Зигзаги подлости - Хэммет Дэшил. Страница 2

— Единственной зацепкой является письмо, которое доктор Эстеп отослал незадолго до своей смерти, — заметил я. — Если человек пишет кому-то письмо, а потом кончает жизнь самоубийством, то естественно предположить, что в этом письме есть какие-нибудь ссылки или намеки на самоубийство. Вы не спрашивали его первую жену об этом письме?

— Спрашивал... Но она утверждает, что ничего не получала.

Здесь было что-то не так. Если Эстеп решил покончить счеты с жизнью в связи с появлением первой жены, напрашивается вывод, что письмо было адресовано именно ей. Он мог, конечно, написать прощальное письмо второй жене, но тогда вряд ли отправил бы его по почте.

— А его первая жена... У нее есть какие-либо причины не сознаваться в получении этого письма?

— Да, есть, — неуверенно ответил адвокат. — Во всяком случае, мне так кажется. Согласно завещанию, капитал переходит ко второй жене. Но первая жена, — конечно, если они не были официально разведены, — имеет основания оспаривать завещание. И даже если будет доказано, вторая жена не знала о существовании первой, то и в этом случае первая жена имеет право получить часть капитала. Но если суд присяжных признает вторую виновной, то с ней вообще считаться не будут, и первая жена получит все до последнего цента.

— Неужели у него такой большой капитал, чтобы кто-то решился послать невинного человека на электрический стул и прибрать к рукам деньги?

— Он оставил после себя около полумиллиона, так что игра стоит свеч.

— И вы считаете, что его первая жена способна на это?

— Откровенно говоря, да! У меня сложилось впечатление, что она совершенно не имеет представления, что такое совесть.

— Где она остановилась? — спросил я.

— В настоящий момент в отеле «Монтгомери». А вообще проживает в Луисвилле, если не ошибаюсь. Мне кажется, вы ничего не добьетесь, если попытаетесь у нее что-нибудь выведать. Ее интересы представляет фирма «Сомерсет и Квилл» — очень солидная фирма, кстати. Вот к ним-то она вас и отошлет. А те вообще ничего не скажут. С другой стороны, если дело нечисто, если она, например, скрывает, что получила письмо от доктора Эстепа, то я уверен, что и адвокатской фирме ничего не известно.

— Могу я поговорить с миссис Эстеп?

— В данный момент, к сожалению, нет. Может быть, дня через два-три. Сейчас она в весьма плачевном состоянии. Миссис Эстеп всегда была натурой впечатлительной и нервной. Так что смерть мужа и арест слишком сильно подействовали на нее. В настоящее время она находится в тюремной больнице, и ее не выпускают даже под залог. Я пытался добиться перевода в тюремное отделение городской больницы, но мне и в этом было отказано. Полиция считает, что с ее стороны это всего лишь уловка. А я очень тревожусь. Она действительно в критическом состоянии.

Адвокат снова разволновался. Заметив это, я поднялся, взял шляпу и, сказав, что немедленно примусь за работу, ушел.

Я не люблю многословных людей, даже если они говорят по существу. Самое главное — получить факты, а выводы я буду делать сам. От детектива требуется только это.

Последующие полтора часа я потратил на расспросы слуг в доме доктора Эстепа, но ничего существенного узнать не удалось — ни один из них не находился в служебной части дома, когда прозвучал роковой выстрел, и не видел миссис Эстеп непосредственно перед смертью доктора.

Потратив несколько часов на поиски, я нашел наконец и Люси Кой, помощницу доктора Эстепа. Это была маленькая серьезная женщина лет тридцати. Она повторила мне только то, что я уже слышал от Вэнса Ричмонда. Вот и все об Эстепах.

И я отправился в отель «Монтгомери» в надежде, что все-таки удастся узнать что-либо о письме, отправленном доктором накануне смерти. Судя по всему, письмо было адресовано его первой жене. Говорят, что чудес не бывает, но я привык проверять решительно все.

У администрации отеля я был на хорошем счету. Настолько хорошем, что мог попросить обо всем, что не очень далеко выходило за дозволенные законом границы. Поэтому, приехав туда, я сразу же отыскал Стейси, одного из заместителей главного администратора.

