Падение "ангелов" (СИ) - Кирнос Степан Витальевич. Страница 86
Данте всегда считал, что за смертью идёт вечная бездна тьмы, но приняв неизбежность неотвратимого, понимая, что его жена скорее всего может быть мертва, он ощутил, что сам становится мраком. Смирившись с этой колющей мыслью, он ощутил, что в нём будто бы что-то умерло, и он сам облёкся в броню цвета мрака. Единственный, кого он ещё распознаёт через помутневший от боли рассудок, это парень по имени Вергилий, который в отряде поддержке.
Облаченный в техно-броню угольного цвета, он тихо шепчет про себя моления, сидя на месте и прижатый за плечи фиксаторами. На его тяжёлой экипировке нет ничего, чтобы отличило его принадлежность к Рейху или ордену по символике. Только чёрные панели и листы брони, скрывшие тело за могучим технологическим панцирем, который сделан для того, чтобы устрашить и дать хозяину возможность неси слово закона Империи силой оружия.
Данте осмотрелся. Оптика шлема прорезала светлые дыры во мраке ещё семерых воинов. Пятеро из них облачены в броню серебристых цветов Гвардии Шпиля — подразделения, созданного для охраны вотчины Лоррд-Магистрариуса. И двое из них союзники от Российской Империи — воины Старшей Дружины. Все они сидят в полном молчании и только звук работы автоматики вместе с воем двигателей заполнял объёмный транспортник, в котором расположились ещё двадцать человек — пятнадцать штурмовиков и ещё пять «Палачей».
Данте, несмотря на внешнюю хладность ощущает желание ворваться в битву, неутолимую жажду как можно больше забрать жизней отступников. Страшный голод мести, ненасытное стремление съедает его душу, направляя все мысли только на то, как бы побыстрее добраться до Фемистокла. За два часа скоротечного полёта до сюда, проведённых в раздумьях и спорах с самим собой, Данте наконец-то осознал всю неизбежность смерти любимого человека. Он смог добраться до отчётов по возможным потерям в Великом Коринфе, читал данные разведки и обрывистые сообщения осаждённых. Из всего этого он сделал единственный вывод — шансов на то, что его жена всё ещё жива очень мало, скорее всего она либо мертва, либо в рабстве. Но этот шанс, маленькая искра надежды ведёт его в бой, всё ещё разжигает в нём слабый огонёк воли к жизни.
«— Ты чувствуешь меня?» — внезапно родился мысленный вопрос в голове Данте. — «Ты чувствуешь мой зов калечить, кромсать, убивать?».
«— Да», — в уме прорычал Даете. — «И что на этот раз».
«— Да, подчинись ему, отринь все нормы морали, весь этикет битвы и ворвись в неё подобно демону. Давай сольёмся в экстазе битвы и поверь, как только ты станешь един со мной, я дам тебе силу,
Капитан молчит. Он отдал бы всего себя ради получения силы, которая дала бы ему возможность прорваться к жене и готов даже принять своё «альтер», но всё же не знает, что будет, если пойти на поводу у существа из подсознания.
Корабль сильно задрожал и стал качаться, плясать из стороны в сторону, извне стали слышны взрывы, и вой лент снарядов, которые бьются о корпус.
— Так ребятки, держитесь, нам придётся сесть раньше. Проклятые зенитки! — доложил пилот.
Данте ощутил, как транспортник накренился и уже несётся на сближение с городом. Капитан почувствовал небывалый прилив сил, вопящую ярость, комом подступившая к горлу. Его пальцы сжались и разжались в ожидании оружия. Он не просто так на себя нацепил «рыцарские» доспехи, оставив привычный автомат и бронежилет.
— Мы снижаемся, через минуту будет на площади, держитесь, посадка будет жёсткой! — доложил пилот.
Капитан приготовился. Машина задрожала и затряслась, когда грубо приземлилась прямо на декоративные деревья, клумбы и красно-белую плитку, разметав всё по сторонам. Тиски ослабли и Данте сорвался с места, схватив широкий клинок и закинув его за спину, подобрав тяжёлый пулемёт он приблизился к выходу. Рампа опустилась и Данте вырвался вперёд, ведомый гремящим сердцем, прямо в острый свет битвы.
— Смерть предателям! — вырвалось с уст капитана и его слова шлем превратил в рёв.
