В любви и на войне все средства хороши! (СИ) - Ведуница Ирина. Страница 14

Тогда… может, она и не девушка ему вовсе? Вроде даже показалось, что в чертах лица у них некоторое сходство есть. Вдруг просто родственница навестить приехала? Или даже сестра? А тут я со своим неожиданным появлением!

Вот он и растерялся. Просто не знал, как реагировать. Зря я так прямо у всех на виду к нему бросилась. Нужно было подождать немного. В сторонку отвести. Одно оправдание, что вымотана сильно была, да и облегчение, при виде живого и здорового парня свою роль сыграло.

Может не так всё плохо? И рано ещё отчаиваться? Наверное. Нужно просто немного дистанцироваться. Постараться не пересекаться и дать ему время привыкнуть к моему

присутствию здесь. А там, глядишь, что-нибудь и прояснится со временем.

Так и сделаю!

Приняв такое решение, я уже было собралась уходить к себе, как вдруг услышала звук приглушённого разговора. Говорящие медленно приближались, находясь, к счастью с дрогой стороны копны, но это не мешало мне услышать, становившиеся всё более разборчивыми, слова. И узнать, кто именно неожиданно заявился в мой уголок уединения.

Максимилиан.

Затаившись, как мышка я постаралась ничем не выдать своё присутствие.

Просто не хотела его сейчас видеть. Особенно учитывая, что сейчас он был не один, а с той девушкой. Надеюсь только, что я не ошиблась в своих предположениях и на сеновал они заявились не для романтического свидания. Быть свидетельницей подобного у меня не было ни малейшего желания. Да и получить славу прилипалы, повсюду таскающейся за предметом своего обожания, категорически не хотелось.

Так что осталось только затаить дыхание и замереть, в надежде, что они скоро наговорятся и уйдут. В тучах, устилающих небо, появился небольшой просвет, в который лукаво выглянула луна, словно одним глазком проверив, что творится на земле. И тут же скрылась, затянутая ещё более плотным покровом.

Послышалось шуршание и довольный вздох, а потом и тихий девичий смешок:

— Обожаю запах свежего сена! Дома так не поваляешься свободно, надо пользоваться моментом. Присаживайся рядом, Макс.

А в ответ не слишком довольное:

— Не хочу. Я на это сено уже смотреть не могу, столько обозов с ним сопроводил — уже со счёта сбился. Лучше бы уж какое серьёзное задание дали, а то катайся туда сюда: то с фуражирами, то раненых на поезд перевози и с него же мешки да ящики перегружай. Тоже мне, работа для боевого мага!

— Ну, во-первых, будущего боевого мага, — не приняла его ворчания собеседница. — А во-вторых, лучше уж здесь, чем на передовой. Сам целее будешь и твоим близким спокойнее. Магии-то нет, слишком опасно сейчас на передовой. Слышал новости о запрещённом оружии, которое использовали против нас? Сколько погибших! Ужас!

— Слышал. Но всё равно, лучше уж на передовую, чем здесь прозябать.

— Кто она? — вдруг резко сменила тему разговора девушка.

— Кто именно? — по слишком быстрому ответу и лёгкой неуверенности, промелькнувшей в голосе Макса, легко было понять, что суть вопроса он прекрасно уловил. Просто не хочет на него отвечать.

— Та женщина, которая сегодня так горячо тебя приветствовала? Странная немного, но рада тебе была неподдельно. Кто она? Вы были знакомы раньше, — последняя фраза прозвучала не вопросом, но утверждением. — Именно с утра ты не в духе, хотя приехал вполне себе довольный жизнью. Всё ходишь какой-то мрачный, задумчивый. Рассказывай, давай.

Надо ли говорить, что в ожидании го ответа я просто-напросто забыла, как дышать. Словно от того, что он скажет, зависела моя жизнь. Хотя в чём-то отчасти так оно и было.

— Да нечего рассказывать. Я её и не знаю почти, — сказал, как отрезал Макс, а я почувствовала, как моё сердце словно разбилось на мелкие осколки, обжигая грудь острой болью. А он, даже не подозревая об этом, продолжал хладнокровно и решительно втаптывать остатки моего иллюзорного счастья в пыль. — Просто санитарка из лазарета академии. Я весь последний год ходил к ним на практику, вот и познакомились. Но я там много с кем общался, так что тут ничего странного нет. А почему она мне тут на шею бросилась? Понятия не имею! Да и вообще, зачем на фронт потащилась — тоже. Наверное, за последние дни натерпелась страху с ранеными и при виде знакомых лиц от облегчения не сдержалась. На войне многие ломаются. А я просто первый под руку попался. Остальным парням, кто у них практику проходил, она обрадовалась не меньше. Ты сама это видела. И вообще, давай закроем тему. Оно вообще не стоит внимания. Смотри, дождь снова накрапывает, как бы ливень не начался. Пошли, провожу тебя до палатки и тоже пойду. Высплюсь, наконец-то, спокойно.