— Что вы можете рассказать о некоей миссис Эстеп, недавно поселившейся у вас? — спросил я.

— Сам я ничего не могу рассказать, — ответил Стейси. — Но вот если вы посидите тут пару минут, я постараюсь разузнать о ней все, что можно.

Стейси пропадал минут десять.

— Странно, но никто ничего толком не знает, — произнес он, вернувшись. — Я расспросил телефонисток, мальчиков-лифтеров, горничных, портье, отельного детектива — никто не мог о ней сказать ничего определенного. Она появилась у нас в отеле второго числа и в регистрационной книге постоянным местом жительства указала Луисвилл. Раньше она у нас никогда не останавливалась. Похоже, плохо знает город. Наш сортировщик почты не помнит, чтобы она получала письма, а телефонистка, просмотрев журнал, заявила, что никаких разговоров эта женщина ни с кем не вела. Дни она проводит обычно так: в десять — чуть раньше или чуть позже — уходит из отеля и возвращается лишь к полуночи. Судя по всему, друзей у нее здесь нет, поскольку к ней никто не заходит.

— Сможете проследить за ее почтой?

— Конечно, смогу!

— И распорядитесь, чтобы девушки из администрации и телефонистки держали ушки на макушке, если она с кем-нибудь будет говорить.

— Договорились!

— Она сейчас у себя?

— Нет, недавно ушла.

— Отлично! Мне очень хотелось бы заглянуть на минутку в ее номер и посмотреть, как она там устроилась.

Стейси хмуро взглянул на меня и, кашлянув, спросил:

— А что, это действительно так необходимо? Вы знаете, что я всегда иду вам навстречу, однако есть вещи, которые...

— Это очень важно, Стейси, — уверил я. — От этого зависит жизнь и благополучие еще одной женщины. И если мне удастся что-нибудь разнюхать...

— Ну, хорошо, — согласился он. — Только мне нужно предупредить портье, чтобы он дал знать, если вдруг она надумает вернуться.

В ее номере я обнаружил два небольших чемоданчика и один большой. Они не были заперты и не содержали ничего интересного — ни писем, ни каких-либо записей, ни других подозрительных предметов. Следовательно, она была уверена, что рано или поздно ее вещами заинтересуются.

Спустившись в холл отеля, я устроился в удобном кресле, откуда была видна доска с ключами, и стал ждать возвращения миссис Эстеп.

Она вернулась в четверть двенадцатого. Высокая, лет сорока пяти — пятидесяти, хорошо одетая. Волевые губы и подбородок ее отнюдь не уродовали. У нее был вид твердой и уверенной в себе женщины, которая умеет добиваться своего.

На следующее утро я вновь появился в отеле «Монтгомери», на этот раз ровно в восемь, и снова уселся в кресло, откуда виден лифт.

Миссис Эстеп вышла из отеля в половине одиннадцатого, и я на почтительном расстоянии последовал за ней. Поскольку она отрицала, что получила письмо от доктора Эстепа, а это никак не укладывалось в моей голове, я решил, что будет совсем неплохо последить за ней. У детективов есть такая привычка: во всех сомнительных случаях следить за подозреваемыми объектами.

Позавтракав в ресторанчике на Фаррел-стрит, миссис Эстеп направилась в деловой квартал города. Там она бесконечно долго кружила по улицам, заходя то в один, то в другой магазин, где было народу погуще, и выбирая самые оживленные улицы. Я на своих коротеньких ножках семенил за ней, как супруг, жена которого делает покупки, а он вынужден таскаться за ней и скучать. Дородные дамы толкали меня, тощих я толкал сам, а все остальные почему-то постоянно наступали мне на ноги.

Наконец, после того, как я, наверное, сбросил фунта два веса, миссис Эстеп покинула деловой квартал, так ничего и не купив, и не спеша, словно наслаждаясь свежим воздухом и хорошей погодой, пошла на Юнион-стрит.

Пройдя какое-то расстояние, она вдруг остановилась и неожиданно пошла назад, внимательно вглядываясь во встречных. Я в этот момент уже сидел на скамейке и читал оставленную кем-то газету.