Артуриана (СИ) - Старкина Виктория. Страница 8

— Приветствую тебя, храбрец! — крикнул он.

Ланселот приблизился и почтительно склонился перед королем.

— Ты славно бился. Назови себя!

— Мое имя — Ланселот Озерный, Ваше Величество, — ответил тот. — Я пришел, чтобы служить тебе верой и правдой и отдать за тебя жизнь, если потребуется!

Услышав эти слова Артур нахмурился, заметил он и кружевную ленту на древке копья. Обернувшись, брат выразительно взглянул мне в глаза.

— Это он? — спросил он тихо. — Твой таинственный возлюбленный из Броселианда?

— Это он, мой король, — так же тихо откликнулась я, удивленная, что тот помнит. Ведь он был еще совсем ребенком тогда, прошло столько лет!

— Что ж, — Артур кивнул, а потом отстегнул меч и направился к арене. Спустившись, он встал прямо напротив Ланселота.

— Сразись и со мной, докажи, что достоин стать рыцарем Камелота. Докажи, что достоин занять место за Круглым столом. Бойца, равного тебе, прежде не встречал, но говорят, что и я сражаюсь недурно!

— Если Вашему Величеству будет угодно, — Ланселот вежливо кивнул, а я подумала, что сражение не будет честным: Артур прекрасно владеет мечом, и он свеж и силен, а Ланселот уже измотан многочисленными битвами.

Тем не менее, едва противники сошлись, стало понятно, что они равны, а мое сердце сжала тревога. Они сражались хоть и затупленными мечами, но могли навредить друг другу, а я не желала, чтобы с ними случилось дурное. Толпа тоже застыла, поединок между королем и сильнейшим рыцарем приковал всеобщее внимание. Такого они еще не видели! И люди смотрели во все глаза.

Наконец, уверенным движением Ланселот выбил меч из рук Артура, а после приставил свой клинок к груди правителя.

Артур поклонился победителю, признавая поражение, затем поднялся и протянул руку.

— Твой меч, — приказал он.

Ланселот протянул меч, жестом Артур приказал ему встать на колени. Преклонив колено перед королем, Ланселот опустил голову, и Артур поочередно коснулся каждого плеча клинком, а затем повелел встать.

— Поднимись, сэр Ланселот, рыцарь Круглого стола, — произнес он, и толпа рукоплескала такому решению. Новый рыцарь быстро стал всеобщим любимцем.

— А теперь иди, поклонись даме, что дала тебе эту ленту, — приказал Артур, после чего Ланселот приветствовал меня. Мое сердце разрывалось от счастья, я едва сдерживала готовые пробиться наружу потоки огня. Ланселота посвятили в рыцари. Он избрал меня своей дамой! Точнее, это я избрала его, ну так пусть, какая разница!

К чести Артура надо сказать, что любой другой король на его месте постарался бы удалить Ланселота от двора, опасаясь соперника, превосходящего мастерством и красотой, пользующегося такой любовью народа. Того и гляди, за ним пойдет толпа, а значит, неизбежны восстания! Но Артур потому и был королем, не знавшим равных в истории, что в его сердце не было места для коварства или дурных умыслов, он был горяч, но честен, открыт и благороден.

Ланселот в свою очередь тоже никогда бы не осмелился воспользоваться народной любовью против своего короля, никогда бы не стал оспаривать право на престол, но был всегда готов отдать жизнь за того, кому присягнул на верность, и таким остался до своего смертного часа, несмотря на все, что случилось позже.

С этого дня Ланселот находился при дворе, получил новый меч и новый плащ, а также одну из спален в замке, в той его части, где жили рыцари, довольно далеко от покоев короля и еще дальше от башни, где располагались мои покои.

Отныне я могла видеть своего рыцаря постоянно, однако, не могу сказать, что тот как-то показал мне свою благосклонность: нет, при встречах он оставался неизменно приветлив, почтителен, но не более. Я надеялась, что он просто не осмеливается приблизиться к сестре самого короля, но не зря умела видеть будущее — сердце подсказывало иное. Ланселот не разделял моих чувств, он берег свою любовь для кого-то другого, не для меня.

