Предателей (не) прощают (СИ) - Суботина Татия. Страница 9
Невзначай, ага, как же! Для правнуков хлопотала, у которых мальчишечья гордость языки прочно связала!
Ух, прочную коалицию сколотили! Хоть бы кто сыграл на моем поле!
– Пока я не решу, что достаточно, – ответила им всем таким безапелляционным тоном, что никто даже не решился перечить.
Ха!
Маша – сама милота по жизни! Но никогда не стоит нащупывать пределы добродетели, иначе можно напороться на такой армагеддец – не будешь знать, откуда взялось на твою голову!
Самые опасные черти водятся в тихом омуте…
– Пойдем, – махнул рукой Тимур брату.
Оба ушли с гордо поднятыми головами и прямыми спинами – родовая выправка Князевых! Сыновья даже не заикнулись о послаблении наказания, а у меня уже в груди щемило…
Я прекрасно знала, как эти железки для моих мальчишек важны. Понимали они в них, словно еще в утробе начали изучение!
Мы даже программиста пару лет как не вызывали, сыновья устанавливали все сами. Что-то гениальное, как настаивал Широкий, в них точно было…
– Скоро позову ужинать и только попробуйте объявить забастовку! – крикнула вслед – ответа не дождалась.
Обиделись.
Ненавижу эти дедовские методы кнута и пряника! С детьми всегда можно договориться. Жаль, нервы мои сдали.
Видимо, организм намного сильнее нуждается в эмоциональной разрядке, чем мне казалось еще час назад. Вот уже на близких начала срываться…
– Поколение Z, – развела руками всезнающая продвинутая бабуля.
– Строго ты с ними, Князева, – покачал головой Широкий. – Не перегнула?
Я поморщилась: может, и перегнула. Но на этот раз мальчишки перешли черту дозволенного.
– А ты свой пароль не хочешь проверить? Что, если они и о тебе таким образом заботятся? – ехидно прищурилась я.
В ответ Артем так резво кинулся на кухню за телефоном, что едва не сбил Лампу с ног.
– Актерское достояние страны затопчешь! – раздраженно прикрикнула ему вослед бабуля. – Мои поклонники тебе этого не простят, медведь!
Видимо, у Широкого имелись запретные переписки. Иначе с чего бы ему так всполошиться?
– А я не прощу, если не перестанешь совать нос в мою личную жизнь, – предупредила я родственницу, понизив голос. – И мальчишек в этом начинании не смей поддерживать.
– Так нет у тебя, Шуша, личной жизни, – пожала плечами она.
– Вашими стараниями и нет, Лампа!
В лице бабули ни один мускул не дрогнул:
– Ты просто не тех выбираешь, Шуша, – заявила она.
– Пф-ф-ф!
Можно подумать, Лампа у нас была метким стрелком Купидона!
Она успела шесть раз побывать замужем, и это только официальные цифры. Каждый муж был очередной любовью до гроба. Хорошо еще, что никого хоронить не пришлось: разводились бывшие влюбленные со скандалами, битьем посуды и последующей короткой депрессией бабули.
А уж сколько у нее случалось головокружительных романов в промежутках между замужествами! М-м-м, даже и сосчитать не возьмусь!
– Жениха нужно искать, отца для мальчишек, а не легкомысленные романы пытаться закрутить. – Между бровей Лампы пролегла глубокая морщинка. Сейчас бабуля не играла, была полностью серьезна, давая понять, что она обо мне беспокоится. – Еще и с женатиком.
– Вот совсем упустила момент, когда ты заделалась ханжой, – приметила я. – В новую роль вживаешься?
– Беспокоюсь о тебе, глупая! Годы идут, не успеешь оглянуться, как мальчишки вырастут и уйдут на вольные хлеба, а ты так одна и останешься. Уже немолодая, но все еще красивая женщина с сердцем, на котором амбарный замок, – навела драматизма Лампа. – Не стоит разменивать себя на таких слизняков, как бобер. Тебе с его крокодилицей поближе захотелось познакомиться?
– Бобров – мое досадное упущение! – вскинулась на собственную защиту. – Нужно было получше проверить факты из его биографии перед тем, как раздавать авансы.