«— Да! Да!» — заликовал голос в голове капитана. — «Ты теперь будешь мой! Мой, только согласись!».
Противник роится повсюду и пытается отстреливаться. Их мелкокалиберные автоматы издавали слабые вспышки огня и пули застрекотали по доспеху капитана. Он ответил мощным огнём пулемёта, обратив полдесятка ополченцев в несуразных мертвецов, выкрасив плиту под ними в алое. Остальные попытались спрятаться, уйти в укрытия, но тяжёлый пулемёт их и там доставал бешенными очередями, отправляя на встречу смерти.
Тут же, рядом с капитаном встали ещё семеро воинов, в таких же массивных сегментированных доспехах, поливая врага ураганом различного огня. Шипят огнемёты, проливая всё яркими струями пламени, вопят пулемёты, разрывая укрытия вместе с врагами, ревут автопушки, вспахивая землю.
Какой-то БТР попытался высадить отряд врагов, но тут же был превращён в дуршлаг концентрированным огнём автопушек, а затем и взорвался.
На поле битвы появились новые воины — в бежевой военной форме, сопровождаемые воинами в золотистой боевой одежде. Три десятка прибежали из смежной улицы, но были прижаты к земле сумасшедшим огнём штурмовых энергетических винтовок воинов Канцлера — плотный непрерывный огонь прожигает бронежилеты врагов, и они как подкошенные падают на землю, пытаясь хоть как-то повредить десантному отряду.
Вторыми тут оказалась хлынувшая из всех щелей и улиц орда воинов в красных, белых, жёлтых балахонах, которые с простенькими пистолетами, винтовками и ножами бросились на имперцев. Массивный плотный огонь раскатал их по земле, и первые ряды пропали в кровавой дымке, но за ними, словно одержимые, сектанты продолжают напирать воющей толпой.
— Культисты!
«— Они и виновны в её смерти!» — голос стал сильнее и Данте уже чувствует, как когти его альтер-эго прорываются через ментальную броню, как ещё немного, и оно захватит его рассудок, капитан ощутил жестокое пламя, что просачивается в его сознание. И кровь, которой становится всё больше, только возбуждает его, воспляят сознание.
«— Прими меня, ибо я, это и есть ты, Данте». — продолжает вопить голос.
Капитан не прекращает стрелять, буквально в упор прошивая десятки сектантов, которые словно безумные прут на них. Пулемёт подобен изрыгающему пламя дракону, который выжигает нечестивые силы. Он не может отбросить голос мысли, не может увернуться от битвы, не может зажмуриться и не видеть крови, которая становится подобно бензину на огонь.
«— Что будет если я с тобой соглашусь?» — спрашивает сам у себя Данте. — «Что?».
«— Ты будешь могущественен! Ты отомстишь. Прими сладкую ярость… истинную дикость, которую я несу с собой!».
Молчаливо, капитан сдаётся, все ментальные барьеры с треском рухнули и Валерон ощутил самого себя, тёмное существо — сжатый комок гнева, вины, злобы и жестокости, обволоченный в иглы тревоги и леденящего ужаса. Инфернальная тварь засияла сверхновой в уме. Данте внезапно теряет контроль над собой в исполинском притоке чистой ненависти, его разум полностью занять сущностью мести.
«Правильно…» — удовлетворился альтер-Данте. — «Ведь Сериль и Марта стоят больше, чем сотни этих убогих морд. Давай! Пусть они узнают, кто их покарал».
Кровь требует расплаты и ему нет больше нужды в пулемёте. Данте сорвался с места и словно дубину обрушил пулемёт на мятежников и смерть следует за ним. Он размахивает ей, и служители богов падают, марают одежды в своей крови, а капитан продолжает сокрушать их руками, марая в багрянце свой доспех.
«— Ты теперь мой!» — вопит нечто в подсознании, но капитан не слышит самого себя, полностью утонув в битве.
Данте потерялся, утратил образ прекрасного рыцаря, теперь он берсеркер. Его захлестнула ярость, чернее адских глубин, краснее, чем кровь. В битве снаружи он победит, а вот сражение внутри с самим собой только начинается.
Внезапно на площадь выехал большой танк, с сильным креплением на фронте, с массивной пушкой и приготовился ею смести новые цели.
— Ультрамеркава! — крикнул кто-то из штурмовиков.