это был старый дом с низкими потолками. Комната, как гостиная у мамы на квартире, не то, что бы есть, где разгуляться, но маленькой не назовёшь. Кровать полуторка железная. Постельное бельё красивое: белый хлопок с мелким рисунком красных роз. И диван, укрытый серым пледом. Бедненько, простенько.

В четыре мелких окошка лился солнечный свет и падал на широкие половицы, выкрашенные коричневой краской. Пол холодный, ноги от него стыли.

И вообще в доме было прохладно и сыро. Никто не жил.

Я расправляла волосы пальцами. В одном халате, как привезли, вышла через широкий проход с двустворчатыми дверьми на кухню.

Еды никакой нет.

Русская печка с лежанкой на половину кухни. Стол, укрытый потёртой клеёнкой у окна. Газовая плита и вешалка у низкой входной двери. А за печкой ещё комната, которую занимал один большой старинный буфет.

За стёклами стояла посуда. У бабушки моей такой был, там, в хрустале всегда можно было найти конфетку.

Не в этом доме.

Зато я обнаружила старую расчёску-массажку. Рассмотрела её на наличие насекомых. Вроде чистая. Стала расчёсываться, полезла исследовать дом дальше.

Выглядывая в окна, за которыми со всех сторон были исключительно высокие кусты, я прошла в маленькую комнатку, смежную буфету.

Это место, где жил Лёша, когда был ребёнком.

Кровать, письменный стол у окна и небольшой шкаф. Всё чисто убрано. На стенах плакаты накаченных мужиков, мотоциклы и фото выпускного класса.

Заплетая волосы в косу, слушая, как недовольно ворчит мой живот, я присмотрелась к фото.

Мы - замечательный класс! Не хватало на фото Трэша, Шиши и Анечки. Эти трое нашу школу не оканчивали. Но к нам прилагались.

Вроде всё ничего. Ну, привёз меня мужик в деревню отдыхать. Только чувство опасности не покидало.

Я вернулась на кухню. Под вешалкой со старой одеждой, нашла кожаные тапки. Похоже, мама Лёшки была вполне моей комплекции. Даром что ли запал.

Женские тапки оказались мне не только как раз, но и по ширине, как влитые. Хорошая обувь. Как раз для побега.

Я вышла с кухни. В полумраке предбанника зловеще темнела лестница, ведущая на чердак. Страх нагонял этот дом, поэтому я открыла ещё одну дверь, очутилась на светлой веранде. Окна застеклённые, на них висел старый тюль. Когда-то занавески были белыми, теперь светло-серые.

Ещё не выйдя из дома, меня поразил вид из окон. А когда вышла, то замерла на крыльце.

Забора нет. Всё поросло кустами и высокой травой, из которой то там, то здесь возвышались плодовые деревья. Протоптана к дому тропинка, и стоял в густой траве Лёшкин внедорожник.

Жалко, я водить не умею.

Воздух невероятно чистый и усыпляющий, наполненный многочисленными запахами цветущих деревьев и травы. Солнце пригревало серьёзно и создавалось впечатление, что это не начало лета, а уже середина. Жужжали насекомые. Где-то пели птицы. И только звуки природы наполняли эту глубокую тишину элементом жизни. Так тихо в городе не бывает. И даже в нашем посёлке. А здесь время замерло.

Машина оставила след, замяв траву. По её следу я вышла на дорогу. Старая дорога, по которой уже не ездили, поэтому травы её оккупировали и пытались заполнить собой.

Там, где не топились печки, где не следили за зданиями, природа поглощала заброшенный человеческий быт. Осталось в чистом поле пять торчащих, сгнивших построек.

Мёртвая деревня.

А ведь так красиво кругом!

Через дорогу баня у реки. Сама река неширокая, на другом берегу лес возвышался дремучей стеной. Солнце яркими лучами по зеркальной глади воды играло, и слепили отблески.

Я настороженно прислушивалась, вышла на дорогу. Огляделась. Пошла за дом заглянуть. Шею вытягивала, шла несмело. Как только дом остался позади, увидела сараи в траве. Высокие постройки и низкие. Там, раздетый по пояс, раскладывал доски Лёшка Васин.

Занят был. Я бы залипла на его теле взглядом, но в голове что-то ёкнуло, и я задом, задом обратно на дорогу. А когда Васин скрылся из вида, повернулась и рванула со всех ног вперёд.

Ориентироваться в таком месте сложно. Но за спиной сгнившие дома оставались, а впереди дорога петляла и пропадала между стен густой тайги, как в тоннеле.

Я не оглядывалась. Мне бы только на трассу выбежать, там я людей найду. Бежала быстро, а грудь подскакивала, и приходилось её увесистую поддерживать. Под халатом на мне только трусы, лифчик не успела перед приключениями надеть. А такой бюст – настоящая проблема.

Долго сквозь лес пришлось бежать. Впереди вроде дорога открылась широкая, и мне бы радоваться, только вот конца этой дороге не было. А потом и вовсе я выскочила на перекрёсток. И во все четыре стороны одинаковые ответвления. Грунтовые дороги, лесом окружённые.