Бабуля расхохоталась:
– И ты еще спрашиваешь, откуда пацанята взялись за такие методы? Да они от тебя этой подозрительности нахватались! Ты же после своего Ва…
– Не смей! – словно змея зашипела я. – Даже имени его произносить не смей в моем доме!
Правду говорят, что сильнее всего мы способны ненавидеть тех, кого горячо любили. К Ивану Давыдову ненависть во мне просто клокотала! Я боялась в ней захлебнуться, если только допущу этого предателя к себе в мысли!
ГЛАВА 4
Давыдов
«Выродок! Кретин! Дьявольское отродье!»
«Отдай бабло! Отдай!»
«Мне нужно выпить!»
«Я же мать твоя, неужели тебе меня совсем не жаль, Ванечка?»
«Ненавижу тебя! Ненавижу! Чтоб ты сдох, сволочь!»
Вечер был по-летнему теплый. Громко стрекотали сверчки. Давыдов сидел на обшарпанной годами лавочке во дворе дома, где вырос.
Ветер скрипел качелями, а в ушах Ивана продолжала надрываться мать.
«Лучше бы я аборт сделала! Нет! Удушить тебя надо было еще при рождении! Всю жизнь мне испоганил, с*ка!»
И другой, совсем чужой мужской голос:
«Дашка? Так схоронили полгода как уже».
Тот давний разговор Давыдов все не мог забыть, как и свое неподдельное удивление.
– Как схоронили? – Во рту резко пересохло, точно он бухал неделю, не меньше. А последующий глупый вопрос сорвался с губ так быстро, что и проконтролировать не успел: – Точно умерла?
– Дык, точно, Ванька, – ответил дядя Коля – сосед. – Точнее не бывает.
– Что случилось? – внутри двадцатилетнего Давыдова будто надорвалось что-то важное, отчего и дышать стало тяжелее.
– Выбросилась мамаша твоя из окна, Ванька. Белая горячка, белочка толкнула».
Давыдов запрокинул голову, от звезд на небе слепило глаза. Или не от звезд?
Все же в Америке нет такого неба, только здесь оно необычно яркое, свое, что ли…
Дарью Ивановну Давыдову не за что было любить. Бывшая учительница младших классов, позор двора, спилась и сгинула, как придорожная пыль под ногами.
Объяснить да и понять такое оказалось сложно, но Иван ее… любил. По-своему, наверное. Больной, какой-то непонятной любовью. Она его ненавидела, гнала от себя и паскудила всяческими словами, а он… Все возвращался домой, боролся с ее пагубной привычкой выпить, как мог. И ненавидел, конечно, тоже.
Да, Иван Давыдов был ненужным сыном алкоголички. Это теперь он известный боксер, бизнесмен, богатый уважаемый человек, а тогда…
Тогда Ванька каждый день выживал, начал работать с шести, чтобы пожрать было что, если мамка не забирала деньги на очередную бутылку. В школу пошел с восьми, слишком поздно, потому что матери не до образования сына оказалось: собутыльники-сожители, пьянки, кутеж…
В десять впервые попробовал себя в уличной драке: животная злость на мир требовала выхода. А с тринадцати стал зарабатывать на боях без правил. Там его и заметил Александр Малконский – первый тренер будущего чемпиона.
Он его и забрал в свой клуб боксировать, лепил спортсмена. И по его протекции Иван попал в Америку, где подписал выгодный контракт. Малконский положил начало его карьеры. Через несколько лет они с тренером разбежались, «не сошлись во взглядах» – писала пресса. И только узкий круг знал, что Давыдов попросту отказался участвовать в заказных боях, а Малконский от его бунта потерял в бабках.
Не заручись Иван поддержкой меценатов, которые стали ярыми поклонниками его таланта, и на карьере боксера можно было бы ставить крест. А так утопить Давыдова – восходящую звезду бокса – у Малконского не вышло, вот и разошлись они как в море корабли.
Иван опять перевел невидящий взгляд на темные окна своей бывшей квартиры, отошедшей государству. Десять лет назад он отсюда убегал, теряя тапки. Лишь бы вырвать кусок пожирнее, лишь бы схватить птицу счастья за хвост, выбиться из грязи.
Все надеялся, что подзаработает чуток и мать вытянет, сдаст на принудительное лечение в какой-нибудь американский центр борьбы с алкоголизмом. Вдруг, когда любовь к водке исчезнет, она вспомнит и о сыне?