В ожидании рассвета (СИ) - Маркелл Мерлин. Страница 39

Библиотека будто смотрела на мага, блуждающего в её недрах и издевалась над ним, поворачивая шкафы то тем, то другим углом, вытаскивая эти углы из некоей пространственной бездны; маг был готов поклясться, что она — библиотека, то есть — её и дышала, хрипло, иногда с присвистом, и он слышал это дыхание, когда смотрел в её тёмную глубину; но стоило ему начать прислушиваться специально, как звуки прекращались.

Маг вытащил листок из ближайшей коробки, уселся на пол и стал читать, надеясь найти объяснение происходящему Текст был на тзин-цо, искусственном языке смортов. Фарлайт прилежно учил его в школе, как и прочие науки; он даже считал себя неплохим тзинцоистом, но то, что было написано на бумаге, он никак не мог разобрать, лишь выхватывая отдельные фразы. Часть морфем была записана не так, как принято, и маг не сразу узнавал их; часть вообще не была ему знакома. Фарлайт решил, что это диалект тзин-цо, ещё более шифрованный, чтобы непосвящённые не могли прочесть его. Да и общеизвестный вариант языка создавался с той же целью, и верно прослужил своим создателям несколько сотен лет, пока секрет не перестал быть секретом, проданный канувшим в историю смортом одному тридану за контрабандную банку с криалином, когда тот ещё был вне закона…

Или это была старая версия тзин-цо, на которой уже давным давно никто не говорил и не писал? Возраст бумаги маг узнать не мог, ей могло быть как три года, так и три тысячи. На ощупь казалось, что листок был пропитан каким-то составом, что помогал ему не страшиться ни времени, ни влаги; а воздух здесь был довольно сырым.

Фарлайт бился над небольшим текстом целый час, но смог уловить только общий смысл. Автор письма (по всей видимости, Ирмитзинэ), утверждал, что в «утреннем часу жизни» нового плотного мира плоть лепилась как глина, сейчас же точится как камень водой, и тяжело менять её в больших масштабах. Также автор писал, что часть экспериментальной плоти уже не поддаётся развоплощению, особенно трудно разлагается костная ткань. Тогда он была вынужден использовать Землю как свалку, выбрасывая в разные уголки того мира скелеты, их части или нерастворяющиеся тела целиком, надеясь, что Солнце сожжёт их. Предположение оказалось ошибочным, и, если верить письму, земные люди стали находить кости, мигрируя по собственной планете. К счастью, писал автор, они вряд ли когда-нибудь догадаются об истинном происхождении тех костей. Письмо было подписано «НК», и эти буквы могли означать, что угодно. Имена, прозвища, названия в тзин-цо записывались буквами общего языка без гласных. Может, Ирмитзинэ написала эту бумагу в городе Аникао, или подпись поставила её переписчица по фамилии Ниоки…

Эта информация ничего не дала Фарлайту, и он отложил письмо, взявшись за рабочий журнал с картинками. Рукой художника были начертаны невероятные существа: одни с огромными ушами, длинными носами и клыками длиной в полторы собственных головы; другие — похожие на вставших на четвереньки разжиревших дагатов, причём невообразимо длинношеих; были там и люди, сгорбленные и уродливые…

Подивившись картинкам, Фарлайт взялся за другой журнал. Он был заполнен записями на жутком пиджине тзин-цо, древнего и архаичного общего языков, к тому же другим почерком, менее разборчивым. Как бы то ни было, чтение двинулось более споро, потому что читать общий язык было проще, чем разбирать многоэтажные морфемы.

Далее шла обстоятельнейшая таблица: какой экспонат когда начал шисменяться, какие осложнения испытал, когда погиб. В таблице было двести восемьдесят девять экспериментальных образцов, из них выжили двадцать шесть. С удивлением Фарлайт узнавал на картинках дагатов и чертей — затерявшихся среди неведомых существ с птичьими головами, полулюдей-полудеревьев и других чудовищ.

Фарлайт решил, что Энки, таинственный контролёр эксперимента, был демоном под началом Гардакара, но почему тогда ему отчитывались как минимум трое смортов? Да ещё «Саиторма», — может ли это быть старым названием смотрской столицы Саотими?

Через десяток страниц эксперимент вошёл в полную мощь. Сморты смогли даже превратить простого человека в кшатри — сразу четвёртого ранга! И все исследования резко прервались.

Последняя запись, датированная тем годом, была спешно-корявой.

Это оставило Фарлайта в недоумении. Выходит, Гардакар не только не имел отношения ко всем опытам, означенным в дневнике, он даже пытался прекратить их.