Я грустила, но не впадала в отчаяние, ибо в душе уже зародилась мятежная мысль — я могу в любой момент подчинить его себе с помощью магии, могу сделать так, что он полюбит меня. Да, такая любовь не будет подлинной, но я постараюсь забыть об этом. Однако пока надеялась добиться внимания моего рыцаря иным способом, не прибегая к заклинаниям и ритуалам.

День шел за днем, все они были похожи один на другой: я присутствовала на пирах и турнирах, остальное время проводила в своей комнате, упражняясь в волшебном искусстве, ощущала, как растет моя сила, но понимала, что она еще не достигла пика: я могу куда больше, нужно лишь ждать и учиться, учиться и ждать.

Так прошло три года, и Артур превратился из юноши, начинающего правителя, во взрослого мужчину и короля, в котором уже можно было различить признаки грядущего величия, что предрекал ему некогда волшебник Мерлин.

Сам чародей всего несколько раз посещал Камелот, проведать своего воспитанника, посмотреть, как идут дела в Логресе, и я неизменно была рада видеть учителя. Он передавал мне приветы от наставницы, травы и снадобья из леса, а я в ответ посылала Ниниане, Владычице озера, богатые дары и поклоны.

— Ты становишься все сильнее, моя прекрасная воспитанница, — сказал мне Мерлин во время прошлого посещения, — Скоро не будет никого, кто сможет остановить тебя, если понадобится. Пока еще ты не можешь равняться со мной и Нинианой, но скоро, уже скоро, достигнешь силы…

Мы стояли у окна моей горницы, глядя на равнины, что окружали замок. Я подняла на него заинтересованный взгляд.

— Что нужно, чтобы ее достичь, учитель? — спросила я.

— Лишь великие бедствия и страдания делают нас сильнее, позволяя идти вперед, — ответил Мерлин. — Но помни, великая сила — есть великая ответственность. Владеть ею страшно, огонь, что горит внутри, может однажды сжечь и тебя. И все же, у тебя доброе сердце, Моргана, верю, оно не даст тебе оступиться.

— Спасибо, — я кивнула. Не знала, доброе ли у меня сердце на самом деле, ведь не было повода это проверить. Повинуясь внезапному чувству, рассказала человеку, заменившему мне отца — нельзя же назвать отцом лорда Горлойса, коего я не помнила, или короля Утера, которому не было до меня дела, — о своей любви к Ланселоту, к несчастью, безответной.

Мерлин выслушал и нахмурился.

— Бойся, дитя, — произнес он задумчиво, — Подобные чувства могут довести до погибели, знаю по себе.

— Ты очень любишь ее? — улыбнулась я, — Ниниану?

Мерлин кивнул.

— Думаешь, старики, вроде меня, не способны на любовь?

— А она тебя? Тоже любит?

— Она молода и ветрена, но мы уже столько лет вместе. Мне хотелось бы верить, что она любит меня. Скажем так, половина ее сердца точно любит меня. А вот другая — не знаю.

— А что же любит другая половина? — заинтересовалась я.

— Власть. Она честолюбива и жаждет господства.

— Над всем Броселиандом?

— Нет, — Мерлин покачал головой, — Над всем миром земным. И над блаженным островом Авалон. И над всеми мирами, коих тысячи тысяч.

— Ну, этого у нее не выйдет, — усмехнулась я.

— Остановишь ее? — на его губах мелькнула улыбка.

— Нет, конечно, нет, — я смутилась от его слов. — Просто никому это не удавалось раньше, не удастся и впредь.

Мерлин кивнул. Слова учителя заставили задуматься, и я поняла, что к своему удивлению никогда не размышляла о том, честолюбива я или нет. Видимо, все ж нет. Это Моргауза стремилась к власти и богатству, заключала выгодные союзы и гордилась своей ролью Оркнейской королевы. А я бы могла довольствоваться любовью Ланселота, положением любимой сестры Артура и могуществом, которое давала мне магия.

Как жаль, и столь малое, что просила я от судьбы, ускользнуло из моих рук.

Глава 5. Дикая охота

Подошла к концу осень, начались дни Самайна. В те времена Самайн был главным праздником: переход из мира земного в мир призрачный, прощание с мертвыми, поворот от лета к зиме — были на колесе Самайна, и в дни его все, от королей до бедняков, отдавали должное мрачному величию смерти. Теперь до весны природа и люди ждали возрождения, ждали, когда вновь засияет в небе солнечный диск.