— Пошли-пошли… — голос у девушки был задумчив. — И тему закроем, раз ты того хочешь. Я только одно скажу тебе напоследок: какие бы грешки у тебя в прошлом ни были, теперь придётся вести себя безукоризненно. Война эта рано или поздно закончится и тебе придётся доучиваться, а потом жениться. Помни о своём происхождении и положении: перед тобой открываются большие перспективы. Не упусти их ради минутной прихоти. Ты понял меня?

— Понял. Но тебе не о чем беспокоиться. Пойдём.

И они ушли, а я осталась одна: растоптанная, задыхающаяся от боли и отчаяния. Небо расколола яркая молния, ослепляя, чтобы через мгновение снова погрузить мир в темноту. Открывшаяся истина была столь же внезапной и болезненной. Вдали прогремели первые раскаты грома, а мне показалось, что это с грохотом рушится мой привычный мир. Резкие порывы ветра растрепали волосы, срывая с головы плат, хлеща по залитому молчаливыми слезами лицу прядями. Дождь ливанул сплошной стеной, барабаня по крыше навеса и осыпая мокрой пылью, но мне уже было всё равно. Широко раскрыв глаза, я уставилась невидящим взглядом на тёмную громаду ночного леса.

Где-то слышалась перекличка часовых, приглушённый смех у костров, пахло готовящейся едой: жизнь продолжалась. Но я словно выпала за её пределы, ощущая в душе пугающую пустоту и дикое одиночество, от которого хотелось кричать, плакать, выть на луну, словно раненая волчица, проклиная несправедливость этой жизни. Но из горла не вырвалось ни звука: спазмом перехватило. Не дало опозориться ещё больше, выплескивая своё горе на всеобщее обозрение, открывая душу совершенно чужим и равнодушным, по сути, людям.

Неожиданно на плечо опустилась тяжёлая мужская рука. Но я даже не вздрогнула. Лишь молча повернула лицо к тому, кто неслышно подошёл сзади. Сморгнула, пытаясь вернуть чёткость зрению, затуманенному никак не желающими останавливаться слезами.

Появление Эриха Ленца не вызвало ровным счётом никаких эмоций, лишь вялое удивление где-то на задворках сознания. Одежда его была сухой, значит, он появился здесь ещё до дождя и, скорее всего, стал свидетелем недавнего разговора. Неприятно, но не смертельно. Хуже он обо мне уже и так не подумает. Разве можно думать хуже о том, кто и без того раздражает тебя одним своим видом?

Зачем он вообще здесь появился? Хочет отчитать ещё за какой-нибудь, с его точки зрения, проступок или непрофессиональное поведение? Что ж, пусть начинает. Даже оправдываться или переживать не буду. Мне уже всё равно. Мне всё… всё равно.

Но целитель меня удивил. Мягким касанием стёр со щёк солёные дорожки и опустился на сено рядом, обхватывая за талию и притягивая к своему тёплому боку. Сопротивляться ни сил, ни желания не было. Я словно заледенела в своём горе, ни на что не желая реагировать.

— Ну, что ты, девочка? Такая сильная, смелая… Столько всего за последние дни пережила и ни слезинки не проронила, а тут…

Его тихий голос с непривычно мягкими, участливыми нотками и неподдельное сочувствие вдруг что-то надломили во мне. Дышать стало тяжело, воздух с трудом проталкивался в лёгкие, сопровождаясь судорожными всхлипами. Тело забила мелкая дрожь, а слёзы хлынули нескончаемым потоком. Мужские руки обняли меня крепче, притягивая ещё ближе, а я… Я, наконец, позволила себе разрыдаться. Громко, горько, безнадёжно, пряча лицо на груди этого казавшегося таким сухим и чёрствым человека. Но сейчас я не хотела думать о причинах перемен в его поведении. Мне просто нужно было выплакаться. Выплеснуть из себя всё то, что накопилось, что не сбылось, все наивные мечты о будущем и казавшийся нескончаемым кошмар последних дней.